Гори свет Пересвета!

Глава 16.

 

    ГЛАВА 16

Шурка смотрел на Пересвета почти минуту, прежде чем ответить на его вопрос.
- Я – Александр Александрович Светлов. Я твой потомок, Пересвет, аж, в тридцать третьем поколении. Я прибыл сюда из будущего и нас разделяет почти что шестьсот лет.
Теперь Пересвет смотрел на Шурку почти минуту, прежде чем  вновь заговорил.
- И как ты здесь оказался? – С нескрываемым волнением в голосе, спросил он. -  И ещё, куда подевался мой  Лавруша? Что ты с ним сделал? 
- Честно говоря, я и сам не понял, как здесь оказался. – Ответил Шурка и чуть тряхнул головой.- Просто  пятился назад, считал до 13 и вдруг темнота, а затем я очутился в реке в теле княже Лавра.
- Так просто?
- Да, нет. Меня толкала в грудь одна ведунья. – Шурка вдруг хлопнул себя по лбу и воскликнул. – Я же не спросил, как её зовут?!
- Могу предположить, что её имя начинается с буквы «М». -  Сказал Пересвет. – По крайней мере, я знаком с двумя ведуньями Матрёной и Маланьей.  И меня удивило в них не только схожесть одежды, внешности и оберёгов на шее и запястьях рук, но и их  имена, которые начинались с это буквы.
Шурка утвердительно кивнул.
- У моей ведуньи тоже были на шее бусы и оберёги, как и у Маланьи, которая живёт в деревне за лесом у реки. Она помогла мне найти тебя.  У неё есть двое ребятишек Мирон и Мирослав. И они очень любят сладкие леденцы.
- Верно. – С удивлением ответил Пересвет. – Так всё же, почему ты оказался в теле Лавра?
- Может потому что мы с ним одной крови и одни по роду, твоему роду Пересвет. Кстати, княже Лавр хороший парень и я многому его научил.
- Ты изменил его. – Тихо сказал Пересвет. -  Когда я тебя вновь увидел на собрании, то не сразу узнал своего Лаврушу. Он будто бы подрос и окреп в плечах. Я испугался! Уж не бес ли в него вселился?! Но, когда он, вернее ты, заговорил, я не поверил своим ушам.  Куда делись его горячность и безрассудство?! Передо мной и великим князем стоял другой Лавруша! Истинный воин со здравым умом и твёрдой речью.
- Поэтому ты и поддержал меня перед князем Дмитрием Ивановичем. Стал моим заступником, сказав, что веришь каждому моему слову?
- Нет, не поэтому. Я увидел на тебе  рубаху – оберег и поверил ей.
Шурка приподнял подол своей рубахи и внимательно стал рассматривать вышитый рисунок на его подоле. Только теперь он рассмотрел в вышивке красивых птиц с женскими лицами, которые сменялись новыми персонажами. Один из них был лев с пылающей гривой, а другой - невиданный зверь с клювом и крыльями орла, а телом льва.
- Что это за странные звери? – Спросил он. 
- Это языческие символы. Каждый из них считался защитником от разных бед и наделяет человека невиданным могуществом. – Пересвет указывал пальцем на каждого зверя и говорил. – Это алконост, это лев, а это грифон. А вот на рукавах рубахи вышиты различные птицы. Смотри!- Он провёл по вышивке  рукава рубахи Шурки пальцем и продолжил говорить. – Это орёл, ястреб, соловей, горлица. Каждое изображение несёт природную силу земли.
- Но это же языческие символы!-  Воскликнул Шурка. – А, как же Бог?
- И землю, и небо и всю природу создал Бог, ещё задолго до того, как был признан людьми Господом. Просто в те времена его силу пытались выражать этими символами. И они доказали свою силу и веру в Бога.  О том, что существует эта рубаха, я знал ещё с отрочества, но вот увидел её только теперь. – Пересвет бережно перебирал в руках подол рубахи Шурки, рассматривая её вышивку. – Зря, что  я не поверил Маланье в то время, может и бед многих бы избежал.
Шурка услышал последние слова отче, и ему захотелось узнать его жизнь поподробнее.
- Отче, расскажи мне о своей жизни. – Сказал он, и смело сжал его сильную костистую ладонь. – Ты так похож на моего отца, и мне нужно знать твою жизнь, что бы выполнить свою миссию. Ведь я сюда прибыл для одного очень важного для нас дела. Расскажи мне свою жизнь, а я поведаю тебе свою беду, помочь в которой можешь только ты.
