Гений

Гений

Тебе никогда не приходило в голову, что ты чмо? Знаешь, мой друг Ванька всегда говорил, что он полное ничтожество. Говно на палочке. А в итоге кем стал? Депутатом. В принципе, возможно, не так уж он и ошибался… однако денег теперь немерено, а я всё в халупах разваленных ошиваюсь. А ведь я считал себя гением. Да-да, именно им. Что Пушкин с Достоевским? Говно какое-то, ей-богу. Нет, чеснслово! Меня никак не оставляет вопрос, почему этот игроман-графоман считается гением? Вы читали «Преступление и наказание»? Графомания чистой воды. Какая русская душа? Это ж записки человека в психозе! А Пушкин? Кукушкин. Прозу его я люблю, тут ничего не скажешь. Вот тут он молодец, вот тут он сукин сын. А стихи… ведь за них его так любят и считают нашим всем. Но нет. Как уже было сказано, говно это, а не стихи, собачье.

О чём это я? Ах да, о чмошничестве. Вот сидишь ты такой и считаешь себя чмошником. Каково это? Просто понимать, что ты ничтожен и из этого действовать. Как Ванька. Он не горевал, не страдал, просто знал это. А я… я — гений.

Непризнанный, как водится. Хотя было время, когда меня признавали…

Началось всё в далёком девяностом, когда выеб меня один соседский мальчишка. Я тогда был совсем сопляк ещё и верил в доброту человеческую. Было мне семь лет и пошёл я за этим пацаном лет четырнадцати за гаражи. Сказал мне, что гнездо там нашёл, посмотреть позвал. Ну а я что? Я мальчишка, мне такие вещи интересны. Птички, собачки, червячки всякие. Тут он меня рогаликом согнул и выеб, как уже было сказано. Сейчас вспоминать можно, а тогда я вообще не понял, что произошло. Мы тогда не такие развитые, как сегодняшние дети, были. Только лет в десять дошло, что меня изнасиловали. Но вот тогда, в семь-то, пришёл я домой, жопа пульсирует, кровь из неё льётся. Ну и я этой кровью всю руку заляпал и по стене размазал ненароком. И так красиво получилось. Так красиво! Стал я малевать, значит. Шедевры свои кровавые. Боли тогда даже не было. Психологи бы сказали, шок, диссоциация. А мне пофиг, как оно называется. Тогда я просто понял, что я — художник. Через задницу осознание пришло, получается.

Мать тогда меня за художества мои выпорола. Отец подсрачник мне дал. Вот тогда уж и больно мне стало.

В общем, годам к двадцати я был уже достаточно известным в узких кругах художником. В основном рисовал в красных цветах. И в коричневых. Сами понимаете. Чувствовал себя избранным. Любил масло, холст. А когда вдохновение отпускало, стоило сходить мне покакать или в жопу себя чем выебать, так оно снова накатывало. Вот ведь оно как бывает. Это я к чему? Да к тому, что думал тогда: может, в жизни всё к лучшему? А нынче... если посмотреть, где сейчас я, а где Ванька… вот его в жопу явно никто не ебал.

Потом были выставки, фуршеты, приёмы там всякие. Но как-то не моё это было. Хотелось без всего этого пафоса, без масок и лживости. Так что я больше стремился к забулдыгам местным и бабам продажным. Они хоть пёздами и торговали, но души у них оставались глубокими. Глубже их глоток. Со мной они не церемонились, не играли никого. Знали, что денег от меня не дождутся.

Так вот потихонечку уходил я в андеграунд. В земляночках жил и в подвалах. В жопу себя подрачивал, но вдохновение, как из прохудившейся жопы, будто всё вытекло. Было всё больше водки, всё меньше художества. Слава моя куда-то улетучивалась. Кругом были одни бухие ублюдки.

Так только время от времени появлялись никчёмные газетёнки для написания стаеек из серии «О них все забыли», а больше обо мне никто и не помнил. Как-то даже у мусорки картину свою увидел. Тогда и понял, что непризнанный и непонятый.

И вот что ж получается, это напрасно всё было? Это совсем не нужны никакие испытания жизненные? Никакие таланты и гениальности? Надо просто быть чмом, которое что-то да делает? Не важно, что. Не важно, как. Не важны никакие творческие страдания? Ничего не важно. И ни в чём, и нигде нет абсолютно никакого мало-мальского смысла...