Голиард

Голиард

 Голиард не сразу сумел отыскать даже след своей подруги в огромном и холодном каменном замке. Причины на это было целых три: Голиард находился здесь всего три недели и всё ещё лихорадочно путался в коридорах и плетениях галерей; Эвелин – его дорогая подруга была всегда очень деятельна и редко находилась на одном месте и, последняя, самая неприятная, предполагаемая – Эвелин избегала его.
                С горечью Голиард признавал (хоть и не вслух), что это было разумным проявлением реальности.  Они были выходцами из разных сословий. Он – сын бедного крестьянина, мечтающий о рыцарстве, но с самого детства точно знающий, где его место и всё же, однажды решившийся на бунт и бежавший прочь, в город и даже не предполагавший тогда, что будет с его жизнью, какой она сделает поворот и как он станет, наконец, рыцарем.
                Хоть и другие не признают его ровней.
                А она - потомок древнего рода, герцогиня, вынужденная изгнанница. Эвелин редко рассказывала что-то о себе, очень не любила вспоминать и раскрываться, а он проявлял чудеса такта. Всё, что Голиард выяснил: то, что ее отец – герцог пострадал в результате разборок между несколькими землями, и его земли разодрали почти в клочья, разделили, объединившиеся против него господа.
                Никого из ее семьи не пожалели. Она не говорила об этом, но Голиард угадал по ее кошмарным метаниям во сне, минутам задумчивости, когда она глядела перед собою и не видела в то же время ничего.
                Ей удалось скрыться, бежать.
                Если бы не падение ее отца, Голиард не встретил бы своей судьбы. Он взбунтовался, бросился из деревни в город, надеясь, что станет хотя бы каким-нибудь мастером и будет ковать мечи для рыцарей, если уж сам не сможет стать одним из них. Его приняли в подмастерья, начали понемногу обучать кузнечному делу, но в его груди было пусто.
                Звучал молот – а сердце глухо стучало следом, он чувствовал, что находится не на своем месте, а где его место  понять не мог. Вернее, он знал, но понимал, что добраться туда ему не хватит происхождения.
                Если молодой крови не давать бороться за идеал и сразу же отрубить путь к мечте, кровь и горячность молодости бросается в порок и ночь. Голиард получал небольшое жалование в подмастерьях, но он жил прямо в кузнице, питался с хозяйского стола и его жалование, таким образом, оставалось нетронутым. Он же, не в силах как-то успокоить мятежный дух свой, бросался в кабаки и трактиры, таящиеся в полумраке на узких улочках города, где и пытался жить хмелем ночи и лживой красоты, чтобы хоть как-то утешилось сердце.
                Но пустота в груди росла, и тут случилось нечто странное – в кабаке появилась Эвелин. Нет, в кабаках всегда есть посетители, но в этой было что-то, чего не должно быть в здешних гостьях – в ней было достоинство.
                То, как она держала голову и гордый вид, несмотря на помятый и потертый плащ, её голос – негромкий, но не оставляющий даже шанса на то, чтобы не быть неуслышанным, что-то внутри нее самой – это мгновенно привлекло внимание Голиарда. Он хорошо знал этих трактирных девок и ни разу не видел  таких правильных и мягких черт, и такой строгости в осанке…
                Она зашла и спросила этим волшебным, подчиняющим голосом, нет ли здесь того, кто проведет ее в столицу?
-Я заплачу, - пообещала гостья, оглядывая зал, в надежде встретить хоть одно заинтересованное лицо.
                Но вся штука состояла в том, что путь до столицы шел через Разбойный Тракт. Идти там можно было только с хорошей охраной или большой компанией, и то был риск нарваться на неприятности, с другой стороны – некоторым везло…
                Но перспектива не вдохновила посетителей кабака захудалого городка и гостья, постояв еще минуту, и не услышав отклика, понимающе кивнула и, не смея больше тратить свое время, развернулась и направилась к выходу.