Пересвет выпрямил спину, опустил подол рубашки и чуть опустил лицо вниз. Этим действием он чуть отодвинулся от света костра и укрылся темнотой. Но даже сквозь неё, Шурка увидел его пылающий и пытливый взор из-под густых бровей. 
Шурка не отворачивался. Он прямо смотрел ему в глаза и ждал ответа. Через минуту лицо Пересвета вновь осветил свет костра, и он заговорил.
- Я чувствую, что должен тебе поведать свою жизнь. – Сказал он и, чуть помедлив, добавил. – Да и ведунья меня об этом просила. Не спрашивай, когда я её видел. Я не помню, но в тот момент я не поверил её словам. Она меня предупредила, что явится ко мне посланник из времён дальних, и что я ему должен помочь. Я должен выполнить веление своего сердца, что бы спасти свою душу. И узнаю я его по рубахе, которую в народе окрестили «оберёгом Александра». Говорят, что именно в этой рубахе сам Александр Ярославич победил немецких супостатов. Много народу искали эту рубаху. Из уст в уста передавался рисунок её вышивки с замысловатыми языческими символами. Но так никто её и не нашёл. Видно род ведуний тщательно её хранил. А вот тебя он ею одарил. Так как же я мог не поверить этой рубахе, когда увидел её на своём Лавруше?! – Пересвет вновь замолчал на время, видно вновь переживал минувшие события. 
Шурка не мешал ему. Он понимал, как трудно сейчас Пересвету. Рассказывать историю своей жизни, в которой было столько горя и отчаянья, всегда очень трудно.
Через какое-то время старец продолжил свой рассказ.
- И вот, спустя, почти десять лет, ты появился предо мною и напомнил слова ведуньи. Видно, так у меня на роду написано! – Воскликнул Пересвет и, подняв глаза к небу, осенил себя крестным знамением. – Покоряюсь воле твоей, Господи!  Слушай мою историю, если так это надо.
Пересвет вновь пошевелил угли костра длинной палкой и приступил к рассказу.
- Я с детства был горяч, необуздан, нетерпелив.  Постоянно попадал в неприятности, которые мы с братом вместе совершали, а отвечал за них только я, как старший. Но всё сходило нам с рук. Да и кто скажет своё слово супротив братьев бояр? Так бесчинствовали мы долгое время и наконец-то терпение у нашего отца кончилось. Призвал он меня и объявил свою волю, женить меня  на праздник «Красной горки». – Пересвет замолчал на некоторое время, помешивая палкой угольки костра, а затем продолжил говорить. -  Поначалу я не сразу понял,  какую ответственность на меня решил наложить отец. Но, когда меня начали обучать ведению хозяйства и ответственности, которое приносила женитьба, я воспротивился судьбе.  Я понимал, что не готов к этому. Мне было всего восемнадцать лет. Я считал, что мне позволено в жизни всё, и  ещё вся свободная жизнь у меня впереди!  И вдруг  меня  всего лишили. Мне велено жениться и уехать в дальнее родовое поместье матери, как управителем этого поместья.-  Пересвет вновь замолчал и тяжело вздохнул. – Вот тогда Родион и предложил мне сыграть шутку над моей невестой.
- Отче, - нерешительно спросил Шурка, - ты говоришь о  Родионе Ослябе?
Пересвет кивнул в согласии. Опять вздохнул и продолжил говорить.
- Если бы тогда я только знал, какой бедой всё это обойдётся мне и как изменит всю мою жизнь. Но моя горячая голова ещё не умела здраво размышлять и принимать правильные решения. Я согласился с братом, и мы стали ожидать приезда моей невесты.  Отец выбрал мне невесту из Москвы. Дочь боярина Свиблова Ефимию. Сказал, что невеста богата и красива, но ненависть к ней рисовали в моём воображении совсем другой образ. А за несколько месяцев ожидания её приезда, я вознавидел её уже всей душой. Я считал именно её виновницей всех моих потерь и бед. Я не хотел её не только слышать, но и видеть. Поэтому мы с Родионом решили не откладывать свою шутку, а совершить её в первую же ночь  приезда невесты.
- Что же вы совершили? – С ужасом в голосе спросил Шурка.  
