Где ты, там я

Домком

Ветхий домишко с покосившейся трубой печально хлопал на ветру одинокой ставней. Рассохшееся крыльцо недовольно хмурилось прогнутыми ступенями. В самом доме, заросшем по углам паутиной, одиноко скучала русская печь с частично выпавшими из кладки кирпичами. Рядом валялась тряпка, да стоял прислоненный к стене ободранный веник. Со стола посреди комнаты небольшим торнадо взлетела пыль. Раздался громкий чих, и надтреснутый голос с командными нотками произнес:

– Заседание домкома прошу считать открытым. Председательствую – я, секретарем назначаю…

– А чего это опять ты председательствуешь? – возразил кто-то шамкающим голоском, так что получалось «чефо» и «офять» При этом тряпка на полу сбилась в ком, выкрутилась жгутом, выжав на пол хилую лужицу. – Тебя кто уполномочил? Уполномочил кто, я спрашиваю?

– Цыц! – щербатая кружка на полке у стены подпрыгнула и с тихим бздынь! свалилась на пол.

– Ой, – заверещала невидимая женщина, – Что это деется-то, что деется? А убирать кому? Опять мне?

– Ну и уберешь, не развалишься.

– Ах, так? Сами тогда пишите свои протоколы дурацкие!

– Что, бунт?! Ну-ка проявись, раз такие умные!

Тряпка на полу выкрутилась в другую сторону, развернулась и повисла в воздухе, медленно являя миру темное хмурое сморщенное личико со злобным прищуром из-под войлочного колпака. Кружка подпрыгнула и громко водрузилась на стол, где на самом краю, прямо из полумрака, возник неопределенных лет человечек в засаленном пиджачке и калошах на босу ногу. Всклокоченные волосы венчиком окружали плешь на его несуразно большой голове. Веник возле печки крутанулся вокруг своей оси и превратился в худую сутулую тетку в платке, повязанном на цыганский манер и в лохматой цыганской юбчонке. Все повернулись к печи и уставились на крупное полено с двумя сучками по бокам, выглядывающее из-под лавки.

– Ладно, Фомич, не шали. Вылазь давай, – пробурчал коротышка в войлочном колпаке, завернутый словно в тогу в серую тряпку, некогда бывшую простыней.

– Ой, – нервно хихикнула «цыганка», – они теперича до морковкиных заговень дуться будут.

– Фомич! – прикрикнул большеголовый и спрыгнул со стола.

– Медаль моя где? – раздался скрипучий голос из полена.

– Не брал я твою медаль! – в сердцах хлопнул себя рукой по коленке большеголовый. – И Акулька не брала. И вон Шайкин тоже не брал! Или брал? А, Шайкин?

– Глазырь, ты чего мелешь? – вскинулся одетый в простыню, нервно сдирая с шишковатого красного носа прилипший дубовый лист. – Мне-то зачем?

– А может, славе моей позавидовал? – полено встало на попа, и из него медленно проявился коренастый, широкий в плечах старичок в лапоточках и онучах, с заправленными в них серо-зелеными штанами с лампасами и чистенькой холщевой рубашке, перетянутой армейским ремнем с бляхой. – Я вот тебе очную ставку устрою!

– С кем, Фомич? С тараканами? Или мышь на допрос приведешь? Утомил ты уже всех своими следственными экспериментами.

– Цыц! – раздался грозный окрик Глазыря. – Я вас не за этим собрал. А для того чтобы сообщить наиважнейшее событие. А вы тут устроили – следствие ведут знатоки!

– Да излагай уже, – Акулька взмахнула подолом юбки и попыталась изящно сесть на табурет, но не рассчитала и промахнулась.

Шайкин язвительно захихикал, Фомич крякнул, глядя, как тощие Акулькины ножки взметнулись вверх.

– Ах, вы ж, аспиды! – накинулась на них Акулька, вскарабкавшись все ж на табурет. – Вот ни пирожка с мухами, ни компота из белены не получите.

– Цыц! – взревел Глазырь, но безуспешно. Ссора нарастала все сильнее. – Деревню нашу сносят, – негромко сказал он и уселся в углу на лавку.

– Что? Что? Что? – по очереди вскинулись спорщики.

– Ты что мелешь, Глазырюшка? – обеспокоилась Акулька. – Мухоморов переел? Как это сносят? Куда сносят?

– Провокация! – рубанул воздух Фомич. – Происки врагов!

– Может, из шайки его окатить? – Шайкин задумчиво посмотрел на Глазыря, словно прикидывая, с какого бока того окатывать.

Глазырь молчал. Троица потихоньку остыла и тоже расселась по лавкам.

– Утихомирились? Ну, тогда слушайте. Дорогу здесь будут строить. Фе… как ее, тьфу!

– Федеральную? – подсказал Фомич.

– Во-во. Ее самую. Аккурат через нашу деревню. Все равно в ней никто не живет. Три дома, два огорода.

– Как это не живет? А мы?

– А кому это интересно? Завтра технику пригонят и адьё! Сровняют наши печки-лавочки, да баньки…



Отредактировано: 20.06.2018