Ганс Эдегор

Глава 4. Иносея

Планам леших не суждено сбыться. Если они изначально рассчитывали полакомиться человечиной, то теперь в панике уносили ноги. И то далеко не всем это удалось. Не помог лешим и десяток древообразных обитателей леса – смертоносные мечи Ганса Эдегора безжалостно рубили древней на щепки.

– Безмозглые чурбаны, – угрожающе рычал наёмник, рассекая пополам очередного противника.

Уже после боя Ганс Эдегор выбрал среди останков древней несколько крепких поленьев.

– Хорошенько свяжи их, сынок, – хрипло приказал Рубака.

– Но зачем? – недоумевал Сэм, с опаской поглядывая на поленья, которые ещё десять минут назад тянули к нему острые, точно клинья, пальцы. – Не лучше ли сжечь?

– Именно так мы с ними и поступим, сынок, – криво усмехнулся наёмник. – Знаешь ли, ничто так хорошо не горит, как древень. Одного такого полена хватит на всю ночь. Понял?

Монах с неохотой кивнул и осторожно, точно боясь, что поленья оживут, связал их кинутой наёмником верёвкой. Наблюдая за ним, Ганс Эдегор задумался, а затем тихо хихикнул. Тонкие губы охотника на нечисть сложились в подобие улыбки: он вспомнил, как впервые повстречал древней. За неделю до того ему исполнилось семнадцать лет. В отличие от Сэма, Ганс Эдегор не убегал от кровожадных обитателей леса и не прятался. Он бесстрашно кинулся в самую гущу сражения. Наставник – Дин Говейн – долго вычитывал юношу за безрассудство, но в голосе матёрого охотника на нечисть слышались и довольные нотки. «Ничего, скоро повидаемся», – с теплотой подумал Ганс Эдегор.

Поздним вечером устроили привал. Рубака разжёг костёр и, предаваясь размышлениям о перспективах кампании, наблюдал, как юноша извлекает из мешочка скудный ужин. Немного вяленого мяса и две хлебные лепёшки.

Ели молча. Сэм не лез с расспросами после разговора о Диффусе Френсисе. Обиделся на грубый тон монах или нет, Гансу Эдегору было без разницы. Но вот что удивительно, он уже соскучился по глупым вопросам юноши. «Неужели привязался к нему? – негодовал в душе охотник и тут же успокаивал себя: – Нет. Просто я слишком долго ни с кем не перекидывался более чем двумя словами».

Раздался шорох, и Ганс Эдегор опустил взгляд: почуяв запах еды, Ци показала из-под куртки наёмника мохнатую голову и, дважды клацнув жвалами, поспешила залезть на плечо, а оттуда быстро перебралась на мозолистую ладонь хозяина.

– Проголодалась, – хмыкнул Ганс Эдегор и с удивительной нежностью для такого грубого человека подсунул питомцу кусочек мяса.

Сэм, как обычно, вздрогнул при виде паучихи. Охотник знал, что монах так и не свыкся с присутствием Ци. И без того бледный юноша стал болезненно серым, смотря на прожорливую хищницу, и успокоился, лишь когда паучиха исчезла в рукаве куртки Ганса. Утолив голод, наёмник опёрся спиной о ближайшее дерево и прикрыл глаза.

– Меня мучает один вопрос, но я всё не осмелюсь его задать, – подал голос Сэм.

– Тогда лучше ляг спать.

– Но… Вы же обещали ответить, – с укоризной напомнил монах.

– Тебе мало истории о людоеде, который меня чуть не прихлопнул себе на обед? – проворчал Ганс Эдегор и машинально потёр уродливый шрам на шее. – Хорошо, ты не видел меня без рубахи – пришлось бы рассказывать о покушавшейся на меня нечисти до конца своих дней.

Сэм смутился и, поджав под себя худые ноги, обхватил колени. К собственному недовольству, Ганс Эдегор испытывал жалость к монаху. Пытаясь её подавить, наёмник устремил тяжёлый взгляд на юношу. Сэм тут же съёжился, но глаз не отвёл.

– Давай уж, спрашивай, – проскрипел наёмник, понимая, что уже жалеет о вырвавшихся словах.

Монах облизал пересохшие губы, гадая, а стоит ли? Наконец он решился:

– За что вас отлучили от церкви?

Большие кулаки наёмника сжались, став похожими на каменные глыбы. Ганс Эдегор резко поднялся на ноги. Он чувствовал, как Сэма охватил страх. «И правильно! Пусть боится!» – рявкнуло в голове наёмника.

– Простите за дерзость, – еле шевелил губами монах. – Если вы не желаете…

Рубака словно не слышал Сэма. Он подошёл к костру и какое-то время смотрел на огонь. Языки пламени плясали, рисуя перед ним страшную картину. Ганс Эдегор скрипнул зубами и, достав из-за пазухи флягу с ромом, вернулся под дерево. Он сделал несколько жадных глотков, скривился и тихо сказал:

– Думаю, сейчас самое время, брат Сэм.

Услышав из уст Рубаки непривычное обращение, монах слегка растерялся, но тут же взял себя в руки и сел рядом с наёмником. Со стороны могло показаться, что Ганс Эдегор пришёл на исповедь.

– Девять лет назад я получил задание от епископа Вилара. Отыскать в Зелёных Холмах ведьму и обезглавить её, как того требует церковный закон. – В груди Ганса Эдегора защемило, и он яростно воскликнул: – Я без особого труда нашёл ведьму, но убить… Нет! – Наёмник вновь приложился к фляге. – После знакомства с Иносеей я понял, что не вся нечисть зло. Сынок, мой мир перевернулся, – с горечью вздохнул он. – Неизвестно, сколько невинных погубила церковь лишь за то, что они не такие, как мы.

– Вы остались с Иносеей? – спустя пару минут спросил монах.

– Почти год нам никто не мешал, – грустно произнёс Ганс Эдегор. – Он стал самым счастливым в моей жизни… единственным счастливым… У нас родилась дочь – маленькая голубоглазая девочка. Веста… Ах, как мило она улыбалась. Всё было словно в волшебном сне… Будто не со мной… А потом…