Гарри Поттер: Маска.

Гарри Потер: Маска.

— Вы меня удивили. Такой внезапный визит, Селем, — в его голосе прозвучала нотка разочарования — едва уловимая, но я услышал её. Она была чужда для его речи, словно выбивалась из привычного для всех нас доброжелательного, старческого голоса. Легкая примесь совсем не удивления, а скорее — сокрытого глубинного раздражения. Я всегда умело читал людей и не стал скрывать свой профессиональный навык.

 — Понимаю ваше недовольство, профессор Дамблдор. Вы держитесь, хочу отметить, на удивление спокойно. Я представляю в каком свете для вас выглядит внезапная проверка из Министерства Магии…

 — Что-же мой дорогой друг. Всё случается рано или поздно. Порою, знать что-то наперёд — это лишние хлопоты. Будущие прекрасно тем, что оно остаётся неизведанным. Я отвечу вам откровением на откровение, — Дамблдор преспокойно сел в своё кресло и сложил на столе руки в замок. Его седые брови нахмурились, и я в очередной раз, с тревогой и волнением, вспомнил отдаленные деньки. «Война, да?» — подумал я, опечаленный собственным присутствием в кабинете величайшего волшебника всех времён. Дети из школы волшебства положительно влияли на Альбуса. Я же наоборот, исполняя эгоистичную просьбу министерства, посмел вернуть на его лицо этот забытый, суровый взгляд. Мне ничего не оставалось, как сесть перед Дамблдором и ждать продолжение разговора. Теперь нас разделял рабочий стол директора. Я собрался с мыслями иди до самого конца и согласно кивнул своему могущественному собеседнику. Дамблдор неспешно продолжил разговор:

 — Меня не может не расстраивать недоверие Министерства Магии. После стольких лет моей работы во благо всего мира магии и его будущего в лице моих студентов, ваша проверка как минимум унизительна, — серьёзно произнес он. А я хочу отменить, как на моей душе стало теплее, когда этот седобородый мудрец сменил гнев на милость и легко улыбнулся. Мне не хватало его спокойного, манерного взгляда через очки. И эта улыбка — преисполненная мудростью и душевным радушием. В мои юные годы эти атрибуты не раз спасали меня.

 — В чём цель вашей проверки, дорогой Селем? Я открыт для разговора, как и всегда будут открыты вам двери моего кабинета. Это место помнит всех выдающихся учеников школы. И вы, несомненно, являетесь одним из их числа.

 — Благодарю, учитель, — я поклонился волшебнику и сделал паузу. В это заставшие мгновение я предался ностальгии: старая шляпа лежала на полке; такие же немолодые, как и сам профессор, висели на стенах картины, с его живыми, запечатленными там отражениями. Это место не менялось многие годы, и я фанатично надеюсь, что не поменяется и впредь, даже после моих слов:

 — Мир магии в опасности, профессор Дамблдор. В общине магов участились пропажи. Всех пугает неизвестность и безнаказанность похитителя. Специальным отделением в Лондоне было инициировано расследование преступлений.

 — Постойте, Селем. Я слышал о пропаже нескольких магов, но при чем здесь моя школа? — И вновь этот пронзительный взгляд: глаза профессора отливали необычным живительным блеском.

 — Лондонское отделение довольно долго пыталось напасть на след преступника. Он не оставлял улик и действовал безупречно, однако один свидетель у нас всё есть — девочка подросток, чьего имени, по понятным причинам, я вам не открою. Она оказалась невольным участником печальной ночи, но каким-то образом осталась в живых.

 — Ей удалось рассмотреть лицо нападавшего мага? — взгляд Дамблдора был тревожным. Думаю, он переживал за детей и уже догадывался, что будет сказано мной в следующий миг. А также мы оба негласно сошлись во мнениях, что говорим именно о маге.

 — Да и нет, — я мрачно ответил своему собеседнику, — Мы заглянули в её разум профессор. Представьте, как множество мракоборцев, умудренных сражениями с темными тварями, одновременно приходят в ужас. То, что мелькнуло в её разуме как мимолётное ведение, было скорее кошмаром, чем человеком.

— Вполне возможно, это мстительный дух. Подобное не редкость в нашем мире. Вам ли не знать, Селем?

 — Отнюдь. Увиденное нами обладало неисчерпаемой силой. Тёмной, подобной той, что появляется на свет раз в столетие, а то и в несколько, — Заметьте, я нисколько не приукрашивал свой рассказ. Всё сказанное мной - страшная правда. Дамблдор, кажется, тоже больше не думал сомневаться в моих словах.

 — Вы думаете, что оно могло проникнуть в Хогвартс? Каким бы сильным не был этот Безликий, а окружающий школу барьер не даст ему войти, — Дамблдор говорил уверенно. Я бесконечно восхищался его стойкостью. Он — человек имеющий выдающиеся самообладание.

 — Дементоры из Азкабана уже посланы укрепить границы Хогвартса. Не волнуйтесь, на территорию школы им проникать запрещено. Мы не повторим ошибок, которые были совершены при побеге Сириуса Блэка.

 — Всё зашло так далеко… — Дамблдор бросил на меня внимательный взгляд. Каждая морщинка на его лице выглядела встревоженной, — Однако я понимаю всю серьезность ситуации. Мы немедленно усилим меры предосторожности внутри школы. Спасибо вам за заботу, дорогой Селем.

 — Предупреждён — значит вооружен. Так, кажется, любят поговаривать маглы, профессор Дамблдор, — Я улыбнулся и подмигнул ему. Мне хотелось немного разрядить обстановку. Возможно, мне больше не улыбнется удача побывать в этих стенах и с этим магом. Я искренне желал сохранить в воспоминаниях только лучшее. Нельзя упускать столь уникальный и волшебный час.

 — Что-же, профессор. Думаю, теперь я смогу удовлетворить чаяние уважаемых магов из министерства.

 — Не останетесь на вечерний ужин в банкетном зале? Я был бы рад представить вас ученикам, Селем? — профессор Дамблдор, с последней надеждой, посмотрел на меня.

— Нет, прошу прощения. Моё лицо лучше не афишировать. Издержки работы и врожденная боязнь внимания толпы. Вдобавок, не думаю, что все учителя будут счастливы вновь встретить главную проказу школы, — Я склонил голову извиняясь.

 — Ничего не поделать, но я рад вашему визиту, — Профессор добродушно развел руками и поднялся, чтобы меня проводить. Я был не против его хозяйской учтивости и тихо проследовал за Альбусом. Моё сердце всё еще содрогалось от каждой знакомой здесь детали: взгляд Феникса, обращенный на меня, остался таким же острым. Кажется, эта птица всегда не лежала ко мне душой, какую бы жизнь она не проживала.