                Голиард сам не мог объяснить себе позже, какая сила заставила его встать и пойти за нею, бросить очередную размалеванную девицу, оставить недопитое вино и броситься, как есть, не думая о кузнице и о чем-то еще.
                Он успел нагнать незнакомку, подбежал, с запоздалой дрожью подумав, что не стоит подбегать к девушке вот так, в злачном месте, в полумраке. Но она не испугалась, взглянула на него спокойно и без страха, вежливо выжидая, что принесет ей судьба.
-Я…- Голиард нервно сглотнул комок в горле, - я готов сопроводить вас, госпожа.
                Даже в полумраке было видно, что она улыбнулась.
-Благодарю, - ответила девушка. – Как ваше имя, мой друг?
-Меня зовут Голиард, - ответил ей юноша, - я из деревни, что по левому берегу Инер.
                Девушка немного подумала, глядя на Голиарда, может быть, припоминала, в какой стороне протекает бурная и вечно холодная Инера, может быть, просто колебалась – стоит ли доверять такому странному юноше, отошедшему от деревни до городка? Но, наконец, она нарушила молчание:
-Я – Эвелин, из…
                Запнулась, смутилась и почти незаметно поправила явно не то, что было в ее мыслях:
-Издалека.
                Всё это было полгода назад.
***
                Голиард бросился в ее комнаты – тоненькая служанка сообщила, что госпожа Эвелин гуляет в садах. В садах одна из дам снисходительно-доверительно сообщила, что госпожа Эвелин уже успела прогуляться и отправилась к своему жениху…
                Это был финал. Голиард понял, что беспокоить ее бесполезно. Остается ждать, когда она, рано или поздно, придет к своей комнате, и тогда им придется поговорить. Серьезно поговорить.
***
                Полгода… они почти полгода пробыли на пути к Тракту. На них нападали разбойники, грабители… обходилось по-разному. Разумеется, за это время они сдружились, и Эвелин открыла Голиарду свое происхождение.
-За мной охотятся враги моего отца, - буднично сообщила она, закончив.
-Я сразу понял, что ты из знати, - честно признался Голиард, - горожанки не говорят так и не ведут себя…как ты. Даже сейчас – собирается прохлада, я знаю, что ты в своем плаще продрогла, но ты не подвинешься к костру.
                Эвелин темно усмехнулась:
-Холод помогает держать мысли в порядке. Тепло и комфорт расслабляют. А мне нельзя.
                Она всегда держала себя в строгости. Список «нельзя» был по-настоящему удивительным. Нельзя вставать после рассвета, даже если удалось найти на Тракте теплый и мягкий приют. Нельзя выдавать своего страха, своей боли, слез, горя. Нельзя позволять себе жаловаться. Нельзя замечать голод.
                Пусть холод пробирается под тонкий плащ – Эвелин не жалуется.
-Это слабость, - отвечала она неизменно на очередное замечание Голиарда, - я сильная. Я потерплю такие мелочи.
                Голиард понял, что вот так она скитается уже не первый месяц или даже год. Он понял, что нельзя на нее воздействовать разговорами и просто принял тот факт, что ему нужно заботиться и думать за двоих. То есть – думала она. Она говорила, куда идти и к кому постучаться, зайти, но вот Голиард думал, сколько Эвелин не ела, и холодно ли ей…
                Даже ему – крестьянину из бедной семьи иногда было тяжело в пути, а Эвелин прятала в себе всю усталость и, упрямо поджимая губы, шла и шла.
-Зачем тебе в столицу? – Голиард не быстро заслужил ее доверие, и первые две недели Эвелин напряженно следила за каждым его движением, но это почему-то не раздражало его, а напротив, вызывало к ней жалость – он все пытался понять: что нужно было пережить, чтобы так подозрительно относиться к миру?
                Но потом стало легче. Он защищал ее, когда она этого не ждала. От приставаний пьяных личностей в кабаках, делился с ней порцией, когда вдруг кончались ее деньги. Однажды даже собрал букет полевых цветов для нее… букет вышел вялым, но Эвелин взглянула на Голиарда так, что в ее взоре он прочел все то, что она не умела высказать, и ему стало теплее…
-Я приду к королю и потребую мести за своего отца, - отвечала Эвелин спокойно, как будто речь шла о том, как устроить прием в доме.
