Гениальный бред

Гениальный бред

Любимым словом Андрея Михайловича было слово «бред». Он произносил его часто, иногда даже в каждой своей фразе. Бред у него мог быть полным, частичным, бредовым, как ни глупо это звучит, заманчивым и даже гениальным. Так и сейчас. Уютно устроившись в любимом кресле у камина, он затянул трубку и вместе с сигаретным клубочком выпустил:

- Гениальный бред!

Фраза повисла где-то в воздухе, потом зацепилась за карниз и очень скоро исчезла в складках тяжелых занавесей из красного аксамита. Она, эта фраза, означала, что дело, которым он собирается вскоре заняться, принесет огромную прибыль. И если не озолотит его, то уж точно позволит не беспокоиться о хлебе насущном как минимум ближайшие пару десятков лет.

Он опять затянулся, перекинул ногу на ногу и, почесав плешь, сказал сам себе:

- Надо срочно все положить на бумагу.

С этими словами сел за стол и не отрываясь работал до самого рассвета.

Утром, надев свой парадный камлотовый костюм в мелкую елочку и найдя себя весьма привлекательным, Андрей Михайлович отправился на прогулку. Свежий воздух всегда способствовал мыслительному процессу. Он неспешно шел по улице, сверкая своими лакированными туфлями, и прокручивал в голове самые бредовые варианты новой затеи.
Можно было бы продать идею за границу. Еще вариант - обратиться в заинтересованные государственные органы. Но он вспомнил свою последнюю тяжбу в миргородском поветовом суде, и ему сразу расхотелось рассказывать о своем гениальном открытии.

Так что же тогда делать?

А идея-то бредово-восхитительная, повторял он про себя.
Дело было в том, что именно Андрей Михайлович первым в мире додумался, как с помощью триода и нескольких нехитрых приспособлений создать прибор, считывающий человеческие мысли. Да, многие пытались, но никто и никогда не подходил к этому вопросу так серьезно. А самое главное – так близко. Еще вчера, за обедом, он списал мысли прислуги и горничных, немного посмеявшись над тем, какие недалекие люди работают в его доме, и остался очень доволен. Больше всего, конечно, собой.

Он продолжал прогуливаться по утреннему городу, но вдруг остановился, снял bolivar*, почесал вспотевшую от мыслей плешь и вслух спросил самого себя:

- А что я могу сделать для себя? Для себя лично?

И вот тут он вспомнил о Варечке. На самом деле он никогда о ней не забывал, но в этот момент ему особенно захотелось увидеть её румяное личико и прикоснуться губами к её тонким, нежным пальчикам.

Ему пришла мысль пригласить её к себе в дом на обед и переписать все её мысли. А потом... Тут его осенила еще более безумная идея, он резко развернулся и побежал к дому. Ворвавшись в кабинет, он уселся за стол и начал чертить какие-то ему одному понятные схемы. Через минут пять, Андрей Михайлович хлопнул себя по лбу и вновь воскликнул: «Гениальный бред!».

Андрей Михайлович первый из рода человеческого был не просто близок к гениальному открытию, он уже два дня стоял на его пороге и стучался в дверь. И вот вчера, в обед, он открыл эту дверь, а сегодня он стал в этом доме хозяином. Единственным. А теперь он шагнул еще дальше. Он додумался до того, что мысли, которые он уже умел считывать, при помощи своего гениального изобретения, можно еще и озвучивать.  

Ближе к обеду, когда аппарат был готов, Андрей Михайлович почувствовал слабость в теле. Оно и не мудрено, он ведь третьи сутки не спал. Но прежде чем отправиться почивать, он решил испробовать действие своего аппарата на горничной Люсе. Он кликнул ее, посадил на стул между прибором и собой, и спросил:

- Люся, как ты находишь меня сегодня?

У горничной в руке была тряпка, которую она постоянно теребила. Она удивленно посмотрела на хозяина и ответила:

- Барин, к чему эти разговоры? Я уже сто раз говорила вам, что ваш сюртук отстирать невозможно. Это жирное пятно не отстирывается.

Андрей Михайлович незаметно нажал на одну из кнопочек своего гениального аппарата. На приборе замигала красная лампочка, наш герой поднес эхоскоп к уху и стал записывать то, о чем Люся думала в эту минуту: «Потный козел! Неужели нельзя проветрить комнату?»

Андрей Михайлович нажал на другую кнопочку на приборе, на экране появилась сплошная синяя линия, и он повторил свой вопрос:

- И все-таки, Люся, как ты меня находишь сегодня?

Люся выдохнула:

- Вонючее животное, тебе не мешало бы помыться!

Когда Люся поняла, что сказала это вслух, она вскочила, испуганно закрыла рот рукой и со страхом посмотрела на своего барина.

Андрей Михайлович рассмеялся, вручил ей записку для Варечки, велел срочно отнести ее по адресу, потом приготовить на ужин заливную рыбу «как обычно» и закуски на усмотрение кухарки, и лег спать.
Ответ ждал его на серебряном подносе, когда он проснулся. Варечка согласилась отобедать у него в 18.00, однако сообщала, что одной ей не престало бывать в доме у мужчины, и она появится со своей наставницей Марией Федоровной.

Андрей Михайлович немного расстроился. Хотя ожидать другого ответа он и не мог, потому что знал, его избранница из достойной семьи и одна в дом к мужичине точно не поедет.

Он принял ванну, тщательно побрился, оделся и уселся ждать своих гостей в гостиной.
В 18.10 лакей объявил о прибытии гостей и следом в комнату вошли степенная Мария Федоровна, которую, между нами говоря, Андрей Михайлович недолюбливал, и разрумянившаяся Варечка в легком голубом платье из плахты с атласным бантом на талии.
После обмена приветствиями и ничего не значащими фразами о погоде, Андрей Михайлович пригласил дам к столу. Он хоть и проголодался сверх всякой меры, однако больше думал о своем плане, чем о судаке, поданном на большом серебряном блюде и украшенном овощами.