- Мы её выкрали из покоев во время сна. Родион обмотал её в медвежью шубу и заткнул её рот кляпом. А я перекинул её себе на плечё и отнёс в лес тайным ходом через городские стены. Оставили мы её у опушки леса, что бы она сама смогла высвободиться. Мы не хотели ничего плохого ей сделать, и уж, тем более, не хотели, что бы с ней произошла беда. Весна была тёплой и сухой. Она могла свободно высвободиться из шубы  и вернуться в город. Так и произошло. Её подобрал один купец на дороге и привёз в город.
 Ну, а в доме  половину дня  все искали мою невесту. Было столько шума и слёз среди её родни и домочадцев, и только нам с Родионом всё это нравилось. А я уж чувствовал свою свободу и избавление от тяга женитьбы. Я ликовал до того момента,  пока не увидел свою невесту. Когда её привезли и она, укутанная в шубу, растрепанная, босоногая вошла в ворота усадьбы и впервые посмотрела мне в глаза, я чуть не умер.- Пересвет замолчал и вдруг своими большими ладонями укрыл себе лицо.
В эту минуту Шурка мог поклясться, что отче заплакал без слёз. Плакала его душа, вновь вспоминая и испытывая ощущения прожитого мгновения. Сострадание к нему сжало сердце Шурки, но он терпеливо ожидал, когда Пересвет успокоиться и продолжит свой рассказ.
Прошла минута молчания и наконец, отче успокоился. Он опустил свои ладони, одновременно оглаживая ими свою седую бороду.
- Я увидел её глаза в слезах,  синие, как небо. Я увидел её соколиные брови, алые трепетные губы.  Я увидел её волосы, золотые, как пшеничное поле. Я увидел её тонкие запястья рук, дрожащие от испуга и холода. Я увидел её и понял, что  влюбился! Влюбился так, что  весь мир померк перед нею. Я понял, что уничтожил своё счастье своими же руками, и от отчаянья чуть не лишился разума. Её увели и больше я её не видел. Отец объявил, что теперь она опозорена, и стать женой сына боярина не может. Её отец отсылает  в дальнее поместье близ Новгорода, где решит её судьбу. Мои уверения, что я готов жениться на ней, отец отверг и в горе повелел мне уехать в монастырь на неопределённое время. Родион, чувствуя и свою вину в моём горе, упросил отца следовать за мной. Так мы попали в Ростовский монастырь, где я пытался  унять своё отчаянье  молитвами и постами. Но душа моя никак не могла найти успокоения, пока на монастырь не напали  татарские сборщики налогов. И вот, когда мы вступили с ними в битву и одержали победу, перебив поганцев вчистую, я понял своё предназначение, в котором найду и успокоение. Я решил стать воином, да таким, что бы склонялись передо мной все головы врагов и нечестивцев. Я стал учиться  владеть всем оружием, которое попадалось мне в руки. И это мне отменно удавалось. Я стал непобедимым воином, а брат мой Родион, всегда был рядом со мной. Мы не пропускал ни одной битвы, ни одного сражения и вскоре слух о нас  пошёл по всей земле.
Шурка слушал Пересвета и верил каждому его слову. Сила его голоса и отчаянье в словах, не давали и капли сомнения в правдивости рассказа. Он слушал отче и испытывал ту же боль, что и Пересвет. Он понимал его чувства, потому что тоже испытал их, узнав о смерти Ольги.
- А что стало с Ефимией, отче? Как решилась её судьба? – Шурка спросил тихо, и тут же пожалел о своём вопросе, увидав боль в глазах Пересвета.
- Все долгие годы я не мог её забыть, проклиная себя за шутку, которую совершил с ней, вернее, которую совершил над собой. О судьбе её я узнал лишь, когда решил  отойти от бренных дел и удалиться в монастырь. С годами я понял, что  все мои воинские успехи так и не смогли стереть из памяти боль совершённого мною злодеяния над чистой и невинной душой Ефимии. Я удалился в монастырь и принял постриг. Я молился о прощении и никак не мог себя простить. 
Прошла ещё минута молчание, прежде чем Пересвет продолжил свой рассказ.