-И он пойдет на это? – Голиард не знал короля и не имел о нем вообще никакого представления, но ему казалось, что план Эвелин немного…не подходит ей. Он успел уже понять ее образование по речи и знанию многих фактов из истории и географии, по языкам, которыми она владела, но вот просто прийти к королю – это было слишком уж…по-человечески. Голиард воображал, что Эвелин придумает что-то более изощренное.
-Пойдет, - зловеще усмехалась она и пояснять ничего не стала.
                А Голиард и не стал спрашивать. Он понял, что это бесполезно. Иногда Эвелин роняла какую-то фразу, раскрывающую кусочек ее прошлого, но это были обрывки. Голиарду было неважно, что именно произошло с ее землями и с нею, он просто по-человечески сочувствовал ей и желал, чтобы она перестала страдать и вернулась домой.
                И не металась в кошмарах.
                Голиард видел, что она иногда не может проснуться, что сон ее беспокойный, в нем есть демоны и ему хотелось, чтобы король принял Эвелин и помог ей.
                «Господи, она всего лишь слабая женщина, за что ты мучаешь ее так, жизнь?» - думал Голиард иногда, наблюдая за тем, как Эвелин смотрит невидящим взором перед собой, уходя куда-то далеко-далеко…
-О чем ты мечтаешь? – как-то спросила Эвелин, когда они сидели в трактире и делили на двоих сырную лепешку и кувшин самого дешевого вина – на большее монет не хватило – их ограбили на Тракте, приходилось перебиваться случайными заработками…
                Эвелин недоумевала:
-Почему ты не бросишь меня? у меня теперь нет денег, чтобы заплатить тебе!
-Бросить женщину на Тракте! – Голиард разозлился всерьез, - ты, конечно, знатная, но дура. Я что, по-твоему, совсем не человек?
-Ты мог сидеть в кузнице и ковать мечи! – она злилась, не понимала, видела свою слабость и обращала это в ярость, - а не ходить со мной и не работать, чтобы прокормить меня!
-Не оставлю я тебя одну, - упрямо возражал Голиард и пытался перехватить хоть какую-то монетку на хозяйских дворах, убирая за скотом или пропалывая поле.
                Путешествие серьезно замедлилось…
-Так о чем ты мечтаешь? – спросила Эвелин в один из вечеров. Когда на двоих была лепешка и кувшин самого дешевого вина.
-Стать рыцарем, - честно ответил Голиард, украдкой отламывая для Эвелин кусочек, где было побольше сыра.
-Рыцарем? – она даже удивилась. – Знаешь, я знакома со многими рыцарями, и им далеко до тебя!
-Это мне до них далеко, - грустно улыбнулся Голиард, - крестьянские дети не бывают рыцарями.
-Будешь первым, - пообещала Эвелин и в задумчивости покрутила стакан с дешевым вином в руках…
***
-Голиард? – Эвелин не удивилась, увидев возле своей комнаты своего друга. Она знала, что он придет и даже приближала этот момент, не сталкиваясь с ним в замке – кругом были свидетели.
                Месяц назад она и ее друг, которого не должно было быть в ее насквозь сумасшедшей и поломанной жизни, добрались до короля. Эвелин назвала свое настоящее имя, назвала свой род и попросила аудиенции у короля. Король принял ее…
                 А вот дальше произошло совершенно невозможное!
                Король пропал в ней. Потерялся в ее взоре и чертах. Королю невозможно было выбирать по зову сердца, но складывались просто чудесные обстоятельства: она была дочерью павшего герцога, сгубленного вместе со всем, как считалось прежде,  родом. А теперь перед ним стояла молодая девушка, прекрасная, удивительная и очень истомленная дорогой и трудностями.
