Затакт:
Это все равно, как если бы я пришла в кунсткамеру – я там одна, среди уродов, нормальная.
Директор театра:
Чтоб сразу показать лицом товар,
Новинку надо ввесть в репертуар,
Что может быть приятней многолюдства,
Когда к театру ломится народ
И, в ревности дойдя до безрассудства,
Как двери райские, штурмует вход?
Нет четырех, а ловкие проныры,
Локтями в давке пробивая путь,
Как к пекарю за хлебом, прут к кассиру
И рады шею за билет свернуть.
Волшебник и виновник их наплыва,
Поэт, сверши сегодня это диво.
Поэт: Шайзе! Фак оф! Я лучше пойду на Эверест.
Комический актер: А жрать ты что будешь? Толпа – источник нашего дохода! Так угождай же быдлу, идиот!
Директор: И действие покруче заверни! Скрести ежа с ужом, шампанское с селедкой, а торт с пивом! Они все сожрут и спасибо скажут!
Поэт: Это не мой жанр. Для этого есть Тополь. Вот его и зови!
Директор: Не строй из себя целку! У тебя получится заведомо лучше, чем у этого... А самое главное – гонорар достанется тебе, а не ему. Пиши! А потом можешь хоть на Эверест, хоть в эмпиреи! Все равно этого никто не оценит. Ты хоть раз смотрел, кто сидит в зале? Это же скот. Быдло. Хронк-хронк! Зачем свинье апельсины? Бляди – это единственное, что его интересует. И именно по блядям он после спектакля и пойдет. Ты перед кем метать собрался бисер?
Раздолье и блаженство нам,
как в луже пятистам свиньям!
Короче, пиши!
Поэт (медленно раздувается наподобие индюка): Казел! Другого поищи раба!
Комический актер: Пока ты не лопнул, вот тебе совет – закрути действие про любовь. На это ведутся все.
Поэт (продолжает раздуваться): Ш-ш-ш-ш-ш-ш…
Директор (вынимает из-за пазухи туго набитый кошелек): Йохан, не пыли. Это только аванс (трясет кошельком).
Поэт перестает раздуваться и медленно выпускает пар.
Директор еще раз трясет кошельком и там что-то отчетливо звенит.
Поэт: Ах, где мои 17 лет? Любовь… Ну и ослом же я был! Как вспомню, сколько я упустил благоприятных возможностей…
Комический актер: Как раз тут в пользу зрелые лета. Не хнычь. Щенок никогда не напишет того, что напишешь ты. Вперед!
Директор: Йохан! Живым ты отсюда уже не выйдешь! Я прикажу запереть тебя в чулане! На хлебе и воде! И выйдешь ты оттуда только с пьесой в руках! Ты меня знаешь… Не зли луче.
Поэт: Бля, достали! Значица так! Сидит на небе господь бог и ему нечего делать. Скучно. Ну, ангелы поют – Гавриил, Рафаил, Мухуил:
Мы, ангелы твои господни,
Окинув взором весь предел,
Поем, как в первый день, сегодня
Хвалу величью божьих дел.
Господь Бог: Заткнитесь, а? Надоели. От сотворения века… Одно и то же… Сколько можно терпеть?
Бирюкова (возникая из воздуха в классическом своем виде) : Гони их, Господи! Гони! В шею! Уж если к тебе на прием попала я, то ты теперь не соскучишься…
0—0
Даша! Что это было? Гете или Бирюкова?
Хуже. Это я ввязалась в «Фауста», как в «Гамлета». За основу взят перевод Пастернака (тьпу). С подачи Прокурата. Это бандеровская рука из бункера как хочет, так и вертит классиками русской литературы. Хотите знать, что дальше было?
0--0
Бирюкова (возникая из воздуха в классическом своем виде) : Гони их, Господи! Гони! В шею! Уж если к тебе на прием попала я, то ты теперь не соскучишься…
Господь: Брысь!
Архангелы испаряются. Мухуил пытается сопротивляться и качать права, хватается за сердце, обидно же, но те двое его утаскивают.
Господь: Ты кто такая? Откуда взялась? Что надо?
Бирюкова: Откуда все. Дашкой звать. Хочу узнать то, чего не знаю.
Господь: Ну?
Бирюкова: Господи, давно хотела узнать из достоверного источника – где Каин взял себе жену? Ведь Ева ее не рожала.
Господь: Там!
Делает неопределенный жест.
Бирюкова: Так значит, кроме Адама и Евы в тот момент уже были люди?
Господь: А с тобой и в самом деле не скучно! Так ты зачем ко мне пришла?
