Гость ночной

I

Сушеная трава, только что вынутая из мешковины, разносит благоговейные ароматы полыни, багульника и фиалки — Лира с удовольствием вдыхает и с въевшимся в кровь мастерством обламывает сухие веточки, на глаз захватывает щепотку травянистой пыли и с нежностью бросает в ступку с кипяченой водой, после чего ловко подхватывает пест и принимается с нажимом толочь. Вскоре она смахивает темно-каштановые волны за плечо, склоняет голову набок и медленно приближается к столу, втягивая сильнейший аромат отвара так глубоко, что от воодушевления прикрывает глаза и не обращает внимания, как механически растирает гущу, окрашивающую воду в болотно-охровый цвет. Нотки фиалок вызывают расслабляющую дрожь — опускается безжалостная ночь, в углах рыдают восковые свечи, и ей до невообразимого необходимо крепко поспать после тяжелого, будто длиною в жизнь, дня, в котором Лира с раннего утра рыскала по лесу, собирая первые распустившиеся цветения зверобоя, а после издалека с грустью наблюдала за тем, как девчонки заплетают в косы маленькие пестрые жарки, звонко смеются и готовятся к предстоящему празднику теплой весны — Вальпургиевой ночи.

Лира живет недалеко от места, где местные привыкли отмечать праздники, и к Вальпургиевой ночи она всегда относилась с особой осторожностью — слух о том, что она настоящая ведьма, управляющая стихиями природы и способная как навести порчу, так и отвадить ее, передаются из уст в уста не один год. Из-за определенного слоя населения родной деревушки ей пришлось переместиться на отшиб, где с одной стороны раскинулось бескрайнее поле, а с другой — густой дремучий лес, откуда, по слухам, в темное время суток разносились судорожные предсмертные крики. Там обитали невообразимые звери и жили демонические существа — вампиры и подвластные им оборотни.

Лира лучше остальных знала, кого можно встретить на переплетенных можжевельником и вьюнами тропинках, как только опускались сумерки, но не настолько хорошо, чтобы с уверенностью отвечать неугомонным любопытным, которые ради интересной истории улыбались ей в лицо, а за спиной кривили губы и пугливо сторонились, будто в нее вселился бес. Такие любопытные глупцы с течением некоторого времени вызвали в ней нелюдимость и надменность. Друзья детства отдалились — Лира стала крайне молчаливой, потому как не с кем было даже разговаривать и разделять эмоции, а другие жители вот уже несколько лет игнорировались ею. И ничего не было отвратного в том, что пара людей проходила мимо и не стесняясь издалека заглядывала в окна, а после спрашивала о ведьмовстве и о том, что происходит в лесу. В таких случаях Лира либо вовсе не обращала внимания, получая в ответ раздраженное «сумасшедшая», либо поднимала на незваных гостей надменный взор, кривила губы, глядя на них как на идиотов, и возвращалась к своим делам: заготовкам на зиму, сортировке и сушке трав, пряже или другим хлопотам, которых сполна хватало по дому.

А были и те, кто искренне верил Лире и всякий раз обращался к ней за помощью, если что-то в жизни было не так. Она была грамотной, прекрасно разбиралась в травах и отварах, читала рукописные трактаты и изучала писания древних рун, и не было в ее власти никакого колдовства, а лишь добытые трудом и умом знания, которые позволяли ей помогать тем, кто нуждался в ее помощи. Только одиночество так сильно проело и очерствело сердце, что в ответ на слезные благодарности она лишь с грустью улыбалась, принимая съестные дары, неторопливо прикрывала за гостем дверь и растворялась в удушливой тоске.

Этим сельчанам Лира украдкой рассказывала, что видела или слышала в лесу — иногда оттуда действительно доносились то вой, то хищный клич, то предсмертный крик, — и она была не из пугливых, а точно знала, что, пока ты не трогаешь неведомых существ, они не беспокоят тебя.

Иногда в лунную ночь ей доводилось видеть вдалеке облаченных в бесформенные плащи несколько фигур, возвышающихся на опушке перед западной частью леса и смотрящих в угрожающую ночь, а иногда даже слышать прыткий топот существ, проносящихся мимо ее окон, в которые в этот момент она не смела заглядывать, дабы ни привлекать внимания, ни выказывать свой человеческий интерес.

Может быть, ей казалось, а может быть, и нет, но подобное отношение ко всем обитателям леса вызывало у них точно такое же уважительное игнорирование: к ней ни разу не прокралось ни одно дьявольское существо, в то время как в деревне продолжали пропадать бедолаги, хотя ее дом находился буквально в полумиле от леса и мельтешил беззащитностью. Лира строго соблюдала правило: не беспокоить с наступлением сумерек обитателей дремучего леса, и сколько бы ни предупреждала скитальцев, которые из далеких земель проезжают мимо и через лес хотят сократить путь, а все без толку — отмахивались и шли на верную гибель. После десятка раз она перестала обращать на это внимание и больше не стремилась кого-то предупреждать. Она погрузилась в глубочайшее безмолвие, с раннего утра плутая по извилистым, уже изученным вдоль и поперек тропинкам в поисках трав и ягод, а по вечерам издали наблюдая за заканчивающими работать парнями или веселящимися девчонками, что с наступлением весны часто спускались к реке и там проводили время в шепотках и хохоте.

Собирая с плеч мягкие и роскошные от крапивных настоек каштановые пряди, цепляющиеся за ветки деревьев и пышных кустов, обычно Лира прислонялась к стволу и украдкой подглядывала за другими, иногда тоскливо вспоминая свое детство, в котором с этими же девчонками баловалась и играла во дворах домов, пока родителей не обуяла хворь, унесшая их жизни. С тех самых пор она замкнулась, превратилась в изгоя, книжного червя, желающего изучить все возможные способы справляться с любым заболеванием, отчего углубилась в свое занятие, вынудившее даже покинуть родной дом и перебраться к лесу, где отныне никто не докучал, не косил на нее взгляд и не судачил о глупостях, приписываемых ей из-за сложившегося образа жизни.

И вот, очередной уходящий день приносит необъяснимую тоску: одна из девчонок — Агата, когда-то бывшая соседка — заметила ее, под смех других подошла поближе и улыбчиво предложила Лире присоединиться к празднованию Вальпургиевой ночи, на что та жеманно приподняла уголки губ, сильнее прижимаясь к стволу рябины, и молча покачала головой.