- Прошло несколько лет и вот однажды к нам на богомолье прибыли  паломники. Путь их был дальний из северных земель. Наш монастырь Троице-Сергиев был для них последним.  Они прибыли к отцу Сергию на спасительную беседу. Отец Сергий никому не отказывал в беседе. И вот однажды меня послали сопровождать одну паломницу очень знатного рода. Предупредили, что бы я оказывал ей любую помощь и сопроводил  к отцу Сергию на беседу. Этой паломницей оказалась Ефимия! Я не мог не узнать её глаз и лица, ведь образ её приходил ко мне каждую ночь и уходил с рассветом. Я смотрел на неё и не верил своим глазам! Передо мной стояла красивая женщина со спокойным лицом и  отсутствующим взглядом. Она посмотрела на меня и не узнала! А я не смел с ней заговорить. А, когда она приложилась к моей руке, а даже не сразу осенил её крестным знамением, так был сражён и обескуражен. Я, молча, вёл её к Сергию и был не в силах вымолвить даже слова. Я долго ждал её возвращения от отца Сергия, и хотел с ней поговорить! Я это понимал и боялся одновременно! Но решение было принято, и я был готов к любому наказанию.
Ефимия вышла от Сергия с просветлением на лице. Мне даже показалось, что на её бледных щеках  появился слабый  румянец. Она обратилась ко мне со словами, что отец Сергий хочет со мной поговорить тотчас. Я вошёл к Сергию и получил от него наказ, провести душеспасительную беседу с этой женщиной. Когда я уходил, он напоследок сказал: «Пересвет, ты должен поговорить с ней не только ради спасения её души, но и для спасения своей души тоже. Благословляю тебя на это».
Старец замолчал и внимательно посмотрел Шурке в глаза.
- В тот момент мне показалось, что  отец Сергий всё о нас знает. – С ужасом в голосе, Продолжил говорить Пересвет. -  А ведь я даже ему на исповеди так и не поведал эту ужасную историю. Взял на себя такой грех! Каюсь! -  Он осенил себя крестным знамением. – Ефимию же я спросил, когда она соблаговолит со мной вести беседу? Она в ответ мне поклонилась и сказала, что назавтра поутру, ей велено было отцом Сергием  посетить  малую деревню, близ монастыря, и передать послание местному воеводе. Она попросила меня сопровождать её в этом деле.
Я не спал всю ночь. Молился и молился. А поутру нас и ещё одну паломницу, видно служанку Ефимии, отвезли на повозке в эту деревушку.  Воевода встретил нас благочестиво, принял послание от Сергия и сопроводил нас в светлицу, приготовленную для знатной паломницы. Светлица была довольно уютной с большой лежанкой и лавками, стоящими вдоль стен, с  устланными на них домоткаными дорожками. На большом столе стояло скромное угощение и большая масляная лампа, освещавшая своим огнём, это помещение. В красном углу светлице перед иконами горела лампадка. 
Воевода пожелал нам приятного отдыха и удалился, оставив нас наедине с  Ефимией, предупредив, что нас никто не потревожит, как того потребовал отец Сергий.
Всю дорогу я не спускал с неё глаз, впитывая её образ в свою душу до последней чёрточки. Да и Ефимия тоже довольно пристально рассматривала меня, но так слова и не произнесла всю дорогу.  И, вот мы остались одни и могли говорить, а я никак не мог начать этот разговор. Его начала Ефимия.
- Скажите мне, отче, могла ли я вас раньше видеть? В этих местах я впервые, а образ ваш мне знаком. – Сказала она и заворожила меня своим голосом.
Я не решился ответить ей на вопрос и спросил, откуда она родом и какова у неё семья?
Она ответила, что приехала из Архангельских земель на поклон к отцу Сергию по просьбе её мужа. Она замужем за местным князем более десяти лет, а вот детьми их Господь не наделил. Вот и прибыла за помощью к Сергию.
Я был рад её словам и даже почувствовал успокоение в душе. И я не поверил самому себе, когда спросил, как она оказалась в Архангельске, если жила в Москве?
На мгновение Ефимия замерла и побледнела, а затем стала рассказывать мне историю своего горя. Как подшутили над ней в первый же день приезда её к жениху. Как  опозорили её род, как отец отослал её в серный монастырь, в котором она прожила почти десять лет. А потом, по воле батюшки, вышла замуж за северного князя, который годился ей в отцы.
Ефимия рассказывала свою историю спокойным голосом, без какой-либо горечи и злобы к своим врагам. Я даже удивился такому спокойствию и подумал, что  может быть, я зря так корил себя все эти долгие годы.  Ефимия это забыла и простила, а почему этого не могу сделать я?
- Вы простили своих обидчиков?- Спросил я, и она кивнула мне в ответ. – Почему?
- Потому что любовь прощает всё. – Ответила она и тем самым озадачила меня. Я не мог понять её ответа. О какой любви и к кому шла речь? Я так её и спросил, и получил ответ.