Бирюкова: Господи, там еще неясность. Каин сказал же тебе: КАЖДЫЙ встречный может меня убить! Кто этот каждый, если на Земле остались только сам Каин, Адам, да Ева???!!! А ты ему сказал, - всемеро за Каина отмстится тому, кто не существует, но Каина обидит. Как это может быть? А еще, Господи, Лев Толстой сказал: «Все может Бог, это — правда, но одного он не может, это — говорить глупости.»
Господь: Так-так. У тебя все? Или еще есть вопросы?
Бирюкова: Ладно, не будем накалять… А зачем ты дал разум людям? Уж лучше бы они оставались животными. Звери гораздо счастливее людей.
Господь: Что-то не нравишься ты мне. Слишком умная. Ничего, это нетрудно подправить…
Поднимает руки, собираясь сделать Дашку конченой дурой. Но тут появляется Иисус Христос. Самолично.
Бирюкова (переходя на визг восторга): О-о-ой! Джи-и-и-изес!!!!
Христос: Это не к вам. Это ко мне. (Берет Бирюкову за руку.) Пошли отсюда!
Бирюкова: Господи, мне ниц падать полагается, или как…
Христос: Уй!
Господь бог – ругается им вслед на непонятном языке.
Христос и Бирюкова скрываются за кулисами.
Появляются радостные архангелы. Первым – Мухуил. Становятся рядком и поют:
Мухуил
И бури, все попутно руша
И все обломками покрыв,
То в вольном море, то на суше
Безумствуют наперерыв.
И молния сбегает змеем,
И дали застилает дым.
Но мы, господь, благоговеем
Пред дивным промыслом твоим.
Бирюкова (уже из-за кулис): Уй! Мелкий кото-клизьм планетарного масштаба, да и то не дотягивает. Локальный шухер в пределах Персюцкого залива. Они до сих пор уверены, что Земля плоская, а небо есть твердь. Этот божественный наив...
Смена кадра.
Христос: Угораздило тебя…
Бирюкова: Это не меня. Это Гёте угораздило.
Христос: Какая разница? Ладно. Оставим это. Так что там насчет разума?
Бирюкова: Какого разума?
Христос: Ты к нему приставала – зачем людям дан разум?
Бирюкова: Ах да! Вот именно. Зачем?
Христос: Людям разум пока не дан. Они сами должны прийти к разуму. Вот – они идут. Вы в пути. Разум пока доступен только единицам.
Бирюкова: Но он не делает их счастливыми. Неразумные люди несчастливы. Но и разумные люди несчастливы тоже. Вот тебя разум привел на крест…
Христос: Я – особый случай.
Бирюкова: А Сократ – тоже особый случай?
Христос: Да. Ты думаешь, что он был несчастен?
Бирюкова: А разве нет? Его казнили…
Христос: Всего лишь мягкий переход из одного измерения в другое.
Молчат. Смотрят друг на друга.
Бирюкова: Кому сейчас доступен разум? (добавляет после крохотной паузы) О присутствующих не говорим.
Христос: Ты знаешь Фауста?
Бирюкова: Знаю.
Христос (не вполне уверенно): Ну-у, вот.
Бирюкова: Его нельзя равнять с Сократом.
- И почему?
- Алхимик какой-то. Сидит в подвале, с ретортами, колдует, пантакли всякие, заклинания, нюхает всякую дрянь и вызывает духов. Наверное, он там случайно синтезировал у себя что-то по типу ЛСД. Или экстракт из мухоморов, откуда мне знать? Он мне не нравится. И слишком много болтает.
Христос внимательно слушает.
Бирюкова: По мне, так лучше Страдивари. Сидит, делает инструмент. Ни в чем паскудном не замечен.
Христос: Он счастлив. Редкий случай. Место в раю ему гарантировано. Но он не философ. Он ни о чем таком не думает. Если ты к нему, к примеру, придешь, он посмотрит, и ничего не скажет. Будет дальше строгать. Спросишь – ответит. Совсем другое дело – Фауст. Врач, как и ты. Лечит…
Бирюкова: Все больше заклинаниями. Он даже не знает, что перед едой и после туалета надо мыть руки.
Христос: Даша, все, что знаешь и умеешь ты, добывалось по крупицам. В том есть и его крупица. Фауста. А что алхимик, так это один из этапов развития науки. Неизбежный этап. Однако он, в отличие от некоторых других алхимиков, для своих опытов не использует кровь христианских младенцев. Не убивает. В общем – порядочный человек.
Бирюкова: Все равно он мне не нравится. Зануда… Просто у него не было возможности похрюкать. А если возможность такую ему дать – захрюкает. Даже еще громче, чем прочие свиньи. И точно так же рванет по блядям.
Христос: Проверь свое предположенье. Дай ему такую возможность. Посмотрим, что получится. Мне самому интересно.
Занавес.