Гайдзин. Другая сторона реки

Глава 1

Среди далёких 

горных склонов слышу звон

Колокольчиков.

Оборвётся зимний сон,

И вновь отправлюсь я в путь.

Успех любого профессионального писателя заключается не только в мастерстве, оригинальности и фантазии. Несомненно, эти составляющие чрезвычайно важны, ведь без фантазии любая твоя работа будет серой и пресной как просфора на причастии. Не обладая хоть малой долей оригинальности, ты обречен на посредственность и вечное подражание известным авторам. Без мастерства ты будешь писать хуже, чем новорожденная мартышка, а каждое твоё предложение вызовет у читателя рвотный рефлекс. Все три составляющие необходимы хорошему автору, но они – не главное.

Постоянство. Только благодаря постоянству ты сможешь выпускать по несколько работ в год, и редактор одобрит и отправит в печать каждую твою книгу.

Не верите? Вспомните легендарного писателя Стивена Кинга. Этот безумец ежедневно с раннего утра запирается в кабинете и не выходит, пока не родит две тысячи слов минимум. Написал две тысячи и свободен, можешь заняться делами, семьёй, хобби.

Так уж вышло, что я тоже пишу, и две тысячи слов для меня ничто. Шесть тысяч – самое меньшее. Нет, я не содержу бригаду из таджиков-нелегалов, которые писали бы за меня. Я не перекачиваю информацию из мозга в компьютер по кабелю, как это делал Нео в «Матрице». Даже телепатически я этого не умею, по крайней мере пока. В чем же мой секрет, спросите вы?

У меня никого нет. Нет семьи, которой необходимо уделять время. Моей хозяйственности не хватает, чтобы всерьез заниматься обустройством и поддержанием порядка в однокомнатной «хрущёвке». Хобби? Да, есть одно. Я пишу и делаю это достаточно хорошо, чтобы мои книги уходили в продажу и приносили достаточно денег. Уж денег-то мне хватает. Но какой в них смысл, если не на что тратить, кроме алиментов бывшей жене, квартплаты и еды?

Восьмитысячное слово отделилось пробелом в текстовом редакторе, когда мой телефон вибрацией загремел на столе. Неужели редактор так рано требует готовую рукопись? Вряд ли, ещё несколько месяцев до сдачи. Я потёр уставшие глаза, взял пачку сигарет с зажигалкой, старенький телефон, так нагло оторвавший меня от работы и пошёл на балкон.

Глядя в окно, я закурил и начал наблюдать за жизнью во дворе моего дома, и снова этот наглец, собранный в Китае, напомнил о себе вибрацией.

«Через неделю прилетаю в Россию.»

«В следующее воскресенье ничего не планируй. Идём на кладбище к маме.»

Сообщения от сестры вернули меня в реальность. Она – это всё, что осталось от моей семьи, отказывать ей не стоит. К тому же, в следующее воскресение будет уже десять лет, как умерла мама. Выхода нет, освобождаем этот день от безудержного написания очередных шести тысяч слов.

«Ок», - пишу я в ответ и кладу телефон на подоконник.

Я продолжил созерцать жизнь своего двора, наблюдать, как дети играют в футбол, парочки обнимаются на скамейках, молодые семьи гуляют с детьми. Непроизвольно я вспомнил свою бывшую жену и нашу маленькую дочь. Мы развелись два года назад, и они полностью покинули мою жизнь, лишь отметка в календаре о дне рождения дочери и списание алиментов с карты напоминали мне о них.

— Даже на родине мне не удалось создать семью, — вырвалась вслух мысль, когда я выбросил окурок в окно и пошёл обратно к ожидающему меня недописанному тексту.

Стоило переступить порог комнаты, как о себе напомнил забытый телефон. Снова вибрация, но уже долгая и периодично повторяющаяся. Сестра решила позвонить? Те две буквы, что я отправил, не смогли передать ей моего смирения и полной готовности следовать любым её указаниям в следующее воскресение?

Я взял телефон, и на экране меня приветствовал длинный номер телефона, начинавшийся с кода страны «+81».

Япония.

Мои руки задрожали, а сердце застучало так, будто я пробежал стометровку, выкурив перед этим пачку сигарет. Адреналин ударил в голову, и я буквально слышал, как в ушах шумит кровь.

— Да? — тихо ответил я.

— Врад? — с сильным японским акцентом проговорил знакомый юношеский голос. — Врад? Это ты?

— Да, Кай, это я.

Юноша на другом конце начал уже бодрее выпаливать слова на ломанном русском, но использовал он этот язык крайне редко, а говорить пытался слишком быстро, поэтому из его речи было понятно чуть меньше, чем ничего.

— 待って、かい, — перебил я по-японски. — 日本語で言って!*

* "Подожди, Кай. Говори на японском" (яп.)

   — Мама умерла, — отчётливее и спокойнее сказал он. — Мне нужна помощь. Сможешь прилететь?

Я точно услышал сказанное, но эта новость вызвала бурю в моей голове, поэтому с трудом усваивалась. Я тяжело задышал в трубку, слушал дыхание Кая по ту сторону, и осознание этой мысли медленно, но неизбежно приходило ко мне.

Томоко умерла.

— Влад, ты меня слышишь? — спросил Кай.

— Да, да, я слышу, — как можно спокойнее проговорил я. — Она умерла? В смысле, сама? Её не…

— Нет, её не убили. Повесилась.

Я сел на пол балкона и закурил ещё одну сигарету. Мой мозг начал судорожно обрабатывать информацию и строить причинно-следственные связи. Мальчику месяц назад… Нет, полтора месяца назад исполнилось восемнадцать. Скоро окончание школы. У него умерла мать. Должно быть, он чувствует себя дерьмово – уж я-то могу понять. И, скорее всего, ему угрожает опасность.