- Я влюбилась в своего мучителя. – Тихим голосом ответила женщина и вдруг глаза её наполнились слезами. И слёзы её, как нож пронзили моё сердце, а дальнейшие её слова «добили» меня окончательно.
- Я влюбилась в своего мучителя и похитителя-шутника.- Ещё раз повторила она. -  Когда я увидела молодого боярина, которому была обещана в жены, то поняла, что всё это дело его рук. Чутьём женским поняла. Но я не могла думать об этом, потому что любовь к нему, вспыхнувшая, как огненный пожар в душе моей, полностью опалило мне и голову и сердце. Я не могла ненавидеть свою любовь, и я ему всё простила. Одно мне только было жаль, что больше его никогда в своей жизни не увижу.
После этих слов она вдруг заплакала, а я сидел и смотрел на неё, поражаясь силе её чувств и силе её любви ко мне, к человеку, который её так унизил и оскорбил.
- Пути Господне неисповедимы. – Только и мог выговорить я, сдерживая слёзы. Как же мне хотелось в тот момент  приблизиться к ней, заключить в объятия и больше никогда не выпускать. Но я принял постриг и не имел никакого права на свои чувства. Я мысленно молил Господа дать мне силы вынести это мучение.
- А, что, если вы встретите его вновь? – Еле проговорил я. 
- Это невозможно.- Сквозь слёзы ответила Ефимия. – Он погиб. Я узнала об этом лет пять назад, когда посетила с паломниками  Даниловский монастырь.  Я нашла в монастыре его  могилу.  Всё время нахождения в монастыре я провела на этой могиле, проливая слёзы  и молясь за спасение его души.
- Как это может быть? – Не сдержал своего вопроса Шурка.
- Я же не всегда носил имя Пересвета. – Тихо ответил старец и кашлянул, скрывая  в кашле подступивший к горлу комок. -  Вмиру у меня было знатное боярское имя, известное по всей Брянской земле и Московской тоже. Видно, под этим именем  Ефимия и нашла одинокую могилку моего тёзки, да и решила, что эта могилка была моею. После этого известия, я уж и не знал, стоит ли мне признаваться или сохранить её успокоившуюся душу в благом неведение.
- А как же слова отца Сергия? – Вновь спросил Шурка и добавил. – Ты же должен был успокоить и свою душу в этом разговоре?
- Верно. – С глубоким вздохом ответил Пересвет. – Всё верно! Я должен был рассказать Ефимии о себе, как на то было указание отца Сергия, иначе мне не найти успокоение души. Я должен был признаться и покаяться, и ослушаться я, не смел. Я встал из-за стола и отошёл в тёмный угол, пытаясь собраться с силами, как вдруг услышал её голос.
- Но теперь я вижу, что ошиблась, отче. – Сказала Ефимия и вдруг встала со своего места.
Даже при слабом свете масляной лампы, я заметил, как изменилось её лицо. Она уже не плакала. Наоборот. Её глаза вдруг засветились радостью, граничащей со счастьем. Я не мог поверить своим глазам. Как же мне вдруг стало жарко в тот момент! -  Пересвет провёл рукой по своему лицу и огладил свою бороду. – Даже сейчас, вспоминая этот момент, меня  опалило огнём. А в том момент, я совсем потерял разум.  Не помню, как стряхнул со своей головы схимник и сделал шаг к ней из темноты.  Да и Ефимия тоже сделала шаг  ко мне, не спуская своего пылающего взгляда с моего лица. 
- Боярин?! Это ты?! -  С ужасом в голосе произнесла она и прикрыла рот своею ладонью.
Я не в силах был произнести и слова, но, видно, по моим глазам и лицу, она поняла, что не ошиблась.  А я стал понимать, что теряю её облик за пеленой своих слёз. И, что бы этого не случилось, вдруг  обнял её за плечи и прижал к своей груди, шепча только одно слово: «Прости, прости, прости…». 
Сколько мы так простояли в объятиях друг у друга, а не помню. Мои руки блуждали по её телу, не находя успокоения. А, когда я сбил с её головы платок и увидел, знакомые и любимые до боли, золотые волосы то совсем мой ум помутился. Я стал  целовать её глаза, лоб, щеки, волосы…  И вдруг понял, что и Ефимия меня целует в ответ…
Пересвет замолчал. Он вдруг встал со своего места и быстро ушёл в темноту ночи. Шурка смотрел ему вслед и понимал, что  не следует идти за ним. Пусть побудет наедине с собой и успокоиться.
