В глубине бара звучала гармонь. Немолодая толстуха задумчиво растягивала меха, повторяя одну и ту же мелодию. Время от времени она открывала рот, словно собиралась петь, но лишь тяжко выдыхала, продолжая жать на клавиши.
Майк наблюдал за ней битый час, тяжело облокотившись на заляпанную стойку бара. Одни и те же ноты незнакомого вальса, одни и те же взгляды исподлобья и тяжелые вздохи. Больше никто на музыканта внимания не обращал – местные выпивохи заходили дернуть стаканчик чего покрепче и, не прощаясь, растворялись за дверьми.
- Эй, друг, еще пива?
Вздрогнув, Майк торопливо кивнул бармену и вновь повернулся к неумолкающей гармони. Затянутая в коричневый ботинок нога толстухи принялась отстукивать ритм по пропахшему не раз пролитым пивом паркету, и парень не мог отвести от нее взгляда.
Наполняя бокал дешевым пивом, бармен равнодушно покосился на пустой угол душного зала. В прошлом году там померла никому не знакомая бродяжка, и теперь место отмечала ее старая, с выломанными клавишами гармонь.
Хриплые голоса выпивох сливались в общий монотонный гам. Бармену дважды грохнул кружкой возле руки застывшего в коматозе парня и отвернулся, обслуживая других посетителей.
Очнувшись, Майк вынул из кармана бумажник и, положив его на стойку, нетвердым шагом двинулся к гармони. Незамеченный табурет толкнул под колени, и парень рухнул вперед, не успев даже подставить руки.
- Простите, - прошептал Майк.
Как он мог споткнуться на ровном месте? Толстухе пришлось прервать вальс и теперь она, обиженно хлопая ресницами, смотрела на растянувшегося у ее ног парня.
Гармонь, коротко вякнув, чуть было не свалилась с колен, но Майк успел ее подхватить.
Глаза толстухи стали еще более жалобными.
- Играй, - прошептала она и растаяла.
Майк, словно заколдованный, сел на шаткий табурет и попытался поймать хоть чей-то взгляд. Бесполезно. Парень открыл рот, но из горла не вылетело ни звука.
В голове настойчиво билась засевшая мелодия вальса, и Майк одеревеневшими пальцами принялся нажимать на кнопки.
Отредактировано: 26.03.2017