Голубка в небе

Голубка в небе

 Словно муравьи в потревоженном муравейнике, по пустырю сновали солдаты. Каждый был при деле: одни качали воду из пруда, другие тащили огромные бутыли с серной кислотой, третьи копали канаву для медного купороса. Мужик долго их разглядывал, потом не выдержал, перекрестился и сплюнул на землю:

  - Конец света, а господам все нипочем. И чего суетятся?

  Стоящий рядом офицер был с ним категорически не согласен. Никакой суеты - все шло по плану. Конец света или нет - а приказ есть приказ. Не допустить никакого саботажа. Однако предстоящее мероприятие уже привлекло закономерный интерес у газетчиков и ученой публики. А завтра еще подтянутся просто любопытствующие. Офицер Дорн тяжело вздохнул. Ему и так хватало забот с этими тремя, которые вызывали неясные подозрения.

  Щеголеватого вида прохвост-репортер Монкевиц, постоянно околачивающийся возле пустыря и лезущий в каждую дырку, Дорну не нравился из-за неуемного любопытства к деталям эксперимента и панибратского отношения ко всем подряд. А вот девица из благородных офицеру пришлась по вкусу, хотя подозрений вызывала не меньше. Темноволосая и тоненькая, в белом прогулочном платье и небольшой шляпке с черной вуалеткой, скрывающей глаза, госпожа Анна Папп была слишком... неуместной в этом уездном подмосковном городке. Зачем утонченной аристократке сидеть в глуши, изображая модное увлечение фотографией? Девица фотографировала все подряд, таская за собой громоздкий аппарат на треноге. Впрочем, для офицера это стало удобным поводом свести знакомство поближе под предлогом помощи хрупкой женщине. А еще тем самым вызвать естественное раздражение у ее тихого ухажера Ивкина. Тот назвался ассистентом известного московского профессора, занимался спектроскопией, сыпал учеными терминами в надежде хоть так произвести впечатление на даму сердца, но о предстоящем испытании имел весьма смутное представление. А на все расспросы офицера либо отмалчивался, либо принимался с важным видом вещать о спектре солнечной короны.

  Вечером девицу вдруг понесло на вокзал. Офицер вызвался ей помочь, тем более, что ему нужно было получить почту. Анна всю дорогу теребила на себе нитку жемчуга, щебетала о новой шляпке от столичной модистки, которую ей должны были привезти, и предвкушала, как в ней будет встречать затмение. Она даже ухитрилась выманить у Дорна обещание сфотографировать ее в обновке и непременно в тот самый исторический момент. Офицера разморило от жары, и он буркнул согласие, не сообразив, что в тот самый момент ни черта видно не будет.

  Поезд прибыл с опозданием, битком набитый московской публикой. Гомон и столпотворение на вокзале стояли невообразимые, и офицер мгновенно потерял Анну из вида. Она углядела кого-то в толпе, радостно махнула рукой и нырнула в людской поток.

  Офицер поспешил к последнему вагону, однако фельдъегеря там уже не оказалось. Тот объявился лишь спустя двадцать минут, вытирая пот со лба под форменной фуражкой.

  - Простите, ваше благородие, уморило с дороги, - Лопатев протянул офицеру пакет с казенной печатью военного ведомства и пометкой "секретно".

  Оказалось, что на курьерский поезд до Твери фельдъегерь опоздал, а следующий будет только завтра утром. Взопревший Лопатев этому чрезвычайно обрадовался и отправился искать постой, небрежно закинув на плечо холщовую сумку с секретной корреспонденцией. Офицер неодобрительно покачал головой. В доставленной ему депеше ничего нового не сообщалось - надлежало оказать всяческое содействие поручику лейб-гвардии Кованько и не допустить срыва запуска. Расторопность военного ведомства уже стала притчей во языцех.

  Госпожа Папп ждала офицера снаружи. Раздраженно притопнув ножкой, она указала ему на две круглые коробки:

  - Офицер! Где вы ходите? Вызвались помочь, а сами! - она обиженно надулась и взглянула на серебристо тренькающие часики, приколотые к лифу прогулочного платья. - А мне еще надобно успеть примерить шляпки, и закат запечатлеть. Как думаете, завтра будет ясная погода? Ах, как хочется увидеть солнечную корону! Такое событие!

  Под восторженные охи Дорн погрузил в экипаж коробки, смахнув несколько приставших к крышке белых перышек, и мрачно поинтересовался у модницы, почему крошечная женская шляпка столько весит. В ответ бедняга узнал, что он - неотесанный мужлан, ничего не понимающий в столичной моде, что за шляпками нужен особый уход, особенно за роскошными перьями африканского страуса. Офицера терзали смутные сомнения, что он все равно не отличит перья страуса от голубиных, но он благоразумно смолчал.

  Возле пустыря уже распоряжался полный энтузиазма Кованько, поэтому с чувством выполненного долга офицер еще раз обошел территорию, отогнал детвору от опасных чанов с кислотой и отправился в кабак неподалеку, сразу за полотном железнодорожной станции. Но и здесь ему отдохнуть не удалось, помешала безобразная свара, затеянная Лопатевым и тщедушным Ивкиным. Что они не поделили, было неизвестно, потому что незадачливый ученый уже валялся на полу, скуля и держась рукой за разбитое в кровь лицо.

  - Фельдъегерь! - офицер подхватил смутьяна под руку и вытащил прочь. - Вы что творите? Где ваш груз?

  - В комнате оставил, - тяжело пыхтя и потирая разбитые костяшки, сообщил Лопатев. - Да ничего с ним не сделается.

  - Инструкция предписывает, чтобы он неустанно находился при вас. Немедленно возвращайтесь к себе!

  Не успел Дорн избавиться от одной помехи и пригубить холодного кваса, как рядом нарисовался репортер Монкевиц, кося хитрым глазом и держа перо с блокнотом наготове.

  - Офицер, а что будет, если завтра облака закроют солнце? Как же почтенная публика затмение углядит?

  - А мне нет дела до почтенной публики, - огрызнулся Дорн. - И вам советую нос поменьше совать.