Гора

Гора

Ольга вошла в кабинет своего шефа Глеба Романовича и услышала конец какой-то незнакомой ей песни: «Я снова самая счастливая, но только без тебя. Я снова самая любимая, но только не твоя. Прости, но ты сам отпустил меня…» Музыка закончилась, а Глеб Романович продолжал сидеть, закрыв глаза, и не шевелился. «Уснул что ли?». – Думала Ольга. За два года работы со своим шефом она так и не смогла его понять, найти к нему подход и ни разу не угадала, в каком он настроении, чего хочет на деле. Глеб Романович Горин был тридцатидевятилетним мужчиной – привлекательным шатеном со слегка волнистыми волосами до плеч, всегда модно одетым, пахнущим дорогим парфюмом, не женатым, богатым, успешным по современным и числящимся завидным холостяком в женском коллективе компании «Акил Фрост». Как руководителя Горина обожали все: в меру жесткий, справедливый, щедрый на премии и подарки своим подчиненным. Но Глеб Романович оставался для всех загадкой, как человек, своей молчаливой угрюмостью и проницательным, как бы оценивающим, взглядом каре-зелёных глаз.

– Долго ты меня ещё разглядывать собираешься, Олюшка? – Неожиданно заговорил шеф с Ольгой и оценивающе, как всегда, посмотрел на неё. Оля съёжилась под привычно холодным взглядом, чувствуя себя словно обнажённой.

– Пппп…простите, Глеб Романович, не решалась вас беспокоить, думала, вы спите.

– Что же ты так боишься то меня, Оля. Я же не чёрт какой-то, а всего лишь твой начальник. Ладно, с чем пришла, выкладывай. Что с корпоративом? Всё готово?

– Вот как раз по этому поводу и пришла. Всё готово к празднованию, осталось только выбрать звёзд, которые будут петь, и ведущего на корпоратив. – Ольга многозначительно замолчала.

– Ииии? От меня ты что хочешь услышать? Решай сама. Бюджет не ограничен, ты же знаешь. Шутка ли – десять лет нашему «Акил Фросту».

– Но я полагаюсь и на ваши вкусовые предпочтения. Сейчас, например, в тренде Киркоров, Анна Асти, Ваня Дмитриенко, Зиверт, Баста. Мне дальше перечислять? Глеб Романович, вы хоть кого-то из современных исполнителей знаете?

– Ольга, последний твой вопрос бестактный, я не такой старый, прошу заметить. Киркорова так я точно знаю. И да, я в курсе музыкальных новинок. Ужасно, конечно, всё, что сейчас слушают. Но о вкусах не спорят. Ты бы сама вживую кого хотела послушать? А коллектив что говорит? Вы же явно уже в курилке всё обсудили между собой про корпоратив.

– Ой, надеюсь, вы нас не подслушивали, мы и вас обсуждали. Не то говорю, простите. На самом деле почти все хотят и ведущего, и поющую звезду на корпоратив Алексея Воробьёва.

– Воробьёв, так Воробьёв. У меня он не вызывает неприятия, поэтому договорились, пусть почирикает. Но я для себя хочу тоже, чтобы ты заказала певицу Ликандру.

– Какую певицу? Что за Ликандра? Я ни разу о ней не слышала.

– Эх, молодёжь. Всякую лобуду вы слушаете, а достойных исполнителей и не знаете. Я дам тебе номер концертного директора Ликандры, договорись о выступлении, пусть споёт хотя бы три песни. А теперь ступай и никого ко мне не пускай до конца рабочего дня.

– Будет сделано, шеф.

Лика крайне не хотела ехать выступать на этот корпоратив. Но сулили хороший гонорар, а ей бы сейчас тысяч двести были как нельзя кстати. Едва переступив порог шикарного ресторана, она наткнулась на толпу наряженных девушек, одна краше другой. «Сотрудницы». – Поняла Ликандра. Но то, что стало доноситься до её слуха, отнюдь не порадовало. Говорили о ней и довольно нелицеприятно. «И кто эта Ликандра такая? Почему шеф велел её пригласить на корпоратив? Вот странный. Мог бы для себя любую модную сексуальную певицу пригласить, хотя бы для здоровья, а то так совсем иссохнет без женской ласки. А ты думаешь, что певицы за деньги с мужиками спят? Конечно, откуда ещё у них деньги на всякие Мальдивы? Ужас какой! Не будь ханжой, мы живём в двадцать первом веке, это нормально. Оля, а ты послушала хоть одну песню таинственной Ликандры? Неа, мне кажется, это та певица, под которую Романо́вич иногда спит. Как спит? Ну не спит, а сидит, закрыв глаза, и релаксирует. Я часто его таким нахожу расслабленным, и каждый раз он слушает какую-то заунывную певицу. От её песен хочется выпить и выть на луну…»

Девушки говорили и говорили дальше что-то ещё про Лику, перекрикивая друг друга, но она уже шла прочь от них и старалась не слушать. На глаза навернулись слёзы… Ей двадцать восемь лет, у подруг уже мужья, дети, или в конце концов собственный бизнес имеется. А чем она может похвастаться? Тем, что развлекает таких вот завистливых барышень навеселе или неудовлетворенных мужланов, которые при каждом её выступлении норовят то шлёпнуть, то ущипнуть, а то и затащить в постель? Она бы так и бежала по коридору ресторана всё дальше и ближе к выходу, но её резко одёрнул кто-то за руку.

