Я шмыгнула носом. Как же за себя обидно! Человека защитила, а он только о побеге и думает! Всё! Отныне я не люблю его еще больше, чем раньше не любила. Теперь - терпеть не могу со всей силы.
Решив так, я выкрутилась и слезла с рук декана. Сама пойду.
Тот спорить не стал, но накинул на мои плечи свой пиджак, который кстати мне совсем не нравился, ведь был в листьях пыли и не пойми в чем. Но так как ткань после тела декана была аж горячей, то решила его не сбрасывать. Согреюсь, тогда и сброшу. И потопчусь еще. Жаль, что туфли у меня без каблуков – а то бы еще и дыру проткнула, как в моём платье.
Размышлять об это всём мне ничего не мешало, ведь Димитрий Авдеевич шел очень медленно. Так медленно что даже я на ходу засыпала от такой скорости. Но это точно лучше, чем бежать за ним в припрыжку. Шли мы куда-то в незнакомом направлении. Я не стала спрашивать куда, потому что решила больше никогда с деканом не разговаривать. Хотя интересно было очень!
- Сюда, - сказал он, открывая маленькую дверку, которая была как раз под мой рост. А вот Димитрий Авдеевич согнулся вдвое, чтобы сквозь неё пройти, да и в помещении, в которое мы попали он стоял склонив голову.
- Митенька, дорогой, вам помощь нужна? Вы садитесь, садитесь, Митенька, - хором запричитали три домовые, перевязанные белыми фартуками. Одна из них бойко пододвинула к столу, за которым они сидели, широкий пуф, усаживая на него декана. Вторая усадила на стульчик по его правую руку и меня.
- Отогреть нужно, - кивнув в мою сторону, расстроено сказал Димитрий Авдеевич.
- И откормить! – всплеснув руками, выдвинула предложение одна из домовых.
- И откормить можно, - подтвердил декан и устало подпёр ладошкой щеку.
- Посмотри на меня. Посмотри девонька, - запричитала белокурая домовая, пышная как бабушкин пирог. Она взяла моё лицо в руки и внимательно посмотрела в глаза. – Ах вот оно что. Блинчики с ягодами любишь.
Я кивнула. Люблю.
- Сейчас милая. Ты не плачь больше, всё достану, - пообещала она, а декан бросил на меня тяжелый взгляд и снова уставился на огонь, что так уютно трещал в печке.
- Что же там случилось, Митенька? Лаврентий Никифорович наш у себя заперлись и хрусталь свой труть и труть, - всхлипнула совершенно седая домовая, утирая слезу, выкатившуюся из-под очков. – Они всегда так делають, когда сильно расстраиваются.
- Не знаю, Зося Ивановна, сами ничего понять не можем.
- Так защита она сама, или кто-то из гимназистов сломал? – встряла третья, которая проворно наливала нам кружки с чаем одной рукой, а второй добавляла туда же большой ложкой варенье.
- Похоже на то, что сама, но раньше такого ни здесь ни в других гимназиях не случалось...
- Ох Митенька, - заговорила белокурая домовая, которая откуда-то принесла огромное блюдо со свёрнутыми блинами. – Ты как болезный бледный. Покушай хорошо, давай. Вот смотри, тут с клубникой и голубикой и с творогом есть. Ты же любишь с творогом, я знаю.
- Спасибо вам, Марьюшка, - грустно улыбнулся он и начал мне на тарелку выкладывать блины.
Я тем временем была занята тем, что отпивала чай из огромной кружки. Горячий, но вкусный как у бабули. Вспомнив о доме, я снова чуть не расплакалась и сделала еще один глоток.
- А с ней что? – спросила та, что Зося.
- Обидел я её, - вдохнул Димитрий Авдеевич, перемешивая ложечкой свой чай и одновременно поглаживая меня по волосам. – Не разговаривает со мной теперь.
- Ох Митенька, да как же так! – всплеснула руками Марьюшка.
- Да я не специально, - посетовал декан, продолжая наглаживать мой затылок, и при этом ко мне даже не оборачиваясь. Моя бабуля, вот так же кота своего начесывала, когда мне что-то рассказывала. Почувствовав себя зверушкой, я разозлилась еще больше, но не стала отмахиваться и огрызаться – потому что я его игнорирую. – Мужик причитал что в мир иной отлететь готовится, черти все одно и тоже тараторили, я у меня амулеты гудели, что чертята сквозь периметр прорываются. Ну я её и отправил вместе со всеми, на наказание, не разобравшись.
- Так девонька твоя что ли? Чертовка? – удивилась седая.
- Моя, - вздохнув, подтвердил декан, и тут я уж не выдержала и по руке его всё-таки стукнула.
Он внимания не обратил и, опять вздохнув, принялся есть блины. Я поступила так же. Блины то вкусные были! С голубикой просто сказочные!
- Борис, - обратился Димитрий Авдеевич к своему запястью. – Отведите оставшихся чертей в сад. Уже раскаялись там, поди, - и опустив руку и снова болтая ложкой чай, уже под нос буркнул. – Надеюсь.
- Митенька, поспать бы тебе. Совсем лица нет. Это тебя первокурсники сегодня так измотали?
- Да были осложнения и на старших курсах, но больше из-за соловьёв устал, - объяснил он. – Не хватает нам их с такой-то нагрузкой. Вот и дрессирую новых. Не присел за день, а тут эти еще человека похитили. Хорошо, что Мара помогла, - на этих словах он снова начал накладывать в мою тарелку блинчики и поливать их сметаной. - И думать не хочу, что с гимназий и гимназистами могло произойти, если б вовремя мужик не нашелся.
- Ох, Митенька! Ох, Митенька! – запричитали домовые и начали лить слёзы да жаловаться, как сами переживают. А я… а я захотела спать. Сытая, согретая, я всё меньше слушала разговор домовых с деканом и всё больше погружалась в звуки потрескивания брёвен в печи, и свист ветра за окном. Хорошо так.
Отодвинув тарелку я положила руки на стол и опустила на них голову. Ноги совсем отогрелись, и плечам было хорошо под большим тёплым пиджаком.
Потом сквозь сон я чувствовала, что декан опять поглаживает меня по голове, но отбиваться не стала. В полудрёме, то как его тёплые пальцы касаются моего виска, показалось даже приятным.
***