Где я и кто я?

Где я и кто я?

Глава 1

Лексе тридцать восемь лет. Три дня назад его выпроводили из заведения, в котором прожил, он даже не знает сколько лет. Вывели за жёлтый забор, тихонько ткнули в спину - иди давай. И он пошёл.

Память он потерял. Как он попал в это заведение, сколько в нём провел времени, Лекса не знал. Последние воспоминания, это то, что он едет куда-то на поезде на работу, ему казалось, что завербовали его на шахты. И всё, как будто вырезал кто-то кусок жизни и выкинул. Лексой его назвали в детстве, и он со странной настойчивостью перенес свое прозвище во взрослую жизнь. Свое имя и фамилию он не хотел вспоминать, они Лексе не нравились.

Лекса живет сейчас у бабушки в маленьком городке, деревянный покров, которого ему нравится. Тихо и спокойно, хотя цивилизация пробралась и сюда. Ее приметы – киоски, иномарки, обкуренная молодежь настойчиво двигают городок к капитализму, но городок упрямо сопротивляется.

Лекса работает на огороде, иногда готовит еду, по вечерам они с бабушкой смотрят по телевизору сериал, и тогда бабушка вздыхает и ругается. Уж больно неправильно ведут себя герои, особенно вон те, злодейские морды. Изредка к бабушке заходят подружки и тогда начинаются нескончаемые разговоры о ценах, пенсии, о жизни.

Через три дома от бабушки торгуют наркотиками. Целыми днями, будто на водопой тянется молодежь. Однажды и в бабушкином огороде Лекса застал наркоманов. Двое парней, лет семнадцати, аккуратно ходили вдоль грядок и осторожно срезали маковые головки. Завидев Лексу, они остановились, посмотрели, затем спокойно продолжили свое занятие. Лекса поглядел на них, повернулся и ушел. Бабушка рассказала, что наркоманы по весне специально разбрасывают семена, а потом ходят, урожай снимают. Пусть их, лишь бы не безобразничали, говорила беззубым ртом старушка.

Лекса жил у бабушки третью неделю. О работе он и не помышлял – как без документов. Один из сынов бабушки обещал Лексе какой-то документ, но он в это время был такой пьяный, что наверно и позабыл. К тому же он через два дня он уехал к себе, в соседний город. Бабка почему-то долго крестилась, проводив сына. “Бедный, бедный, - причитала она, - ох и змеюка у него жена, не дай Бог, кому такую…” Второй сын жил где-то далеко, на Дальнем Востоке. У матери он не бывал лет семь. Бабушка иногда тихо плакала, переживая за сына. Как в такое время ребят поднять, а ведь их у него трое.

Иногда бабушка пыталась расспрашивать Лексу о его прошлой жизни. Лекса больше отмалчивался, и старался перевести разговор на другое. Он не хотел говорить о прошлом, в конце концов, это его прошлое и никого оно не должно касаться.

Так бы и жил Лекса у старушки и со временем, возможно, стал бы ей третьим сыном, но неожиданно пришла телеграмма от сына, что жил на Дальнем Востоке, он за столько лет собрался-таки в гости.

Бабушка засуетилась, стала все мыть, чистить и скрести. На второй день, бабушка, виновато глядя в сторону, забормотала:

- Вот, милок, и все. Сын у меня с семьей приезжает… понимаешь… а он строгий… страх… Так что, сынок…

Было жалко бабушку, Лекса отчего-то подумал, что вот уедет сын и останется она опять одна, только помощника у нее не будет. Но что делать.

Бабушка напекла пирогов на целую команду. Провожая Лексу, она вытирала платочком сморщенное лицо и глядела на него жалостливыми глазами. У Лексы самого что-то защемило в груди, когда он прощался со старушкой. Так покидают обжитое, родное, оставляя позади частицы внутреннего тепла. Что-то ждет его впереди? Как его примет жизнь, которую он наблюдал из-за бабушкиного забора.

Лекса ехал в электричке, она увозила его все дальше от городка, где жила сердобольная старушка. Промелькнуло кладбище в конце города, и Лекса повернулся к людям. За две с лишним недели он так и не привык к новому миру. Да и как привыкнуть… На соседнем сиденье расположилась молодежь, девчонки и ребята, лет по пятнадцати, и все они пьют пиво. Запрокидывают свои подбородки и выливают прямо в рот пенящуюся жидкость. Хохочут на весь вагон, и ни один взрослый не то, чтобы сделать замечание, никто даже не косится в их сторону. Неужели привыкли?

По вагонам ходят женщины в замусоленных фартуках и продают пирожки. И пассажиры берут. Никто не удивляется. А одежда… Пожалуй, только пенсионеры одеты привычно, молодежь же – девчонки в обтягивающих худые ноги черных брючках, ребята в футболках с иностранными надписями. Хорошо живут? Наверно.

Высадили Лексу и еще двух безбилетников на маленькой дачной станции. Дощатая платформа с железными перилами, несколько скамеек вдоль перил и крошечная будка кассира.

На этой станции Лексе повезло, почти у перрона, в кустах он нашел паспорт. Помятый, облитый какой-то дурно пахнущей жидкостью, он валялся в куче тряпья. Лекса осторожно открыл его и увидел мужчину примерно его лет, даже чем-то похожего на него. Первой мыслью было – сдать паспорт в будку кассира, но, поразмыслив, Лекса решил подождать. Паспорт, это документ, и, хотя бабушка дала Лексе на дорогу немного денег, без документов прожить скорей всего было бы сложно.

С деньгами у Лексы один раз получился казус. Еще в городке, бабушка послала его за хлебом и дала ему десятку. Лекса вошел в магазин, попросил у продавца булку хлеба и протянул деньги. Продавец сдала ему на удивление мало. Он стоял и смотрел на нее. Обсчиталась? С кем не бывает. Но продавец глядела на Лексу спокойно и уверенно. Когда же он робко попросил пересчитать, женщина –громко сказала: “ Разуй глаза, мужчина, хлеб опять подорожал!” Тут только Лекса обратил внимание на цены. Глаза полезли на лоб. Этого не может быть! Хлеб же стоит от силы тридцать копеек, а тут шесть рублей.

Ошеломленный он отошел от прилавка и еще долго водил взглядом по ценникам. Колбаса… страшно сказать … девяносто рублей…

Тут же недалеко от станции Лекса аккуратно почистил паспорт, расправил его и засунул во внутренний карман пиджака. Все. Теперь он гражданин. Может ехать куда угодно, были бы деньги. Нет. Домой, только домой! Привыкнуть к этой жизни тяжело, но наверно он сможет. Как там его Нина, ребята? Тоска снова взяла за горло… Ну как до них добраться…