Графиня Сторендж

Глава 1. Настоящие дни. Королевство Картелия. Графство Сторендж. Замок графа Маркуса Оушен Сторенджа.

- Поль? - как только за моей спиной раздается щелчок дверного замка, до моего слуха доносится тихий и до боли родной голос. Голос, в котором теперь сквозит какая-то обречённость вперемешку со вселенской усталостью, которые при чьём либо присутствии мой муж пытается скрыть под налётом безразличности и холодности. Но я его уже немного успела узнать и изучить.
Марк сидит в инвалидном кресле у окна. Видимо, открывающийся из него вид так сильно полюбился ему за последний месяц , что он может часами так сидеть и смотреть на пустынный двор. Или, что более вероятнее, это единственное его развлечение в вынужденном длительном заточении. Заточении, которое частично он выбрал для себя сам.
Марк с каждым днём становится всё более невыносимым. Мои жалкие попытки скрасить его одиночество отметаются с завидным упрямством и хладнокровием. Предложение почитать книгу, насмешливым "я давно вышел из столь слюнявого возраста, когда чувствовал остую необходимость послушать сказки на ночь". И на мою попытку открыть ещё раз рот, чтобы привести свои оргументы, неизменное:
- Я не достаточно понятно изъясняюсь? Или у меня ещё и проблемы с речью, помимо всего прочего, раз я стал не понятен с ПЕРВОГО раза?
Как я ненавижу, как он на меня смотрит в такие моменты. Своим тяжёлым, подавляющим взглядом. Словно хочет придавить, раздавить как жалкую, неугодную букашку и испепелить на месте одновременно. Марк часто испытывал своим "уноси ноги" взглядом нервы нерадивых слуг, зарвавшихся партнеров или выскочек аристократов, которые в миг вытягивались, со всем начинали соглашаться или спешили поскорее ретироваться.
Я тоже робею под этим взглядом. За год замужества, я так и не научилась противостоять Маркусу. И от этого впадаю в отчаяние. А ещё больше от сложившейся ситуации.
К слову, совместные беседы, чаепития, прогулки - все мои предложения разбиваются об очередные насмешки, колкости или глухую стену молчания. Поэтому в последнее время я даже не пытюсь о них упоминать.
- Ты по прежнему не прислушалась к моему совету?
Как он безошибочно угадывает, что именно я вошла в комнату, одному богу известно. Вероятно, по шелесту юбок, хотя его маменька носит такие же пышные платья. Или по особому аромату, по звуку шагов? Не знаю. Но он ни разу не ошибся, сидя спиной к двери в чертовом инвалидном кресле и называя меня по имени, как только я вхожу в его спальню. Спим мы теперь в разных опочевальнях, как полагается благочестивым высокородным господам.
- О чем ты? - пытаюсь строить из себя святую невинность, хотя прекрасно знаю, о чем он. Марк с завидной упертостью хочет, чтобы я уехала. На протяжении всего времени после случившегося. Особенно настойчивым он стал месяц назад после того, как пересел в кресло. Возможно, его настигло осознание, что это навсегда. Я например, не так категорична, и верю в низкий процент исцеления, что дают ему доктора. Вернее, один из докторов. Пусть ничтожно малый процент, но он всё же есть! В жизни ведь случаются чудеса, не так ли?
Марк же хочет, чтобы я оставила его в таком состоянии и начала заботиться о себе, строить свою жизнь, своё счастье, но уже без него. А хочет ли он это на самом деле? Хочу ли я?
И какое мое счастье без него? На что она похожа, эта жизнь, без него?
Как это больно. Невыносимо.
Быть рядом, стоять так близко, что можно протянуть руку и дотронуться до него, зарыться пальцами в мягком чёрном шелке волос, чуть отросших за последние месяцы, прижаться губами к виску, вдохнуть знакомый аромат и свернуться калачиком на его коленях, забывая обо всём. Обо всех проблемах на свете. Только чувствовать его близость, что он рядом.