                Трудности и тяготы оттенили ее красоту. Они навсегда оставили на лице ее тень, а на стане ее худобу, на руках – несколько тонких шрамов, а во взоре – глубину печали, рожденную не по годам.
                Король расправился со всеми обидчиками Эвелин в кратчайший срок и сразу же попросил составить его счастье. Совет короля  даже не успел определить, что чувствует по этому поводу, а Эвелин уже дала согласие, точно зная, что ее тяготы не закончатся и грядет битва с придворными, что не пожелают мириться с приблудившейся, проскитавшейся и огрубевшей девицей в женах короля, с Советом и черт знает, с чем еще.
                Но Эвелин попросила еще об одном даре для себя у короля, и три недели назад Голиард стал рыцарем. Первым рыцарем, вышедшим из крестьян.
-Давно ты здесь? – Эвелин помогла Голиарду встать с пола, на котором он так удобно уселся, прислонившись к стене, и задремал, ожидая появления своей подруги.
-Не знаю, - честно ответил новоиспеченный рыцарь. – Я искал…
-Знаю, что меня, - она опередила его. – Кого еще ты мог искать, и заснуть под дверью у меня?
-Хотел поговорить, - Голиард виновато улыбнулся.
                Она кивнула и жестом пригласила его на балкон.
***
-Почему здесь? – Голиард покорно пошел за нею, как делал это последние полгода, но все-таки спросил. Хотя бы по тому, что нужно было как-то начать.
-У стен свои уши, - она держалась ровно и спокойно, - а я не хочу, чтобы свидетелей нашего разговора было много.
-Конечно, - Голиард горько улыбнулся, - будущая королева и рыцарь, первый рыцарь из нищих крестьян!
-Не говори глупостей, - Эвелин поморщилась  и почудилась ему в этом раздражение. – Я просто не хочу, чтобы…неважно.  Что ты хотел?
-Я больше не узнаю тебя, - Голиард хотел начать не так, но слова сами сорвались с губ его прежде, чем он успел осознать весь смысл. – То есть…
-Я сама себя не узнаю! – она дала волю эмоциям: устало опустилась на скамью. – Не узнаю! Моя жизнь состояла из ритуалов, обязательных действий. Я носила ту же одежду, что и сейчас, а потом случилось то, что вырвало меня из моего мира на долгое время. И теперь мне кажется, что я еще в лесах Тракта!
                Эвелин прикрыла лицо руками, пытаясь овладеть собой. Голиард вздохнул с облегчением – не он один потерялся где-то там, на Тракте. Эвелин, выходит, испытывала то же самое.
-Мы через столько прошли, - она отняла руки от лица, взглянула на друга, - дождь и холод, грязь и голод. Мы спали на земле, думали о пропитании и выживании. А теперь…
                Она не договорила. Голиард подождал из вежливости, но, поняв, что Эвелин не продолжит, подхватил:
-Я чувствовал себя больше всего живым в жизни именно там. Я – рыцарь. Я стремился к этому, видел это в мечтах, а теперь я как безумец. Я им не ровня. Им – родовитым.
                Последнее слово он почти что выплюнул.
-И я не ровня тем, кто рядом со мной, - Эвелин тоже вздохнула. – Они смотрят на меня со снисхождением и страхом. Я знаю, что те невзгоды, что свалились на меня, мои скитания… о, ты не представляешь, на что я шла ради выживания! Ты не представляешь, сколько я совершила! Мне ведь…не сразу встретился ты.
-А моя жизнь была пуста, - Голиард наблюдал за Эвелин. Он знал, что должен сказать что-то ободряющее, но не мог подобрать слов – не хватало красноречия. Странное дело, там, на Тракте, когда они мерзли в осеннюю ночь, у него нашлись для нее слова. Он сказал ей тогда, что она – самая необыкновенная, сильная и ее дух – воинственный, сильный, пройдет через любые препятствия, и тогда это далось ему легко и тогда она ему поверила! А сейчас слова застряли в горле.
                Как будто та Эвелин и тот Голиард, блуждающие по Тракту, совсем другие, чем те Эвелин и Голиард, что сейчас на балконе королевского замка.
