Гагаринцы

Пролог Гонки на вылет

Старая взлетная полоса кое-где поросла травой. Сквозь трещины асфальта проглядывали желтые головки мать-и-мачехи. Один цветок торчал у подножия девятиметровой единицы, рядом с которой пристроилась такая же гигантская тройка. Разметка.

Перед цифрами на полинявшей от времени «зебре» стояли два практиканта и вглядывались в небо. Один был рыжий, вихрастый, в рубашке с закатанными рукавами, школьный джемпер его давно валялся в пыли на обочине полосы. Второй — выше ростом, коротко и аккуратно стриженный, но явно к этой стрижке непривычный — задумавшись, он норовил поправить несуществующую челку.

— Если колеса еще цепляются за землю, а ты уже летишь...

— Значит, шасси отвалилось, — продолжил рыжий, что-то отмеряя шагами в начале полосы.

— Нет в тебе романтики, Лось, — вздохнул его приятель, рассеянно улыбаясь. — Так сознавайся, зачем ты меня сюда притащил?

— Хочешь просто оттрубить практику, потом вернуться в школу, и все?

— Мне не нравится, когда у тебя такой взгляд.

— Вот скажи, Сокол, мы здесь зачем? Чтобы проверить себя. Показать, готовы ли мы стать частью советского космофлота. А что мы делаем?

— Проходим учебно-производственную практику. Профориентируемся.

— И это мне говорит человек, который заявил, что Ленин ничего не писал о космосе, потому что в его времена космоса еще не было?

Соколов покраснел и шумно выдохнул.

— В первом классе! Кстати, ты так и не ответил, почему мы бродим по территории после отбоя.

Отвлекшись от подсчетов, рыжий поднял руку и погрозил пальцем куда-то в сторону ангаров.

— Весь физмат увидит, кто на самом деле будущее космонавтики!

— Ты просто задачу неправильно решил, и физматовец тебе это сказал. Ну противно сказал, да.

— Это неправильная задача! Технически такая штука разгоняется до ста, и я докажу.

— Лось, мы за такое с практики вылетим! Или того хуже — из комсомола.

— Не вылетим. Комсомол про героизм, а чего геройского в том, чтобы дрыхнуть в койке, не отстаивая свою правоту. Короче, Сокол. Ты друг или поросячий хвост?

— А просто сообщить преподавателю, что в задаче ошибка, нельзя?
— Кто тебе поверит без испытаний? Утверждение требует доказательства. И мы его добудем.

У некоторых людей есть свойство так убедительно говорить фигню, что в твоем личном измерении окружающих она неумолимо становится правдой. Саша Лось оправдывал фамилию и к любой своей цели несся напролом, подхватывая по дороге товарищей, до которых успел дотянуться. Сказать ему слово «невозможно» — все равно, что бросить зажигалку в бак ракетного топлива. Не факт, что выживешь, зато эффектно.

А именно это слово и сказал надменный старшеклассник из физмат лицея, даже имени которого друзья пока не знали. Перед мысленным взором Лося тот уже смотрел, как несется над взлетной полосой аппарат, который старшеклассник назвал тихоходным старьем, и кусал губы от бессильной ярости.

Перед мысленным взором лучшего друга Лося Максима Соколова суровый начальник академии не просто грозил содрать с обоих комсомольский значок, но и приступал к собственноручному исполнению этой кары. Кажется, в незапамятные времена над головой при этом еще ломали шпагу. Но, возможно, это уже не имело отношения к комсомолу. В истории отличник Соколов был слабоват и выезжал на краткосрочной памяти.

Небо становилось все темнее, но из-за голубоватых строгих фонарей ленинградского стиля звезды едва проглядывали. Вдалеке виднелись круглые бока ангара и кроны тополей, где ночевала стая ворон. Хорошо, тем, кто родился с крыльями. Человеку крылья надо заслужить.

Уговорить физматовца на спор и эксперимент оказалось просто. Этот Каминский — его фамилию Соколов подсмотрел в учетной ведомости — разделял страсть Лося к дуэлям на доказательствах и хотел видеть, как наглая рыжая лосья морда покроется красными пятнами бессильной злости. Впрочем, для этого не надо было и проигрывать. Каминский бесил уже только своей манерой тянуть слова и задирать нос, не говоря о поминаемых всуе рядах Фурье и прочих преобразованиях Лапласа. Самолично лезть на рожон он не пожелал, поэтому спокойно ждал на полосе, пока двое друзей стояли у двери ангара. Безнадежно закрытой, как и положено ночью.

— Ты же сказал, что она открыта, парнокопытное! На чем теперь будешь Каминскому класс показывать, на метле?

— Надо будет — и метлу разгоним. И погоним той метлой… кого надо. Посвети лучше.

Соколов вздохнул и включил экран электронных часов в режим фонарика. В синеватом свете показался стальной, как на старинном чемодане, замок с простейшим цифровым кодом на вращающихся дисках. Замок старый, но это — тысяча комбинаций, даже если цифры не повторяются. К счастью, Лось отверг комбинаторику, и вооружившись механикой, осторожно вращал первый диск, едва двигая пальцами. Он ждал, когда легкое сопротивление, необычный ход или щелчок, подскажет ему, что диск встал в нужное место.

В такие моменты кажется, что весь мир на тебя смотрит. Куст подглядывает. Звезды пялятся. Тополь не одобряет. А еще вот-вот набегут дежурные, с криком «держи вора». Соколу отчаянно хотелось говорить о чем угодно, чтобы сердце так противно не стучало в ушах, но Лось почти не дышал и только слушал замок.