Прошла минута, но старец не возвращался.
Шурка сидел тихо, «переваривая в голове» полученную информацию.
«Значит, после этой встречи и появился на свет княже Лавр. Молодой Лавруша! – Мысли Шурки сделали вывод из рассказа Пересвета. – Не мудрено, что отче, так о нём беспокоился. Княже Лавр – плод долгожданной любви Пересвета и Ефимии!!! Ну, что же, я очень рад, что  вселился в твоё тело. Я надеюсь, что  многому тебя научил, и ты будешь помнить всё это, когда я  вернусь в своё время, а тебе придётся жить уже без своего отца. – Шурка вздохнул и вдруг понял. -  Как жалко, что Пересвет погибнет в сражении с Челубеем. Но куда же он ушёл? Нам ещё о много надо поговорить?»
 И вдруг в животе у Шурке забурчало.  Молодой организм требовал пищи, а её не было. Шурка огляделся, но вокруг костра ничего съестного не нашёл. 
«Интересно,  промелькнула мысль его голове, - который теперь час?»
Он встал и, выглянув из-под листвы  импровизированного шалаша, посмотрел на звёздное небо. Никаких признаков рассвета.
- Значит, сейчас приблизительно, около двух-трёх  часов ночи. И, куда подевался Гриня? – Вдруг вслух произнёс он и тут же получи ответ из темноты.
- Здесь я, княже, отче Пересвет велел мне еду для вас раздобыть. Вот я и управился.
Гриня вошёл в шатёр, неся в руках большой куль из льняной ткани.
- Расщедрился боярин Серебров. -  Продолжил говорить парень, раскладывая у костра принесённую снедь. – Ты только посмотри, княже. Какое богатство!  Солонина, квас в бочонке, подовых хлеб, зайчатина, чеснок и лук! А вот и кисель овсяный с хреном! Я попробовал его, вместе с Гордеем. Нам его по просьбе  Василия Сереброва приготовили.  Аж, целый горшок приготовили! Видно в благодарность за спасение его сестры, боярин так расщедрился…
Гриня продолжал ещё что-то говорить, но Шурка его уже не слушал. Звук  урчащего живота заглушал все слова оруженосца. Он накинулся на еду, заметив при этом, явное удовольствие Грини.
- А куда отче Пересвет подевался? – Пережёвывая пищу, спросил Шурка. – Ему тоже следует поесть.
- Ты за него не переживай, княже. – Ответил Гриня, усаживаясь на место Пересвета. – Он ускакал в селение, за Дон. Всю прежнюю ночь он провёл в молитвах в церковной часовне этого селения. Вот и сейчас туда отправился. Приказав напоследок, что бы я тебя накормил и спать уложил. Сам же он вернётся к рассвету.
«Значит, часа три-четыре у меня есть, что бы поспать». – Подумал Шурка и вдруг ему стало жалко  этого времени. Он хотел говорить с Пересветом и не терять времени зря, ведь о своей беде он так ему и не поведал.
- А может и мне последовать вслед за ним? Нам ещё о много следовало бы поговорить.– Сказал он и тут же получил решительный ответ Грини.
- Не вздумай, княже. Не серди старца. Я однажды, по своей воле решил нарушить его уединение, так тут же получил его посохом по спине, за непослушание. Так что тебе велено ждать до утра. Вот откушаешь и спать будешь, как велел отче Пересвет.
- Хорошо. - Смирился Шурка. – А как же наш Гордей? Где ты его оставил?
- У телеги, вернее, под телегой со снедью, которую нам доставили от самого боярина Василия Сереброва. Гордей так накинулся на еду, что чуть не уничтожил её всю вместе с телегою. – Ответил Гриня и засмеялся. – У таких богатырей, как Гордей, богатырская и трапеза. А потом, наевшись и осушив половину бочонка с квасом, он рухнул на землю и уснул. Пришлось нам его под телегу засунуть, что бы не мог он пугать своим храпом  коней воинов, шедших  по мосту через реку…
 Шурка пытался вникнуть в последние слова оруженосца, но голова его помутилась и он, склонившись на домотканую дорожку, расстеленную возле костра, быстро уснул.
Ну, вот и славно. – Заметив это, проговорил Гриня. – Поутру проснёшься и всё решишь, княже. А теперь, спать… и крепко спать…



Отредактировано: 10.04.2018