                Как будто бы разделилась душа.
-Я знаю, что у меня нет права отказать ему, - шепотом отозвалась на мысли Эвелин, - и я не хочу отказывать. Его величество очень мил, хорош собою, относится ко мне как к стеклянному цветку, но я ведь не цветок!
                Она сорвалась со скамьи, вскочила, бешено прошла взад-вперед.
-Я не цветок! – повторила она, - а он не поймет. А ты…понимаешь?
                Голиард кивнул. Эвелин поверила.
-Многие мечтают о таком счастье, - она с горечью опустила руки, стала совсем беззащитной, слабой, - а я вспоминаю те дни, когда мы с тобой делили одну сырную лепешку на двоих.
-Я до сих пор не могу есть один, - вставил Голиард, не замечая того, что в его глазах странное покалывание. Очень злое, холодное, - мне кажется все время, что это…неправильно.
-Я вспоминаю холодную землю и тот плащ, который ты расстилал для меня по земле, чтобы было теплее. И я не могу спать на перине, - Эвелин робко (о, откуда взялась только эта робость?), взглянула на Голиарда. – Перина такая… ненадежная.
-А меня воротит от этих стен. Кажется, что все лишь клетка…
-Ты еще можешь сбежать, - Эвелин коснулась его руки холодными кончиками своих пальцев. – Ты можешь оставить замок!
-И ты можешь, - заметил Голиард. – Но я стремился к рыцарству. А ты стремилась к возмездию. Все решается для тебя лучшим образом, а я хочу знать, что ты в порядке.
-Я никогда не буду в порядке, - она помотала головою, - кошмары следуют за мною и я здесь чужая. И ты здесь чужой. Король, конечно, король, но…
-Но, - согласился Голиард. Он понял подругу интуитивно, незнакомый с придворными играми, угадал по тону, по холоду камня.
***
                Сколько они простояли так в молчании – Голиард не знал. Стояли друг против  друга, не замечая холодного весеннего порывистого ветра, глядя себе под ноги, не заговаривая, но точно думающие примерно об одном. Прошла целая жизнь или мгновение – сложно было сказать. Они оба не оставят замка. Голиард не оставит Эвелин, а та точно не бросится обратно на пути Тракта, где была, оказывается, настоящая жизнь.
                Странное дело, когда каждый день был выживанием, когда приходилось думать, где взять обед и крышу над головой, они, выходило, были живы. Они чувствовали, смеялись, переговаривались и могли мечтать. А теперь, когда сбылась самая невозможная для крестьянина мечта, когда открываются двери в тронный зал для дочери павшего герцога, когда…
                Когда происходит все, что имело малейший лишь шанс на свершение, они вдруг замирают, немеют и понимают с ужасом, что жизни в душе больше нет.
                Эвелин изъела себя жаждой мести и теперь, когда месть обрушилась на головы врагов – пустота!
                Голиард изъел себя страданием по невозможной мечте и та…сбылась. И снова – провал. Пустота, которую не заполнить ничем.
                И только весенний ветер напоминает о том, что они на земле, а не в пепельном аду оставленных чувств, которыми жили долгое время, которыми пропитывались все те дни, когда стоял вопрос выживания, и все воспринималось острее.
-Мне пора, - Эвелин лишь шевельнула губами, но Голиард услышал, а может быть – угадал, что она сказала.
                Склонил голову:
-Благодарю вас…ваше величество.
                И посторонился, чтобы она могла пройти мимо, не задев его даже кусочком платья. Отныне у них разные пути.
                Разные пути и один ветер…с того Тракта. Одинаково холодный.
                Эвелин, проходя мимо, даже не взглянула на него, и не обернулась. Она была слишком гордой и не признавала слабости за собою, считая ее худшим проявлением порока из всех возможных проявлений.
                Она никогда и ни за что не позволила бы первому рыцарю из крестьянского рода, своему другу, проводнику Голиарду увидеть слезы в своих глазах.