– Лика, стой, куда же ты? – Сорвался на крик мужчина в карнавальной маске, в тёмном освещении коридора Ликандра не могла разглядеть незнакомца, только отметила про себя, что у него по плечам разбросаны беспорядочно волнистые волосы.
– Что за фамильярность, уважаемый? Мы не пили с вами на брудершафт, чтобы быть на ты.
– Простите, простите мне мою вольность. Ликандра, не оставляйте нас, не лишайте возможности услышать ваш чарующий голос. Куда же вы так стремительно убегаете?
– Подальше от зловоний, что вылили на меня через край. Вот чувствовала, что не надо ехать…на ваш дурацкий корпоратив. Вы, кстати, не знаете, кто здесь Романо́вич? Я бы ему всё сказала! Видите ли, он спит мод мои песни!
– Позвольте не согласиться, наш шеф не спит под ваши песни, а расслабляется.
– Мне, по-вашему, сейчас стало легче? Расслабляется… А сотрудницы его меня из-за такой расслабленности разносят в пух и прах. Ваш Романо́вич меня ославил, выставил на посмешище. И как мне теперь петь, вот скажите?
– Пойте пожалуйста, как всегда, искренне и от души.
– Только не надо лести, можно подумать, вы знаете, кто я.
– Ликандра, я знаю вас и уважаю, и все эти модные певички с вами рядом и не стояли. Спойте «Весну», растопите лёд в сердцах сотрудников «Акил Фроста».
– В моём репертуаре нет никакой «Весны», да будет вам известно. Вы явно меня с кем-то перепутали. – Резко бросила Лика.
– Я прекрасно знаком с вашим творчеством, Лика. И «Весна» - ваша самая первая песня.
По спине Лики пробежал холодок. Она растерянно смотрела на незнакомца, который слишком много знал о ней почему-то личного. Абсолютно никто не знал её настоящего и короткого имени Лика. А «Весна» была действительно самой первой песней Лики, но спела она её лишь в стенах звукозаписывающей студии. Лика возненавидела «Весну» и, выйдя после записи на студии, постаралась вообще забыть про эту песню.
– Кто вы такой? Никто никогда не слышал «Весну». Я вычеркнула эту ужасную песню из своей жизни и творчества, вы не могли её слышать.
– Право, не стоило так жестоко поступать со столь проникновенной песней. «Весна» не виновата, что вы отлюбили своё.
– Если бы я отлюбила своё, то как раз без труда смогла петь «Весну». Вообще почему я тут перед вами оправдываюсь, что-то объясняю? Лучше найдите мне вашего Романо́вича, будьте любезны.
– Я был тогда в студии на записи «Весны»… И знаете, глупец тот, кто вас отпустил.
Лика не знала, что и сказать в ответ незнакомцу. Он, сам того не ведая, словно полоснул по живому, вскрыл только зажившую душевную рану, что последние десять лет ныла, кровоточила и не давала Лике жить спокойно.
Незнакомец был тысячу раз прав и про «Весну», и про глупца.
– Вы не знаете, о чём говорите. И не надо ворошить былое. Я так и не оправилась после предательства любимого, и он – далеко не глупый человек, просто хотел быть счастливым, но не со мной. Да, так бывает порой, кого-то мы делаем счастливыми одним своим присутствием, для других же мы – тяжёлый непосильный груз.
– Расскажите, что тогда случилось, вам станет легче. Вы же молчали о своей боли и расставании, ведь так?
Лика тяжело опустилась в стоявшее рядом мягкое бархатное кресло, схватилась руками за голову и заплакала навзрыд.
– Да, я молчала десять лет. Это слишком мучительное нерушимое молчание.
– Что тогда произошло, Лика? Не бойтесь, вашу тайну я унесу с собой. Вы слышали про синдром «вагонного попутчика»? – Незнакомец опустился на колени перед Ликой и бережно взял её за руку.
– Ооо. Это длинная история.
– Я никуда не тороплюсь. Да и вы, кажется, не хотите выступать.
– Хорошо. Я вам расскажу. Сил моих больше нет хранить в душе невысказанную любовь и сожаления о ней.