Городская Ромашка

Глава 32

Два дня по возвращении из приморья прошли в напряженной работе на руинах завода. Чужакам помогали городские, а еще они раскопали продовольственные склады, и только удивлялись, когда на добытую еду чужаки морщились и смотрели с необъяснимой жалостью.

– Разве это еда? – вздыхали они.

Однако запасы продовольствия у чужаков подходили к концу. Городские посмеивались про себя, что скоро этим умникам придется перейти на нормальную, привычную для местных пищу, да не тут-то было: на третий день воевода Бравлин объявил, что войско уходит.

Этому известию Ромашка обрадовалась несказанно. Она и не подозревала, как соскучилась по Вестовому! "Ура! Скоро мы будем дома!" – ликовала Ромашка, не замечая, что мысленно уже называет поселок на берегу Родны своим домом.

В городе решили оставить сотню человек под командованием лесичанского воеводы – помогать на раскопках, ров очищать. Весной они засадят привезенными с берегов Родны саженцами часть мертвой земли, помогут устроиться тем, кто захочет остаться вблизи города. И с хуторянами поговорят – может, примут новых людей в общину?

Накануне вечером Бравлин собрал совет. Кроме воевод, там присутствовали все, кто обучался у мудрейших. Тур к таковым не относился. Он сидел с девушкой у костра, глядя на пляшущие языки пламени, и мыслями, как, впрочем, и Ромашка, был уже в Вестовом.

Совет долго не расходился, но вот вернулся к костру Светел, потом девушка увидела Мирослава. Вид у него был задумчивый и невеселый.

– Ну, что там? – спросил Тур друга, когда тот присел неподалеку.

– Да ничего такого. Решали, как помочь городским, особенно в приморье: там сейчас многовато людей, а городок небольшой. Хорошо, что много пустых зданий и свободной земли...

– Понятно, – Тур поднялся на ноги. – Ну, тогда пойдемте-ка спать. Завтра ведь рано выходим.

Мирослав не шевельнулся. Он все так же смотрел на огонь.

– Я остаюсь в городе, Тур.

Голос его прозвучал спокойно и почти безразлично, а потому Ромашка не сразу осознала смысл произнесенных слов.

– Остаешься? – потрясенно переспросил Тур. – Почему?

– Так решили на совете.

Ромашка молчала – а что она могла сказать? Не ей оспаривать решение совета, не ей предлагать это сделать Мирославу, не ей... И все же в голове не укладывалось, как так: они возвращаются домой, а Мирослав – остается?

Воевода Вояр шел мимо, но, словно вспомнив о чем-то, приблизился к их костру. Увидев отца, Мирослав выпрямился. Воевода смотрел, как показалось Ромашке, сердито.

– Ты недоволен решением совета? – негромко спросил он сына.

– Почему же? Я с ним полностью согласен.

– Тогда почему ты не вызвался добровольно, как лесичанский Зорян или его брат? Остальные тоже остаются в городе не по своему желанию, но никто так явно не выказывает недовольства.

Смерив сына взглядом, воевода развернулся и пошел быстрыми, широкими шагами через лагерь, Мирослав же остался стоять, неподвижно глядя ему вслед. Всем, кто сидел рядом, у костра – Тур с Ромашкой, Светел, Невзор и еще несколько человек – было не по себе. И все, кроме девушки и ее названого брата, поспешили отвести взгляды от замершей фигуры Воярова сына. Мирославу наверняка в этот момент хотелось развернуться и уйти, но вместо этого он снова присел у огня, лицо словно окаменело, и взгляд застыл, отражая пламя.

Нечаянные свидетели разговора как-то сразу вспомнили, что собирались выспаться как следует, спешно пожелали доброй ночи и ушли. Вскоре у костра остались только Ромашка, ее названый брат и сын воеводы из Вестового. Тур пододвинулся ближе к другу.

– Слушай, а что там у вас на совете произошло? – спросил он почему-то шепотом. – Чего это воевода вдруг?..

Мирослав повернулся, посмотрел сначала на Тура, потом на Ромашку.

– Когда спросили, кто хочет остаться в городе, руку подняли только Зорян лесичанский и его младший брат. Остальных назначили воеводы.

– Погоди-ка, – перебил его Тур. – Но ведь еще утром сказали, кто остается.

– На совете решили, что нужно оставить больше тех, кто обучался у мудрейших. Нас выбрали пятнадцать человек.

– Так вызвались только двое, остальных назначили, как и тебя! Отчего же воевода сердится?

– Отец прав. Я прожил здесь год. Должен был сам сообразить.

– Ну так... А разве ты сказал, что недоволен решением совета?

– Нет.

– Тогда какого?.. – Тур покачал головой. Он искренне не понимал, почему воевода отчитал сына, да не наедине, а в присутствии других воинов. После нескольких минут напряженного молчания Тур буркнул: "Ладно, пойдемте спать". Его послушали, и вскоре Ромашка лежала, завернувшись в шкуры, и глядя на профиль Мирослава. Сын воеводы смотрел вверх, подложив под голову руки, потом повернул голову. Глаза его едва заметно поблескивали в темноте.