Глотая темноту

Глава 3. Пробуждение

3.

Свет вернулся белый, приглушенный. Разлепив ресницы, Клавдий различил матовое стекло на расстоянии вытянутой руки от своего лица. За ним сновали бесформенные тени, оттуда пробивались и голоса – знакомые, но плохо различимые за жужжанием и попискиванием приборов. Чудовищно хотелось пить. Клавдий сглатывал слюну и чувствовал терпкий привкус Шуи. От этого мутило.

Он попытался подняться, но что-то удерживало, впивалось острыми иглами в тело, опутывало тонкими щупальцами проводов. Клавдий пошевелил рукой и почувствовал, как натянулись путы. Попытался поднять голову, но висок прострелило болью. Вихрь разноцветных искр закружился перед глазами, и он снова зажмурился, чувствуя себя, как в лишившейся управления десантной капсуле. Тошнота скрутила внутренности, подкатила к горлу. Клавдий выгнулся, ударил пяткой в пластиковый бок своего саркофага.

– Пус… т…

С шипением пневмопривода разошлись створки. В нос ударил запах медикаментов. Схватившись за бортик саркофага, Клавдий перегнулся через край и его вырвало.

– Кхантор бэй! Ин дэв ма тоссант!

Знакомый голос матерился громко и со вкусом, но Клавдий не думал, кому он принадлежит. Живот сводило спазмами, в голове засела пульсирующая боль. Он закашлялся, сплевывая темную нить слюны, попытался трясущейся рукой вытереть рот, но тут же клюнул носом вниз. Кто-то подбежал, схватил его за плечи. Прикосновение к коже отозвалось зудом, прилепившиеся к телу датчики раздражали, словно стаи кровососущих насекомых.

– Убери… те! – Клавдий потянулся к груди, сдирая провода. Его пошатнуло.

– Тьер! Да держите же крепче!

Комната качнулась, расчерченный на квадраты пол оказался совсем близко от лица. Кто-то заломил ему руки. Кто-то повернул голову, вжимая в шею холодный кругляш инъекционного пистолета. Короткий укол, и Клавдий охнул, снова проваливаясь во тьму.

Воскреснув во второй раз, он долго моргал на россыпь круглых светильников. Белизна изливалась с потолка и стен, топила, как в мыльной пене, и Клавдий чувствовал себя покачивающимся на мягких волнах. Так убаюкивающее и спокойно.

– Очнулся?

Звук чужого голоса послал в висок холодную иглу. Клавдий вздрогнул, моргнул, фокусируя взгляд на комнате. Прямо, над дверью, серебрился цилиндр видеокамеры. Черный глазок бесстрастно уставился на Клавдия. Слева – забранное жалюзи окно. А справа на хромированном табурете сидел Публий Назо.

Клавдий попробовал улыбнуться, но мышцы не слушались, и улыбка вышла кривой, одним углом рта. Он почувствовал влагу, стекающую по коже – слюна. Терпкий вкус сменился привкусом мяты, но жажда мучила по-прежнему.

– Пить, – попросил Клавдий.

Публий молча поднялся и так же в молчании ушел куда-то за спину Клавдия. Он попытался повернуть голову, но шея одеревенела, и Клавдий только мог что скосить глаза и заметить чуть в стороне прикроватный столик и блеснувший в свете ламп штатив капельницы. Звякнул графин, плеснула о дно стакана вода. Клавдий сглотнул, на миг подумав, что у воды окажется знакомый терпкий привкус. Желудок заныл, но тут же успокоился, едва край стакана ткнулся в губы и первые капли влаги потекли в рот. Клавдий выхлебал воду в три глотка. Последний попал не в то горло, и он поперхнулся и закашлялся, отчего внутренности снова на миг скрутило в тугую спираль. Скрутило – и отпустило. Прохлада потекла от горла вниз, успокаивая бушевавший некогда пожар.

– Болит что-нибудь? – Публий вернул стакан на столик и снова плюхнулся на стул возле кровати, хмурый и взъерошенный.

– Не… знаю…

Клавдий слизнул влагу с краешка губ. Болит ли что? Ну разве голова – там все еще сидела холодная игла, и боль отдавалась пульсацией в затылке. Время от времени спазмы скручивали живот, мелко знобило, но в целом можно терпеть. Пока еще можно.

– Я в… медицин… ском центре?

– Ну не в сортире же, – несколько раздраженно ответил Публий. – Хотя я боролся с желанием оставить тебя там.

Клавдий прикрыл глаза. Память возвращалась обрывками: бар, глоток Шуи, девица в обтягивающем платье, потом и без него, и терпкая ягода на языке…

– Спасибо, что… вытащили...

Публий хмыкнул.

– Все-таки не все мозги высохли, да?

Клавдий вздохнул и открыл глаза. Теперь он понял, почему так трудно пошевелиться: он лежал на кровати, стянутый ремнями. Руки и ноги захлестывали широкие петли. Из вены правой руки выходила прозрачная трубка капельницы, отчего рука казалась онемевшей.

– Ты мне вот что скажи, – начал Публий, – какого лысого гнароша?

– А?

– Гранату на! Я говорю, давно ты на свежак перешел?

Клавдий шмыгнул носом и отвел взгляд. В полированной поверхности тумбочки отразилось его лицо: кудри всклокочены, под глазами синяки, губы черные от сока и на подбородке тоже темные разводы.

– Не…

– Это я понимаю, как «нет»? И сколько вчера сожрал?

– Одну, – быстро ответил Клавдий.

– Одну свежую Шуи после двух стаканов напитка? Ты рехнулся, лейтенант Мор? А если бы меня рядом не оказалось?

Клавдий поежился, но главным образом оттого, что Публий повысил голос, и теперь с каждым словом игла все глубже ввинчивалась в мозг.

– Ты понимаешь вообще, чем это могло закончиться? – безжалостно продолжал военврач. – У тебя сердце остановилось! Я едва тебя откачал, чтобы успеть в капсулу засунуть! А если бы не успел? – он выдержал паузу, явно ожидая ответа, но Клавдию было тяжело говорить, да и не хотелось: холод держал когтистыми лапами, голова шла кругом.

– Даром отец перевел тебя в пятый сектор, – сказал Публий, – видел, что катится сынок по наклонной, думал, служить будешь, отвлечешься, а все-таки не помогло. Как торчал на Шуи, так и торчишь, и сока тебе мало, с кожурой глотаешь. А в кожуре самая дрянь! Настолько плохо все, Клавдий?