Как-то в один хмурый сентябрьский день мне пришлось ехать к тёще на другой конец города (то ли привезти ей картошки, то ли забрать у неё... Откровенно говоря, не помню.) Но город наш знаменит не только Плотинкой и границей между Европой и Азией, но и зверскими пробками.
И вышло так, что по пути я на целых полчаса встрял в одном месте. Пробка почти не двигалась. Я заглушил машину, стал оглядывать по сторонам. Справа было невысокое здание за обшарпанным забором. Оттуда высыпали дети. Сначала я подумал, что это муниципальный детский садик, отвернулся. А когда надоело смотреть на ржавую вмятину на девятке, стоящей впереди, снова повернул голову в сторону здания, и вначале не поверил своим глазам. Не может быть в детском саду подростков. Напряг зрение, пригляделся повнимательнее. Точно. Детский дом. Государственный дом. Государственное детство. И всё облезлое и покрашенное сверху синей краской. Или зелёной. Это уж как повезёт.
Меня будто что-то дёрнуло током: "Зайди!" Но пробка наконец сдвинулась с мёртвой точки, парковочные места все были заняты, да и тёща ждала меня уже битый час. Тогда я уехал.
Где-то на месяц вообще забыл об этом... А потом снова пришлось проезжать мимо того места. На этот раз мне повезло: пробки не было, и было где припарковаться.
Калитка была закрыта, и двор мне показался сначала совершенно пустым... А потом я увидел девочку в какой-то нелепой куртке. Ей было лет пять, не больше. Она сидела на крошечной скамейке и что-то крутила в руках. Она не смотрела на меня, но было видно - заметила. Я молча наблюдал за ней, прислонившись головой к прутьям решётки. Даже не знаю, сколько прошло времени, минута, две или час.
Из здания выскочила сухощавая седая женщина с неприятным лицом и, схватив девочку за рукав, втащила её внутрь. Та не сопротивлялась, она только осмелилась быстро посмотреть на меня глазами очень несчастного животного. Едва только тётка с девочкой скрылись внутри, я затряс сваренную из ржавых прутьев калитку. Разумеется, верные решения всегда приходят позже, чем должны приходить... Залаяла где-то в глубине двора собака. Из-за скрипучей, покрашенной зелёной краской, мерзкой двери вновь выглянуло лицо, обрамлённое седыми волосами.
- Чего шумишь? Тут тихий час у детей!! - закричала она.
- Я... я... - Слова внезапно пропали. Остался только глупый вид и желание взять ту девочку за руку, сводить её в зоопарк или в кино, купить ей самую замечательную игрушечную железную дорогу, читать книжки перед сном... - Как можно оформить опекунство?
Лицо женщины на удивление быстро смягчилось.
- Вы о Настеньке? В розовом?
- Которая маленькая... Лет пять... - Я снова растерялся от такой перемены.
- Да-да... - Она грустно улыбнулась. - Боюсь, у вас не получится стать опекуном. У неё уже есть опекун: её мама.
- А почему тогда?...
- Видимо, на то есть свои причины. - Сейчас мне уже казалось, что эта тётка усмехается.
- Но я то смог бы забрать её потом домой! У меня есть жена, я хорошо зарабатываю, у меня есть хорошее жильё... Почему нельзя?
- Молодой человек, существуют правила. У неё уже есть опекун. На этом разговор окончен.
- Но...
- До свидания.
- Ириша! Ты должна её увидеть!! Она просто ангел! Её Настей зовут... - Я только пришёл домой и тут же стал рассказывать жене про случившееся. Ботинки никак не хотели сниматься с ног...
- О ком это ты? - донёсся голос из кухни.
- Я о девочке из детдома!! - Выпалил я.
Ира отложила лопаточку, измазанную соусом в сторону, и с сомнением и... обидой посмотрела на меня.
- Зачем? У нас ведь будут дети! - Она скрестила руки на груди.
- Ты это говоришь уже три года.
Губы у любимой задрожали. Опять я перегнул палку...
- Извини меня, - я порывисто обнял её. - Извини дурака. Но... Ты не хочешь даже съездить?
Она глубоко дышала. Я чувствовал, как пропитывается влагой рукав рубашки.
- Нет, мы с тобой съездим... Только, давай... давай через пару недель? Ты не против? - Она молящими глазами смотрела на меня. И как ни странно, сквозь слёзы будто проступало облегчение. Только вот от чего? - Мне оставалось лишь только гадать.
Пара недель... много или мало? Мало или много? Смотря для чего. Для горнолыжного курорта много, для санаторного - маловато. Для ожидания экзаменов - слишком мало. Для ожидания отпуска - слишком много...
Для меня эти две недели казались вечностью, нестерпимо длинной и монотонной. И это ещё до того, как по сути начался обратный отсчёт. В первый же день я снова сорвался после работы в детдом.
Моросил мерзкий ноябрьский дождь, так стремящийся перейти в липкий снег, от которого, казалось, невозможно укрыться даже в помещении или хотя бы в машине. Вся одежда была влажной, было холодно. На дворе государственного дома никого не было. Только виднелся продрогший собачий хвост из старой калитки. Видимо, детей на улицу не отпустили... Я взялся за ржавые холодные прутья: как же все обитатели этого места мечтают его покинуть! И вот только меня тянет сюда. Ну, разумеется не разделять кров и пищу... Но всё же.
Внезапно я ощутил на себе чей-то взгляд: поднял глаза наверх, на второй этаж: там, прислонившись лобиком прямо к стеклу, на меня смотрела Настенька. Свет отсвечивал, и было сложно понять, что выражает её лицо. Какие-то пара секунд - и её личико исчезло в окне. Высокая женщина, на вид далеко не самая бедная, прошла мимо меня и, совсем по-хозяйски, открыла калитку (а мне то всегда казалось, что их всегда запирают!), и исчезла в недрах детдома.
Я постоял около ржавого забора ещё минут двадцать. Дождь стал гораздо сильнее. Только после того, как на мне осталось, наверное, ни одной сухой нитки, я решил, что пора бы сесть обратно в машину. А когда подошёл к ней, увидел, что вдоль всего тёмно-синего кузова появилась мерзкая царапина, явно сделанная ржавым гвоздём. Я зло плюнул под ноги. Благодетель хренов... Эти же детдомовские поганцы это и сделали! Я выругался, сел за руль, выехал на дорогу, стартовал со второй передачи.