«gott mit uns,irma!»

«gott mit uns,irma!»

Время странная субстанция, вроде одинаковые промежутки, а их восприятие такое разное. Два года вместе с Ирмой и два года здесь. Два года рая и два года кромешного ада.

Впервые наши судьбы пересеклись в мае 1938, теплым весенним утром в Кёнигсберге. Она зашла в ателье моего дяди, чтобы заказать на пошив платье. Я тогда работал подмастерьем и подшивал сарафан в глубине мастерской. Конечно, это была не совсем полноценная встреча, тогда я её не увидел, лишь после писклявого «динь-динь» колокольчика о дверь, услышал тонкий женский голосок. Наш капеллан на фронте часто в проповедях упоминал ангелов, божьих созданий, так вот, если они действительно есть, то голос у них должен быть именно такой как у той девушки, зашедший в наше ателье. Обычные люди не способны сложением букв и слов заставлять биться сердце как ненормальное, так, словно оно вот-вот вылетит из груди, как пробка из шампанского.

Прострачивая кусок красной материи, я наслаждался её смехом и речью, мелодичный тембр завораживал, гипнотизировал. Я так увлекся, что и не заметил, как прострочка ушла вправо. Очнувшись, понял, что дядя с меня шкуру спустит, если увидит, что я натворил с сарафаном Фрау Клац. В спешке бросился всё исправлять, одновременно пытаясь отстраниться от волшебного голоса за стеной, высказывающего пожелания и указания по пошиву.

После очередного «динь-динь», дядя зашел ко мне со светло-синим сукном в руках, свою оплошность, к счастью, я успел исправить, поэтому обошлось без оплеух. Помню его слова в то утро: « Курт, после сарафана займешься заказом Фройлен Цимер, я думаю, ты уже готов, мерки сняты, не подведи, у тебя четыре дня!»

Впервые дядя мне доверил сделать всю работу самому. По меркам, я определил, что фройлен Цимер совсем миниатюрная, чуть более полутора метров ростом и весьма стройная. К пошиву платья отнесся со всей ответственностью и прилежанием, её голос так меня околдовал, что я работал почти без перерывов: шил, строчил, ровнял. Дяде это явно нравилось и к огромному моему удивлению, со всей сугубостью присущей ему, после проверки сделанной работы, а я уложился в два с половиной дня, он потрепал меня по голове и произнес: «Очень здорово, мой мальчик, если и дальше будешь так же стараться, из тебя выйдет хороший мастер!»

Эта похвала очень много для меня значила, дяде понравилась работа, но понравится ли она той девушке с ангельским голосом?

Она пришла через день, утром. Я сидел за прилавком и поглощал булочки, купленные в пекарне напротив. После звонкого «динь-динь» передо мной предстала миниатюрная белокурая красавица, с тонкими чертами лица, изящными бровями цвета пшеницы и обескураживающей улыбкой. Увидев её, я замер с набитым ртом, словно дурачок. Да, вид у меня был тот еще! Тогда я лицезрел ангела во плоти. Внутри взорвался шар с красками, придав яркий тон всему вокруг, это состояние нельзя передать словами, его надо прочувствовать. В ту самую секунду понял, что жизнь без этого человека для меня не имеет теперь никакого смысла.

Завораживающим голосом, от которого всё тело пробрала мелкая дрожь, она произнесла: «Доброе утро! А платье уже готово?»

Сглотнув ком, подкативший к горлу, я вскочил, неуверенно кивнул в знак того, что платье готово. Уверен, со стороны это выглядело весьма комично, так как фройлен Цимер радушно улыбнулась, обнажив маленькие белые зубки. Платье привело её в восторг. В ясных глазах василькового цвета я прочитал искреннюю благодарность и кое-что еще, то, с чего все началось. Не буду раскрывать всех секретов амурных дел, но через несколько недель мы были вместе. Моя жизнь изменилась, словно я нашел самое огромное сокровище на земле, обычный подмастерье. Хм, долго пытался осознать, как сильно мне повезло и, тем не менее, до сих пор не верю, что такое могло случиться именно со мной. Ирма оказалась дочкой профессора философского факультета в Кёнигсберском университете, так же её отец являлся хорошим другом Хансу фон Грюнбергу, главе заведения. Она была из абсолютно другого слоя: образованная, начитанная, умная, прекрасно играла на фортепьяно, а я ей аккомпанировал на губной гармошке, в целом получалось довольно-таки забавно. Помимо основной работы, выкраивал время и шил любимой разного рода одежду: юбки, сарафаны, платья, а за неделю до нашей разлуки, изготовил для неё прекрасную шляпку, от которой фройлен Цимер пришла в восторг. В моей одежде она была настоящей Афродитой.

Мы и глазом моргнуть не успели, как настал сорок первый год. Голод Фюрера возрастал, а нам пришлось добывать для него пищу. Меня призвали и спустя несколько недель, в апреле, отправили в Африку. Обстановка там складывалась не очень оптимистичная, англичане теснили союзников итальянцев, но с нашим прибытием дела пошли в гору, как мне тогда казалось. Битва за Тобрук показала, что такое настоящая война и именно тогда я научился улавливать этот дух, дух поражения, какое-то шестое чувство, подсказывающее, что скоро случится большое дерьмо. По-настоящему искупаться в этом чане нам с товарищами так и не удалось, за месяц до краха наших войск под Эль-Аламейном, дивизию, в которой я числился, решили перекинуть в Россию. По слухам, чан с испражнениями там был куда больше, а жижа гуще.

Что действительно работало исправно у дядюшки Ромеля, так это почта. С Ирмой обменивался письмами каждые две недели, сетовал о вездесущей пыли, забивающейся в ботинки и под форму, восхищался контрастом редкой зелени пальм на фоне бежевой бесконечности песка. Она писала про учебу, делилась впечатлениями об очередной театральной постановке, которую они посещали всей семьёй каждую субботу, рассказывала разные городские сплетни, но более всего, мечтала о моём возвращении домой.

Мне предоставили две недели отпуска и чернота, в которой жил, вновь обрела краски, когда мы с Ирмой снова воссоединились. За год она совсем не изменилась, скажу больше, стала ещё красивее. Прекрасные васильковые глаза до сих пор влияли на работу моего сердечка, заставляя то биться как ненормальное. Эти две недели, проведенные вместе, мне никогда не забыть… Боже, как же она рыдала, когда я садился в поезд, так отвратительно на душе, как тогда, мне еще не было.