- Или ты наконец-то стала мудрее, проявила благоразумность, и твои чемоданы ждут тебя сейчас в парадной? Ты пришла наконец попрощаться, Поль? - оборачивается, окидывая меня деланным безразличным взглядом с головы до ног.
Я уверена. Нет, я знаю, что он пытается выглядеть непричастным, бездушным, безразличным. На самом деле ему также больно. Он разозлен, взбешён своим нынешним состоянием, своей беспомощностью. Маркус всегда был независим, своеволен. Сейчас же вынужден полагаться и зависеть целиком и полностью от своих домочадцев.
Но если продолжать себя жалеть, злиться на обстоятельства, на жизнь, раздражаться и сливать весь негатив на нас, ни в чем неповинных окружающих, то что это даст? К чему приведёт? В тупик? К краху?
Можно попробовать, попытаться что-то сделать. Попробовать побороться за своё выздоровление, хоть надежда крайне мала. Или начать что-то делать, чтобы научиться жить в сложившихся обстоятельствах, Как-то приспосабливаться. Это не конец. Я в это искренне верю.
Очень легко всё перечеркнуть, наши отношения, любовь, надеюсь она всё же есть, есть в Маркусе, всю страсть, все надежды и чаяния, наше будущее. Только зачем?
Почему, мой дорогой, ты так жесток к нам?
- Я зашла спросить, спустишься ли ты в столовую сам или велеть подавать обед сюда? - мой голос звучит ровно, я тоже стараюсь держать лицо. Прежде чем войти, перед его дверью я обычно считаю до десяти и пытаюсь выровнять дыхание. Где-то слышала, что перед больными нельзя расклеиваться, дабы морально не усугублять ситуацию. А еще, наверное, во мне говорит гордость. Когда тебя гонят день изо дня, тобой пренебрегают, хочется сохранить своё достоинство хотя бы для себя самой.
- Все как обычно, - теряя интерес, отварачивается к окну.
Звучит несколько двусмысленно. "Как обычно" может означать, что подать обед нужно сюда. С тех пор, как Марк сел в инвалидное кресло и получил возможность передвигаться по дому, он не покидает свою комнату. Завтракает, обедает и ужинает всенепременно в своих покоях. В одиночестве. До инвалидного кресла после трагедии он пребывал в постели, соответственно и принимал пищу там же. Затворник хренов.
Но мне видится в его словах скрытый смысл. Марк прекрасно знает, что его мать не оставила в покое идею выманить его из заточения. Поэтому ежедневно посылает меня или слуг удостовериться, где будет явствовать её сын. Как обычно.
Но сегодня во мне что-то ломается. Может, утренняя новость, что моя кобыла напоролась на что-то и хромает.Теперь мне какое-то время придется ездить на спасительные для моего разума верховые прогулки на другом жеребце. К нему придётся привыкать.
Я очень консервативна и с трудом переношу вынужденные изменения. Сложно адаптируюсь к другим людям, условиям и даже к животным. Может поэтому я ещё противлюсь отъезду и связанными с ним непременными изменениям в моей жизни?
Терплю. Пытаюсь стоически выносить саркастические нападки мужа. Может в этом весь смысл? А не в том, что Марку нужно дать время, ещё немножко, ещё чуть-чуть. Осталось ведь потерпеть самую малость, а дальше будет всё как и прежде.
Но кого я обманываю...
А как же любовь? Есть ли она? Раньше бы я сказала со стопроцентной уверенностью, что да, есть. А сейчас? Любовь - это сказка, выдуманная романистами? Разве можно так с человеком, если его любишь?
Действительно, если любишь...
Может, правда, время лечит?
Как же тяжело...
Да и кобылу очень жаль. Варка моя любимица.
А может другая новость надломила во мне что-то. Вчера моя кузина родила мальчика. Весь дом был взбудоражен долгожданной новостью. Даже лицо свекрови прояснилось и преобразилось, с него на некоторое время сошла печаль, застывшая маской последнее время. Надо бы радоваться этой вести, такое счастье, но я не смогла, как ни пыталась. Натянуто улыбалась прилюдно, а ночью эгоистично оплакивала свою жизнь, своё несостоявшееся счастье с Марком. Наверное, скажете, я плохая сестра. Но я на пределе.
