Голодный путник

Голодный путник

«Охота на петуха для голодного путника – просто подарок судьбы» — думал он, едва только заметил свою добычу в тени деревьев, в густоте кустов. Он видел высокий гребешок: «должно быть красный». Он слышал, как петух активно махал крыльями, и глухие хлопки сопровождали каждое такое движение. Он догадался – петух что-то клюёт на земле, и говорил себе: «ничего, я тоже сейчас покушаю». Он мог бы разглядеть многое, но было слишком далеко, хоть лес и дорога были ярко освещены..

Он медленно вошел в чащу, пригибаясь, и стараясь не шуметь. Лес наполнен жизнью: щебечут птички, шелестит листва, стрекочет кузнечик, отовсюду слышны разные «угу», «тыр-тыр», «ква-ква», – среди такого шума его шагов не различить. Обошел вокруг, чтобы испуганная добыча бежала из лесу в поле, в сторону дороги. Пришлось немного обождать, пока глаза привыкли к сумраку. Мысленно он уже представлял, что будет готовить на ужин: «поджарить просто крылышки, ножки подкоптить, грудку на завтра…». Его вовсе не смутил вопрос: «что может делать домашняя птица в таком безлюдном месте?!» Не смутил его и размер петуха: «Да он с козла размером, мне на несколько дней хватит», - говорил в нем двухдневный голод, перебиваемый лишь сухарями из котомки и водой из бурдюка. И не казалось странным шипение, исходящее из кустов, ни треск разрываемой плоти. Он не думал о нем, пока не увидел, как его добыча отрывает ногу еще живому, дрыгающемуся в агонии кабану.

Он покачнулся неловко, что-то хрустнуло, то ли на земле, то ли где-то внутри. Лес замер в тишине лишь громким эхом отдавался хруст. Петух тот – что вовсе не петух, – вдруг замер на мгновенье, начал поднимать круговыми движениями длинный хвост, словно огромный змей поднял голову, и потянулся вверх гребешок, что вовсе не был красным.

Животное не успело обернуться, но дикий страх уже гнал голодного охотника всё дальше и дальше в чащу леса. Здесь и днем было не очень светло, но солнце село – не разобрать дороги. Ноги сами находили куда ступать, вытянутые руки защищали от невидимых веток, которое так больно царапаются.

«Это не ветки, это зверь, что по пятам идет, дотягивается своими когтями» – от этой мысли каждая новая царапина саднила больнее. Он щурился, чтоб не остаться без глаз, чтоб колючие ветви не выстегали их. .

Шипение то сзади слева, то сзади справа, звон в ушах и громкие далекие хлопки преследовали, не отставая. И каждый хлопок сбивал с ритма, замирало сердце, прерывалось дыхание. Только разум пытался успокоить: «А может мне всё это мерещиться?» - крутилось в голове. Но он не мог остановить бег, его тело , подгоняемое ужасом, боролось за выживание. Время потеряло всякое значение, ноги перестали слушаться, отяжелели, он захромал, колени не поспевали разгибаться.

Он выбежал на поляну и оказался под полной луной. Не удержавшись на ногах, распластался по низкой траве, даже не успев руками смягчить паденье. Лицом ударился о пружинистую лесную подстилку, из ноздрей брызнула вязкая жижа, рот наполнился привкусом земли. Тут же приподнялся, огляделся и увидел очертания человеческой фигуры на опушке. Свалился на спину, в счастливом изнеможении: «рядом есть люди», – от одной этой мысли все прежние страхи показались сущей ерундой:

– Подумаешь, бежал от петуха, ахааа-ха... тьфа, тьфа, – почти беззвучно смеялся он, – расскажу, не поверят, засмеют, ахааа-ха, ааа

Приподнялся и пошел в сторону человека, стоявшего в лунной тени деревьев. Отплевываясь, тер нос от темной жижи, всё так же ухмыляясь.

Чем ближе он подходил, тем лучше вырисовывались очертания: вот уже видно, что человек левой рукой опирается на высокую палку, или рукоять: «это же древко копья, наверно воин», – мелькнула мысль, которая подняла настроение еще выше. Теперь он заметил и вторую руку, человек как будто опирался на ствол дерева, лучше разглядеть мешали мельтешащие отблески лунного света.

Пройдя несколько шагов, он уже был уверен, что отблески – это ведь кираса из множества стальных пластинок: «я такие и раньше видел в гвардии короля – сзади реет плащ, а сверху должно быть султан на шлеме, наверное, красный».

Но постепенно улыбка начала сходить с его лица – человек стоял абсолютно неподвижно. В дюжине шагов он замедлился, пытаясь лучше разглядеть: «а может не человек? Ну нет, руки на месте, султан с каской и кираса на месте…, – непонятное сомнение глубже заходило в душу, — а может быть это просто статуя? Кто-то забыл её здесь?».

Остановился в двух шагах, вглядываясь в темень, но не видно ни головы, ни ног кирасира. Сделал еще полшага, и лишь сейчас заметил, что не пика вовсе в руках, а тонкий прямой ствол молодого деревца. И рука странная, всего три пальца, и каждый палец толще вдвое самых толстых пальцев, что только видеть доводилось ранее. А вместо ногтя на конце у каждого огромный острый коготь в дюйм длиной.

«Нет, быть не может, это всего лишь статуя, она не двигается, значит – статуя…».

Он всё еще пытался разглядеть лицо, но лишь заметил, как султан качнулся, словно его хозяин оглядывается по сторонам, и в том месте, где у шлема должны быть глазницы, на краткое мгновенье вспыхнули и погасли два красных огонька. Тихое шипенье прозвучало, качнулся тонкий ствол. У него задрожали ноги. На древесном стволе на фут выше второй «руки» вдруг возникла третья, размером чуть поменьше, но тоже трехпалая. Из тени проявилась широкая змеиная голова с длинными клыками, торчащими из пасти и с тонкими отростками на нижней челюсти, что словно редкая бородка – пядь с небольшим. И длинный разделенный, очень шустрый язычок, то и дело появлялся из приоткрытой пасти.

Он хотел шагнуть назад, но правую ногу схватило что-то, и он упал. Дернул, что есть силы, сумев таки высвободить, пополз назад. Послышались хлопки, это чудовище развернуло кожистые крылья, и, наклоняясь вперед, медленно показалось в бледном лунном свете. Шипение нарастало, пробирало насквозь дрожью тело, пальцы на ногах начало сводить судорогой.