Сквозь мутные, покрытые копотью и сажей окна, свет, вставшего совсем недавно и медленно поднимающегося, солнца, почти не пробивался. Лампы, горящие под куполами потолка и на стенах, делали мир немного светлее, но не чище. Их света хватало ровно на то, чтобы видеть старательно стертую с пола грязь и пыль, покрывающую окна изнутри, лежащую на подоконниках толстым серым слоем, скрывающую под собой всю некогда величественную красоту здания столичного вокзала.
Сам вокзал был построен еще до того, как в обиход плотно вошли дилижансы на паровой тяге. Они были куда быстрее, чем более привычные запряженные лошадьми повозки, менее прихотливы, но значительно более грязные и шумные. Впрочем, и грязь и шум с лихвой окупали их дешевизна и вместимость. И хотя использовали дилижансы пока только для перевозки пассажиров, грузы слишком сильно страдали от летящей из труб сажи и выдыхаемого транспортом пара, имперское руководство нарадоваться не могло. Столько людей за раз могли перевозить разве что корабли, но копать каналы по всей стране, справедливо полагали бессмысленным занятием, вот и приходилось мириться и с копотью и пылью, плотно скрывающей под собой все и внутри вокзала и снаружи его.
Старенький клерк с потрепанными седыми усиками долго и неторопливо изучал лежащие перед ним документы. Возможно в силу своего дотошного профессионализма, а возможно от того, что на этом месте у него развилась не шуточная паранойя, он рассматривал каждую закорючку в паспорте. Вот он дошел до печати, почесал ее ногтем, плюнул на палец и уже поднес его к бумагам, но поймал взгляд сидящего перед ним владельца документа, передумал и, смочив ватку в растворе, из стоящей рядом баночки, приложил ее к краю печати.
— Не смылась? — усмехнулся сидящий через стол от него статный господин в бордовом дорожном сюртуке.
— Нет, — крякнул клерк и снова нырнул в бумаги.
Господин вздохнул, погладил белоснежный набалдашник трости рукой в тонкой черной перчатке и отвернулся к окну, в душе сетуя, что не пропустил вперед недавно овдовевшую даму, прибывшую с ним на одном дилижансе. Она уже упаковывала документы в дорожную сумочку на поясе и клерк, изучавший ее документы, ей мило улыбался. Он был моложе ее в несколько раз, но ее слезливая история, и то, что оставил ей покойный муж, могли заставить любого не женатого человека позабыть о ее возрасте. Вот и таможенник не удержался. Рассыпаясь перед вдовой в любезностях, он подскочил с места, сунул под нос, присевшему было на освободившийся стул, рыжему вихрастому парню табличку и рысью побежал за вдовой. Лично поймав ей кэб, он вернулся, пряча в карман бумагу и мечтательно улыбаясь.
Рыжий высказал недовольство. Еще бы! Ассигнации, полученные от родителя на обустройство в столице, жгли карман молодому, жадному до женщин, вина и карт повесе. Он всю дорогу твердил о том, как разбогатеет, послав по миру местных картежников.
Эта сцена несколько развеселила господина, но переведя взгляд на ковыряющегося в его документах старого клерка, он снова погрустнел.
— Что вы хотите там найти, милейший? — не удержавшись, спросил он.
— Ничего, что могло бы вас так напугать, — рутинно отозвался клерк. — Ничего особенного, господин Эберхант.
— Аберхант, — сморщившись, поправил клерка господин. — Через «А». Меня зовут Артур Аберхант. Ударение в имени на второй слог.
— Как скажите, господин Эбер... Аберхант. Как скажите. Значит вы прибыли к нам из Лаунденбурга.
— Именно так, — кивнул Артур.
— Хорошо, — клерк кивнул и слегка улыбнулся. — Пойдемте со мной.
И не выпуская из рук документы, клерк, скрипнув всеми костями сразу, поднялся.
— Зачем? — нахмурился Артур.
Но старик не снизошел до ответа. Вместо этого он, обойдя стол, поманил Артура к маленькой едва заметной двери в дальней стене, за спинами клерков. Господин, только что прибывший в столицу и рассчитывающий на куда как более теплый прием поднялся, стукнул тростью о каменный пол и, ловко подхватив небольшой клетчатый саквояж, пошел за ним. Клерк впустил его внутрь и закрыл дверь, позабыв вернуть паспорт и прочие бумаги. В замке щелкнул ключ, и Артур Аберхант остался один, в малюсенькой темной комнате с грубо сколоченным столом и не менее грубыми стульями, привинченными к полу.
Улыбаясь, он снял сюртук, и небрежно бросив его на спинку стула, поправил сшитую по последней моде клетчатую жилетку, вытянул за цепочку позолоченные часы, скривившись, взглянул на стрелки и присел на краешек стола, лицом к двери. Он знал, что это за комната, догадывался он и о том, что будет дальше. Он был готов к такому развитию событий, но надеялся, что этого все же удастся избежать. Не удалось. Война оставила слишком глубокий след в умах и сердцах жителей империи. Настолько глубокий, что даже спустя шесть лет, любой, кто прибывает в столицу из славного города Лаундебурга, сразу попадает под подозрение. Даже если этот прибывший всю свою жизнь был гражданином империи.
Дверь открылась тихо. На пороге появился человек в простой белой рубашке с кружкой горячего и сильно пахнущего кофе. Он сдул с кружки пар, поверх него, наблюдая за реакцией, Артура, не говоря ни слова, обошел стол и сел за спиной задержанного.
— Простите, что заставил вас ждать, господин Аберхант, — произнес он спокойным деловым тоном, в котором сожалению не нашлось места. — Вы сами должны понимать, что у нас много дел и вы не самое важное из них.
— Завтрак куда важнее, — улыбнулся Артур.
— Вот тут вы правы. И я очень рад, что вы меня понимаете. Завтрак весьма важен, особенно когда проводишь всю ночь, на ногах пытаясь разоблачить заговоры, что плетут все вокруг.
— Прямо-таки все? — улыбка Артура стала шире.
— Вы даже не представляете, сколько развелось всяких людей, что стремятся поживиться за счет империи или ее верноподданных. Ловить их утомительно. Еще более утомительно думать, что все вокруг воры. Но такова моя профессия. Я все вижу и много чего подмечаю. Но я не слишком вежлив. Позвольте представиться капитан Фрейс. Контрразведка его императорского величества.