Фуга. Чёрный солдат

*

    Промозглый московский воздух ненастного вечера сообщил Марине, что он не желает видеть её сегодня на улицах столицы. И это чувство было взаимным - едва майор Воробьёва покинула коридор служебного здания, ей снова захотелось оказаться в тепле. Желательно, чтобы это принявшее её тепло было не только внешним, но и душевным. Она достала мобильный телефон и вызвала номер, который всегда оставался первым в списке её контактов.
    - Привет, Виктор. Не против, если я сейчас приеду?
    Обычно, собираясь навестить сына, Марина что-то покупала для него - игры, книжки, что-то ещё, что могло порадовать шестилетнего мальчишку. Профессиональные знания ей говорили, что этим она подкупает ребёнка. А ещё вернее - откупается от него, от своих невыполненных родительских обязанностей. И всё-таки ей хотелось видеть радость в глазах Никитки. Но в последнее время, долго размышляя о Беркуте, о том, чем он так привлёк её, она словно заразилась его потребностью в искренности, доброте и простоте отношений. Сегодня она решила ничего не покупать сыну. Лучше, если ребёнок будет в настроении, просто почитает ему вслух одну из книжек. Или попросит почитать его самого - Виктор гордился, что он уже выучил сынишку читать очень хорошо. Вот она и доставит им обоим удовольствие тем, что восхитится этими заслуженными успехами.
    Однако идти в дом с пустыми руками было непривычно - даже для самой себя Марина после служебного дня всегда заходила в попутный продуктовый магазин. Вот и сейчас она купила обычных продуктов. Почему-то этот факт вызвал в ней не виноватое напряжение перед визитом к бывшему мужу и их совместному ребёнку, а, наоборот, желание поскорей прийти к ним. В дом, который когда-то и она называла своим.
    - Мы не ждали тебя сегодня, - озадаченно сказал Виктор, поправив вязанный жилет и потрогав лысину, - Что приготовить на ужин?
    - Давай я сама приготовлю. Никита, хочешь вареников с картошкой?

    Во время ужина Марина неожиданно заснула. Только что они втроём ели и переговаривались, как вдруг её рука с вилкой, на которой был нацеплен надкушенный вареник, резко упала на тарелку, а голова клюнула вниз. На удивлённый взгляд ребёнка его отец сказал:
    - Мама устала. Доедай и пойди к себе, поиграй там.
    - Извините, что-то я... - сказала Марина, старательно избегая встречи с испытующим взглядом бывшего мужа.
    После окончания ужина и ухода ребёнка Виктор стал убирать со стола.
    - Ты собираешься выйти замуж? - спросил он.
    Марина медленно отрицательно покачала головой.
    - Вряд ли.
    - Но ты беременна? Я помню, ты всегда внезапно засыпала во время беременности.
    - Да, - тихо ответила Марина и почувствовала, как по её лицу потекли слёзы.
    Она плакала не так, как плачут обычно - невольно кривясь и гримасничая, она не смахивала слёз с лица и молчала.
    Виктор вытер стол кухонным полотенцем и уселся напротив.
    - Рассказывай. Ты же такая вся из себя сильная женщина, наверняка всё только в себе держишь, ни с кем не делишься.
    - По идее, ты должен быть последним человеком, с кем мне пристало бы делиться своими любовными сложностями, - усмехнулась Марина.
    - По идее... По идее мне не следовало жениться на девушке значительно младше себя, по идее я должен был постараться зарабатывать больше, по идее мне не следовало оставлять ребёнка на своё воспитание после развода, по идее много ещё чего. Но я ни о чём не жалею. Так что - к чёрту идеи. Рассказывай.

    Знакомство Миры со Святославом, выказанное им восхищение девушкой, благотворно подействовали на настроение не только Свята, но и Миры. Она снова стала заходить к Беркуту, чтобы поболтать о разных интересных для обоих вещах. Одной из самых любимых тем для этой болтовни у них по-прежнему была головоломка "каким видит мир бог". Каждый периодически придумывал к этому что-то новое и при встрече делился с другим. Они даже будто соревновались в самых поражающих воображение умозаключениях.
    - Вот ты говорил про всякие поля и волны, - говорила Мира, глядя на Беркута, который в это время старательно чистил картошку, - радио, звуковые, электромагнитные и прочие. Люди их не видят, и мы тоже не приглядываемся, нам без надобности. А бог должен их видеть. Что же за хаос у него в глазах, когда он смотрит на Землю?
    Беркут попытался представить. Как всегда, не получилось, но мысль и результат попытки представить - впечатляли.
    - Да, если бы волны сделались видимыми и посмотреть на это нашими глазами, это был бы хаос, в котором всё перепутано и невозможно ничего понять, - согласился он, - Но твой отец говорил, что всё сущее в своей основе - это информация. А если всё представить в виде информационного кода, то легче и допустить, что кто-то может видеть одновременно всю Землю, включая разные поля и волны, и не воспринимать это как хаос.
    - Но ведь так не интересно, - резонно заметила Мира, - Я вот сегодня надела коричневую шубку с белой опушкой, медными пуговицами и подвесками.
    - Красивая шубка, - кивнул Беркут по извечной мужской обязанности.
    - Но если смотреть только на информационный код, то безразлично, что именно на мне надето.
    - А ты уверена, что богу это не безразлично? - насмешливо поднял бровь Беркут.
    - Конечно уверена! Ну, то есть, может, конкретно мой наряд ему безразличен, но он создавал наши глаза и разум такими, чтобы мы могли отличать красивое от некрасивого. А значит, он сам понимает в этом. Вот так! - победно закончила Мира.
    - Даа... - впечатлился Беркут, ставя кастрюлю с картошкой на плиту, - Ты меня уделала. Ничего, я продумываю другой аспект, от которого ты будешь в ауте. Но это - в другой раз, а сегодня твой день.
    - Что такое аут? - с довольным видом начала расспрашивать Мира.