Голубка

Голубка

                Тучи заволокли небо и заслонили луну. Хотя, ее призрачного света все равно не хватало, чтобы затмить фонари и яркие вывески ночного Парижа. Окрестности возле площади Пигаль, как обычно, были заполонены: беспризорники, карманники, мошенники и лгуны, а также простые рабочие, мечтавшие скоротать остаток тяжелого дня в комнатке дешевого борделя.

Жюльетт артистично поднесла к губам тонкую сигарету и подмигнула проходящему мимо итальянцу, в помятом грязном пиджаке и заляпанных сапогах. Тот скривился, обнажив остатки сгнивших зубов и присвистнул. Жюльетт выпустила дым и оценивающе осмотрела прохожего.

- Может, прогуляемся, красотка? И подружек прихвати, - он подмигнул сидящей на ступеньках неказистой худой девчушке лет пятнадцати и ее спутнице - девушке, закутанной в тряпки, - а с тобой что? Покажи свое милое личико.

- Она не хочет, - ответила за нее девчушка, - отвали.

Ничуть не смутившись, итальянец попытался коснуться тряпок. Девушка отпрянула всего лишь на миг приоткрыв лицо.

- Безумная Мари! – тут же закричал прохожий.

- Так, пошел отсюда, - не выдержала девчушка и уперев руки в бока загородила собой Мари.

Итальянец не ожидавший такого натиска от худой, как спичка, дурнушки опешил и посмотрел на Жюльетт. Та в свою очередь показала жест, отбивающий все возможные вопросы. Мужчина сплюнул и, сунув руки в карманы, скрылся среди прочего люда.

- Ты когда-нибудь нарвешься, Эдит, - произнесла Мари дребезжащим голосом, - с таким характером…

- Да пошел он, - фыркнула Эдит и крикнула что есть силы, - сраный макаронник!

Жюльетт хохотнула, а Мари укоризненно покачала головой.

- Неужели, это прекрасная Жюли, - раздался рядом грубый хриплый голос.

Жюльетт томно закатила глазки и протянула руку.

- Ты вырвался из лап своей жабы?

- Да, дорогая, и вечер я планирую провести с тобой, - он подмигнул и похлопал себя по карману, явно намекая, что в конце вечера девушку будет ждать неплохой куш.

- Пока, уродки, - Жюльетт хохотнула и удалилась, виляя бедрами.

- Ты какая-то сегодня слишком тихая, - Эдит вытащила яблоко, плюнула на него и обтерла о рукав, - хочешь?

- Нет.

- Что-то случилось?

- Я…, - Мари смущенно опустила голову, - посмотри, сколько вокруг дешевых отелей и кабаре.

- И что?

- Тебе никогда не хотелось вырваться отсюда? Дурная жизнь на улице затягивает таких как мы. Еще не поздно…

- Даже не начинай, - скривилась Эдит, - опять быть на побегушках у молочника? Или вертеть задом перед грязным работягой, в благодарность, что он меня обеспечивает?

- Тебе и вертеть то нечем, - не сдержалась Мари, но подруга ничуть не обиделась.

- Может и так, но клюют на меня почаще чем на шлюх из «Шабане» или «Один Два Два».

Мари захохотала. При всей своей ершистости и грубости дурнушка Эдит действительно обладала какой-то странной притягательностью у мужчин.

- Хочешь сказать, что петь на улице – твоя судьба?

- В ж… судьбу, - отмахнулась подруга и швырнула огрызок яблока, едва не угодив в проходящего мимо полицейского, - может, я и хочу жрать что-нибудь получше арлекино в бульонках, или покупать модные платья, но больше всего я хочу петь. «Красная мельница» вполне подойдет.

Мари закашлялась, а довольная Эдит громко расхохоталась.

- А вообще, пока мне хватает и на вино, и на консервы. Ладно, мне пора. Момон уже заждалась. Ты опять пойдешь в «Сытый Кролик»?

Мари пожала плечами.

- Ты совсем чокнулась после сеанса.

 - Он сказал, что если я все вспомню, то кошмары пройдут, - Мари грустно вздохнула.

- Он давно сдох, - Эдит махнула рукой, - дело твое, ну пока.

Легко, словно крошечная птичка, Эдит зашагала прочь и затерялась среди прохожих. После трагедии в «Сытом Кролике» только Эдит отнеслась к Мари с пониманием, как к равной. Были, правда, Жюльетт и другие. Однако, в отличие от Эдит, которую любили еще с той поры, как она жила у бабушки, Мари скорее терпели.

Мари поплотнее запахнулась в тряпки и пошла прочь. Миновав яркие вывески и поймав несколько любопытных взглядов, девушка подошла к закрытому зданию с потемневшим грязным фасадом и окнами, забитыми досками. Среди наполненной светом огней и похотью жизнью города, здание выглядело замершим навеки великаном, который вот уже второй год разлагался у всех на виду.

Некогда «Сытый Кролик» был неплохим кабаре и привлекал достаточно внимания, чтобы ужиться с более известными собратьями. Тут смеялись, глазели, хлопали и выпивали до тех пор, пока не произошел пожар.

Мари прошагала мимо останков столов и поднялась на сцену. До сих пор чувствовался запах гари. Но Мари не противилась ему, вдыхая как можно глубже. Она закрыла глаза и сняла тряпки, закрывающие лицо. В полной тишине попыталась исполнить «Голубку». Голос противно дребезжал, словно раздолбанный механизм. Мелодия терялась среди хрипов и завываний. И все же, на один краткий миг Мари вновь оказалась на сцене, где ей рукоплескал народ. Ее «Голубка» привела в кабаре новых клиентов, впереди маячили деньги и слава. И ее мечта – взойти на сцену концертного зала города и покорить Париж.

А затем появился он…

                Мари осеклась, вспомнив лихо закрученные тонкие усики и карие глаза. В груди сжался комок. Мари взяла себя в руки и попыталась снова, но голос не слушался, и песня прервалась. Тишина и сгоревший зал, словно строгие судьи, замерли перед оглашением оценок. Сегодня Мари опять провалилась… Может, Эдит права и то, что было на сеансе с медиумом всего лишь фантазия? Сколько же было боли физической и душевной? Сколько времени Мари пыталась смириться, что Анри больше нет? Возможно ли, что он явился в виде дымки и прошептал, что все закончится, как только она вновь исполнит «Голубку»? Сказал, что ночные кошмары пройдут.