Геном «ликвидация»

Глава 23

Она поднимает веки. Осторожно, не без усилий. Они свинцовые, давят на глазные яблоки, но пора вставать.

Энн медленно моргает и дышит еле-еле, словно её били всю ночь. Или утро. Или который сейчас вообще час. Девушка не видит окон, не чувствует под собой мягкость кровати. Что это? Где она?

Мысли лениво текут в голове, да и взгляд переходит с одного объекта на другой с той же скоростью. Свет в комнате приглушенный, но лампы под потолком имеются в достаточном количестве. Просто сейчас почему-то отключены.

Энн прощупывает пальцами поверхность под собой. Она жёсткая и холодная — покрытие охлаждает кожу на пояснице, где задралась рубашка. Благо, одежда на Энн. Девушка шевелит ногами и понимает, что ботинки тоже никуда не делись.

Не слышно ни голосов, ни шагов. Куда ей довелось попасть? Энн неспешно (шея затекла) поворачивает голову влево и видит лишь серую стену. Затем — вправо. Брови ненадолго поднимаются, а взгляд проясняется на короткие доли секунды. Ей достаточно протянуть руку, — что она и делает осторожно, будто боясь промахнуться — чтобы коснуться его руки, его лица.

Это Алекс. Он спит, но веки его чуть подрагивают. Что ему снится?

Нет, не время об этом думать. Энн действительно хочет его разбудить, но всё же стремится сперва оценить обстановку. Ненадолго прикрывает глаза, стремясь подавить усталость, но в то же время давая ей волю. А когда открывает, видит рядом с Алексом ещё двух людей, среди которых незнакомый человек и Дэниэл. Тот, что не знаком — врач, если судить по белому халату и рукам в перчатках. Оба с сосредоточенными лицами, и оба почти одновременно замечают, что Энн проснулась и смотрит на них, усиленно моргая, чтобы прогнать тяжесть век.

— Кто вы и почему мы вам нужны? — заплетающимся языком говорит Энн, изо всех сил выталкивая из себя эти слова, мечтая даже плюнуть их прямо в лицо мужчине и парню. Второму — особенно. Первый пока вызывает лёгкое опасение, но вполне близок к той точке, где заставит Энн ощутить лютую ненависть и злость.

— Психокореккторы. Ситуация настолько тяжёлая, что мне одному здесь было никак не справиться, — заговаривает Дэниэл всё в том же нахальном тоне, пока его напарник — темноволосый крепкий не по годам мужчина — сохраняет молчание. И всё то же выражение лица, будто все эмоции выключили враз. Для него происходящее является лишь работой, и точка. А много ли впечатлений может вызвать то, что выполняешь изо дня в день? — Ну, как себя чувствуешь? Всё ещё думаешь, что можешь быть с Алексом, прекрасно зная, что по генам вы никак не совпадаете? — усмехается и скрещивает на груди руки. Огибает операционный стол и садится на самый его край, глядя на Энн по диагонали. Та молчит. Молится, чтобы всё это закончилось. Ей нечего сказать, и Дэниэл для неё не враг. Пусть поиграется и отпустит, а у девушки планы глобальнее. Уж их-то он знать не может. Тем временем, парень продолжает. — А знаешь что? Я изучил твои сокрытые воспоминания. Вообще-то, это не запрещено, но забавно, что у тех псикорректоров, на столе которых ты лежала, осталась такая глупость как «совесть». Они очищали память, но не заглядывали в неё. — Он натянуто улыбается. — Как же здорово, что когда-то ты была Эммой, а я был Ричардом. Два голубка из Хаоса, безмятежно верившие в лучшее будущее. Представляешь, мы любили друг друга, — заканчивает тише, медленнее, точно пытается донести до Энн смысл в первозданном виде. Представь, Энн, что перед тобой — тот, кого ты когда-то любила всем сердцем, всей душой. Дэниэл и впрямь словно пытается внимательнее вглядеться в лицо Энн, постараться вспомнить, каково это было — видеть большие карие глаза близко, чувствовать мягкие губы на своих и вдыхать аромат а волос.

А теперь забудь, Дэниэл. Забудь и Энн.

— Теперь всё изменилось. Ты связалась с таким же человеком, как и ты, — Дэниэл выпрямляется, ведёт подбородком в сторону лица Алекса и морщится, — с преступником. А ваши дети разрушат мир. Но ещё не поздно, — парень приглушенно смеётся и обращается взглядом к Энн вновь, наклоняясь и заглядывая в испуганные глаза. — Я могу изменить твои воспоминания. Подменить их. Хочешь, проведу операцию без сна, под местным наркозом? Обычно используется общий, но ты, может, хочешь видеть, как всё это происходит.

Второй врач молчит и всё-таки произносит:

— Дэниэл, ты уверен, что сможешь провести эту операцию именно так? Её давно не проводили подобным образом.

— Уверен, и точка.

Энн бегло оглядывается на второго врача. А он стоит себе и не прилагает никаких усилий, чтобы заткнуть Дэниэла. Так вот как всё происходит? В действительности нет никаких запретов? Лишь только доля сомнения.

— Нет! — выкрикивает Энн. Дэниэл продолжает тоном учителя, объясняющего ученикам новую тему:

— Я, как следует, поработал над всей системой. Теперь уже твой мир не будет прежним. Тебе нужно только дождаться твоей очереди.

— Ты чокнутый! Садист! — выкрикивает Энн. Дэниэл на неё уже больше не смотрит. Ему всё равно, кричит она или нет. Он переводит всё своё внимание на Алекса.

— Да-а, Алекс, — протягивает Дэниэл, поворачиваясь в сторону солдата. Веки того начинают подрагивать. Он просыпается. — Знал бы я, что ты всё это время спасал из Хаоса недостойных, лишь бы выбраться из Баланса, зажить «счастливой» жизнью, — его губы вновь кривятся в ухмылке. Энн не выдерживает и хрипло выпаливает:

— Что с тобой не так? Почему ты против Жизни, почему держишь нас здесь?

В этой комнате множество инструментов, в том числе тех, которые при правильном использовании могут лишить жизни не только Энн, но и Алекса. Страх велит девушке молчать и покорно выполнять всё, что ни скажет Дэниэл, но другая сторона мыслей, неподвластная этому чувству, нашёптывает: «Борись». Энн смотрит на солдата, на то, как он всё же открывает глаза и отсутствующим взглядом смотрит на неё. Бороться. Хватит трусить.