Теория газового света

98-й. глава 12

Вламываться в ночь было сродни протискиванию сквозь густой холодный туман в незнакомом лесу: углы и разлапистые сучья остро пихали в спину, нелепо возникая через каждые пару шагов, стволы гигантских деревьев неожиданно просачивались в стенах причудливыми объемными аппликациями.

Шероховатая крона свисала с низкого потолка, щекоча плечи. Под ногами скрипела хвоя, опилки и скользкие гнилые ягоды на мокрых листьях. Сквозь запах отслаивающейся штукатурки временами примешивался, все усиливаясь, густой смолистый аромат подступающего леса и желтых цветов трилистника, похожих на круглые зубчатые монетки.

Кирилл невольно огляделся, несколько секунд еще пытаясь осознать, где он оказался. Но потом вспомнил.

Над Домом густился сонливый мрак. Коридоры цеплялись друг с другом дверями, образовывая лабиринты, убегали вперед и в стороны, множась сотней аллей и крохотных закоулков, но в темноте все это было теперь слишком обманчиво, слишком лживо и натянуто, чтобы поверить на самом деле.

Мир дрожал – под взглядом от трепещущих в волнении ресниц или сам по себе, но дрожь пробирала его от основания – это было видно. Он менялся. Сквозь стены, в просветах мутных облачных стекол, было заметно, как переплетаются корой, странно выгибаясь и топорща корни, мрачные древесные стволы с узловатыми, похожими на раскинутые руки ветвями. Стены гнулись в непривычных углах, отслаивались, двоились и рвались в неподходящих местах, точно скомканный паззл, рассыпающийся по кусочкам.

Пара квадратных метров знакомого пестрого пола общего коридора у лестницы. Оконные ниши, поддерживаемыми стволами. Коридор убегал вперед, сужаясь, терялся вдали, окруженный золотыми пуговицами ночных цветов.

Раз...

Знакомый рисунок на полу, вытертый ногами. Словно тонкие прямые росчерки виднеется поверх набросанная елочная хвоя.

Два...

Линолеум дыбится и сжимается, резко вздуваясь пупырчатыми буграми, усыпанный песком и высохшими комьями, пестрый от брошенных сверху косых вытянутых теней раскидистого папоротника.

Три... Мелкие островки грязи и мусора, никогда здесь не находившихся: выцветшие бумажки и фантики, клочья тряпок, этикетки и скрученных окурки – как граница между миром человеческим и нет.

Четыре... Ровная, едва намеченная тропа уверенно легла под ноги, загораживая собой все прочее; взгляд уже упирается в знакомые еловые лапы и сгущающуюся темноту впереди. Острая тень самого себя падает под ноги, наслаиваясь на мрак, и словно указывает путь, переплетаясь с острыми хвойными лапами. Становиться не страшно, слегка боязно, как всегда бывает при переходе, но назад не тянет. Даже обернуться.

Пять...

Последний шаг – вечнозеленая завеса леса бесшумно схлопывается сзади, отрезая путь; свет коридорной лампочки блекнет и сереет еще какой-то миг в просветах, затем исчезает насовсем. И сразу накатывают голоса, один за другим: высокие, зовущие, тоскливые и взволнованные, оживленно шепчущие и отмалчивающиеся, ощутимые лишь короткими вздохами и эхом среди ветвей. Неясные и отчетливые, злые, расстроенные, утомленные и печальные, жаждущие рассказать свою историю и замкнутые.

Голоса кружат по сторонам, облепляя эластичным живым коконом, неосязаемо укутывают, зовут, утягивают, ведут за руку. И так до самого утра, залепляя уши ватой, пронзительным жгуче-холодным комком скатываясь в глубине живота, пронзительно вереща и цепляясь за обрывки сознания, пытаясь поделить его между собой всеми, хоть и зная, что не хватит.

Но сегодня что-то было не так.

«Некоторые особенно впечатлительные люди уверены, что общение с духами является чем-то жутко символичным и значимым.

Это правда. Это действительно бывает иногда забавным, даже неправдоподобно шутливым, что ли? – все в прямой зависимости от того, с кем предпочитаешь общаться.

Но бывает и страшно... Очень страшно...»

Буквы плавали в голове, похожие на полусонных рыбешек, лениво сталкивались и цеплялись плавниками, складываясь в нечто наподобие замысловатых предложений и слов. И доносился откуда-то тихий плач, едва различимый сквозь толщу домовых стен.

Кирилл проснулся.

Призрачный безымянный дом навалился разом, подступая со всех сторон, давя переплетением стен, глуша изоляцией, отзываясь эхом в вентиляционных решетках под потолком. Прочертив узором потолок, на поблекшей серой штукатурке расплылась изломанной трещиной жутковатая в темноте полуулыбка.

Дом приветствовал своего нового обитателя, склоняя к нему голову в участливом соображении. Оконная ниша совсем обледенела и остыла; откуда-то из щелей пробивался шелестящий ветер, в хребте батарее, замершей тут же, под окном, слышались ненавязчивые шорохи, кряхтенье и недовольное шебуршание.

Кирилл удивленно поднял голову, отлипая от стены и оглядываясь по сторонам. От долгого времени, проведенном в скрюченном положении, все тело непривычно болело и ныло, отлежанную ногу перебирало колючими мурашками, напрочь вышибая в голове все остатки недолгого сна. И все же: был ли он на самом деле таким недолгим?

Грязно-белые располосованные шторы над окном слабо и не в такт колыхались, создавая ясное ощущение чьего-то прикосновения, цветные квадратики линолеума убегали вперед и за угол, вдоль перекрестка и в соседние коридоры – такие же незнакомые и чужие, как этот, оживающие во сне пятнами теней и скрипом несмазанных петель в отошедших дверях.