Гипотеза Гипогеи.

Пролог

Чистильщиками не становились просто так.

О чистильщиках не болтали – вдруг услышит кто-то не тот?

Встреча с чистильщиком – к беде. Даже для высокородных чистокровных близкое знакомство с ними сулило лишь проблемы. Серьезные проблемы.

Заметить чистильщика – практически невозможно, да никто и не горел желанием.

О чистильщиках ходило множество слухов, но даже дети знали главное – Носитель Белого Горя уже перестал быть человеком.

- Вао, да это уже действительно не человек, а какая-то городская страшилка, - хмыкнул высокий и худой молодой мужчина. Его угловатая фигура в белых одеждах разрезала мрак помещения, словно подсвеченная изнутри.

Он стоял расслаблено, облокотившись о стену и наблюдая за тем, что происходит по ту сторону огромного, во всю стену, панорамного окна. Необъятная пустошь, уходящая за горизонт, выжженная солнцем земля и проплывающие закатные облака – вид с высоты почти пяти тысяч метров навевал тоску.

Мир после конца света был скучен.

- Знает ли прекрасная лемани как появились чистильщики? – внезапно спросил мужчина своего собеседника и, не дожидаясь ответа, продолжил: - В древности, Носителями Белого Горя называли императорских палачей. Они казнили высокородных, в том числе отпрысков императорского рода. Занятная должность, не так ли? Считается что в период Малого Вымирания чистильщиков упразднили, поскольку чистокровных осталось слишком мало и убивать их было слишком расточительно. Даже последнего отброса все еще можно было использовать в программе размножения.

Малое Вымирание лишь на словах было малым, а в годы, когда было темнее всего, от популяции осталась лишь жалкая горстка людей. Высокий коэффициент инбридинга, потеря генетического разнообразия только часть проблем, вторая часть – мутировавшая флора и фауна… но человечество выжило и возродилось.

Краткий экскурс в историю потонул в тишине. Чужое присутствие было едва обозначено, но тонкая улыбка на лице мужчины стала только шире.

- Но интересно другое - Носители Белого Горя сами проводили расследование, выносили приговор и приводили его в исполнение. Как думаете почему?

- Достаточно, - холодный женский голос прервал его, и фигура в белом чуть обернулась, бросая взгляд холодных льдистых глаз в сторону двери, откуда лился яркий свет, окутывающий силуэт говорящего. Но не достигающего его самого. – Кому ты пытаешься задурить голову?

Кому?

Мужчина тихо рассмеялся и, развернувшись, шагнул к границе света и тьмы. Остановился в шаге от собеседника, оставшись на своей стороне под покровом мрака.

Действительно кому?

- Ваш покорный слуга всего лишь хочет сказать, что ваши попытки изменить то, что неизменно – тщетны.

Взгляд, которого он удостоился явно не делал ему чести – твердый, пронзительный, честный. Его полная противоположность.

- Возвращаясь к моему вопросу – почему же палачам было позволено решать судьбу высокородных? Можно подумать, что Носители Белого Горя были исключительно сильны и наделены властью, что совершенно не боялись мести, а потому выносили исключительно справедливые приговоры?

Если бы в его силах было что-то изменить… он бы ничего не поменял. Все произошедшее, каждое действие, каждое слово, вело его… их к этому дню.

Он знал это еще тогда, когда в холодный снежный день позволил маленькой заплаканной девочке лишившейся всего сбежать. В надежде что она вернется чтобы отомстить.

Тогда-то он окончательно убедился, что заслужено надел белые одежды чистильщика.

- Но на самом деле ответ иной – Носителем Белого Горя мог стать только тот, кто отринул свою человечность. Не найти судьи беспристрастнее чем тот, которому чужды чувства и пороки людей.

Шеган Руу, самый молодой чистильщик в истории Сибионской империи протянул руку, касаясь пальцами чужой тонкой шеи.

- Не ведая страха и сожалений, разве будет чудовище бояться людей?

Носитель Белого Горя улыбался, а в холодных льдистых глазах не было и капли тепла.

Его запястье крепко сжали – тонкие сильные пальцы вцепились так, словно вознамерились переломить кость. Как бы он не нависал над тонкой фигуркой, решительный твердый взгляд оставался неизменным.

- Но ты боишься.