Гостиница "Иртыш"

Гостиница "Иртыш"

074. Гостиница «Иртыш»

22.06.1993

Жамал перешёл на работу в то самое малое производственное предприятие «Гранит», которому руководство нашего института продало все права на выпуск огнеупоров. Он тащил туда за собой и меня, но я ещё на полгода подзадержался в институте, и мы с Габаевым из-за этого чуть не поссорились. Когда наш отдел развалился уже окончательно, и даже мой заведующий лабораторией дядя Саша ушёл в коммерцию к Львовичу, пришлось сваливать и мне – к радости Жамала, разумеется, в «Гранит».

Очередная футеровка начиналась в середине июля 1993 года на Семипалатинском цементном заводе. Габаев в аэровокзале очень долго уговаривал молоденькую кассиршу найти мне билетик на вечерний рейс в этот город, и в конце концов всё же её уболтал, причём, по-моему, не только на авиабилет…

Жёлто-красное солнце спряталось к вечеру в огромную грозовую тучу, надвигавшуюся к Алматы со стороны Капчагая. На лётном поле аэропорта самолётиков оказалось на удивление мало. Семипалатинский «Як-40» притулился где-то на самом краю лётного поля, почти у начала полосы. Нас быстренько запихали внутрь него, и самолётик, едва взлетев, сразу же оказался перед этой самой тучей, и начал беспомощно метаться то вправо, то влево, пытаясь найти хоть какой-нибудь просвет между огромными тёмно-серыми облаками, выплёвывавшими в нас каждую секунду по десятку огромных молний.

Через пару минут за окошком резко потемнело, а нас начало сильно швырять вверх-вниз. Длилось это, правда, недолго, и вскоре внизу стало видно плотину Капчагайской ГЭС с зонами отдыха, расположившимися сразу за нею. Июльский субботний вечер – народ толпами валялся на пляжах, несмотря на только что прошедший там дождь. За этой грозовой тучей почти до самого Семипалатинска тянулись облака. Большие самолёты летают гораздо выше таких облаков, а наш «Як-40» летел точно между ними, и огромные белые глыбы, вальяжно проплывавшие мимо моего окошка, сделали этот рейс совершенно незабываемым.

В пол-одиннадцатого вечера мы, сделав круг над лётным полем, приземлились в абсолютно пустом семипалатинском аэропорту. Все пассажиры последнего, прилетевшего туда в те сутки рейса, уместились в частный «КАвЗик» последнего же калымщика. Было уже совсем темно, когда я нашёл почти в самом центре города гостиницу «Иртыш» и получил место в «двухместке» на восьмом этаже.

Обглоданный комарами почти до костей, я проснулся ранним воскресным утром и выглянул на балкон. Светило яркое солнце, внизу, за деревьями, плескался Иртыш, а по мосту через него, со стороны Жана-Семея, подходил какой-то пассажирский: все его вагончики были какого-нибудь разного цвета: от нежно-голубого до тёмно-зелёного.

От высоты восьмого этажа захватывало дух (дома я жил на втором). Я сделал бумажный самолётик и запустил его в сторону речки. Изделие сделало в воздухе несколько больших кругов и спустилось парочкой этажей ниже, когда из-за угла здания вдруг появилась летевшая по каким-то своим делам огромная ворона. Не знаю уж, что вдруг на неё нашло, но большая серо-чёрная птица с громким карканьем сумела догнать в воздухе мой, делавший свой очередной круг самолётик, и растерзала его лапами на самые мелкие шматки! Кусок бумаги она торжественно унесла с собой, а остатки самолётика упали на крышу гостиничного ресторана. Я собрался и поехал на цемзавод.

Ну и что, что воскресенье? Оперативка по подготовке к началу футеровочных работ прошла вовремя и при полном аншлаге. А когда я, ближе к обеду, вернулся обратно в гостиницу, у меня в номере появился мой первый сосед. Крохотный, щупленький и насквозь больной мужичок оказался бывшим ликвидатором аварии в Чернобыле. Он был из какого-то очень дальнего аула, находившегося почти у самой китайской границы, и всё же как-то сумел пробить все бюрократические препоны райбольниц и облздравов – на следующее утро ему нужно было улетать по президентскому гранту аж в Японию, для прохождения курса лечения от лучевой болезни в специальной больнице в Хиросиме. За вечер мой сосед понарассказывал мне немало интересного про этот самый Чернобыль, а утром мы очень тепло попрощались…

Дай ему Аллах ещё двести лет здоровья…

Один мой глаз в то утро раскрылся с большим трудом. Промыв его холодным чаем, я увидел, что он весь ярко-красный! Приехав на завод и потолкавшись в жуткой пылюке возле и внутри ремонтировавшейся цементной печи, я к обеду взвыл от боли! Бригадир футеровщиков моментально усадил меня в свой личный «Жигуль» и повёз в заводскую поликлинику. Пожилая женщина-окулист сказала мне, что это конъюнктивит, и выписала целую кучу всяких капель.

Самым интересным оказалось то, что капли-то в полном ассортименте были почти в каждой аптеке, а чтобы найти самую обыкновенную пипетку, мне пришлось исколесить полгорода! Это сейчас все эти лекарства продаются в пластиковых флакончиках, из которых можно сразу капать, а тогда на всё была стандартная «пенициллиновая» стеклянная тара… Пипетку я всё же нашёл, вернулся в гостиницу и залил свой бедный глаз на всю катушку! Сразу же заметно полегчало, я вернулся на завод и смог досидеть в печи до конца смены.

К вечеру у меня появился второй по счёту сосед: военный мужик, не то старлейт, не то капитан, который едва зашёл в номер, как моментально свалился спать. Странно – вроде трезвый – но он даже не сказал, как его зовут… Впрочем, в армии бывает всякое, и я даже не стал включать вечером телевизор – хай себе спит. Наутро я вновь залил свой глаз всеми каплями и умчался на завод, а когда вернулся обратно, офицера уже не было…

Не прошло и двух часов, как у меня появился третий по счёту сосед! Этот, наконец-то, оказался абсолютно классным парнем – такой же старый командировочный волчара, как и я. Он приехал из какого-то райцентра Западно-Казахстанской области, чтобы выбить и получить новые школьные парты, стулья и прочую мебель для сельской школы, которую затопило по весне водой. Делали всё это на одной из семипалатинских зон, которая располагалась где-то за цемзаводом.