Может поэтому вместо короткого "Хорошо, как скажешь" я не разворачиваюсь и не выхожу из комнаты. Последюю неделю я уже не пытаюсь наладить с ним отношения, не взываю к его чувствам и разуму. Я просто послушно, безэмоционально выполняю его волю: лишний раз его не трогать.
Но сегодня я подхожу к нему вплотную, опускаюсь на колени сбоку кресла и кладу свою руку на его. Сейчас я не чувствую робости или страха, я не боюсь, что он снова посмеётся на до мной, прогонит или проигнорирует. Я хочу жить, хочу, чтобы жил он. Жил, а не существовал. А это в данный момент означает, чтобы он наконец услышал меня.
Смотрю на мужа с немой мольбой.
- Марк, почему ты так жесток с нами? - начинаю тихо, - Всем было бы легче, пойди ты нам на встречу. И тебе, и мне, и матери. Тебе бы не пришлось часами и днями сидеть возле окна, смотреть на редких прохожих. Мы могли бы интереснее проводить время. Общаться, гулять, быть вместе, поддерживать друг друга. Не отталкивай нас. Мы тебя искренне любим, - и уже с дрожью в голосе, - я тебя очень люблю. Пожалуйста, не будь таким упрямым.
Останавливаюсь, чтобы справиться с охватившими меня эмоциями.
- ты закончила? - тоже тихо начинает он, даже не поворачиваясь в мою сторону, всё также смотрит в окно, - теперь послушай меня. Ты молода, слишком молода. Вся жизнь ещё впереди. Не перебивай, я тебя выслушал, - повышает слегка голос, чувствуя, как я набираю воздух в лёгкие для очередного возражения, - Как ни банально, но твоя взрослая жизнь только началась. Ты ещё полна иллюзий о счастливой семье, о любимом муже рядом, пусть и калеке, и доме полном детей. Да, детей, - короткое молчание, - но в том-то и дело, что я не смогу их тебе дать. Я абсолютно ничего не чувствую, - сглатывает, - ниже пояса. Ни-че-го.
Для меня это было не новостью. Я слышала, как врачи переговаривались между собой, мол, молодая супруга, а так не повезло. Бывают, конечно, случаи исцеления, на чем настаивал один пожилой лекарь. За свою долгую и насыщенную практику он их видел. Через несколько месяцев после травмы человек, например, мог двигать одной ногой, или возвращалась чувствительность на стороне повреждения, или детородная функция. Мол, рано вы его списываете, братцы. Я жаждала, чтобы этот старец продолжил лечение моего мужа, но Марк его выгнал.
- Мы можем прожить без детей. Без совместных, - быстро поправляюсь, - у тебя есть сын, с наследством и титулом проблем не возникнет.
- Как ты заметила, сын уже есть. Проблем не возникнет независимо есть ты или нет.
- Это жестоко, Марк, - я всхлипнула, впервые за месяц показав свою слабость перед ним.
- Поль, - он вздыхает и гладит рукой меня по волосам, ероша незамысловатую прическу, - вот будем мы с тобой сидеть за столом, общаться на различные темы, обсуждать соседей, кто на ком женился, в какие предприятия вложился, какой урожай собрал, да о чем угодно. Будешь меня преданно катать на коляске по округе. Каждый вечер вместе станем встречать закат на причале, держась за руки. Ты ведь это хочешь? И даже не то, что я другой и это всё не то, что я хочу. Помолчи, Поль. Ты станешь взрослеть, становится более женственной. Не обижайся на мои слова, ты и сейчас женственна, но ещё по-особому, по-молодому. Это неминуемо, тебе всего девятнадцать. Тебе захочется тепла, не только объятий и поцелуев, тебе захочется большего. Я знаю, о чем говорю, - его рука на мгновение замирает, - я был с тобой, ты страстна. Так вот, в итоге ты либо посмотришь в сторону...
- Не посмотрю, - упрямо всхлипываю, опустив голову и наслаждаясь прикосновениями.
- Посмотришь, - хмыкает , - Жизнь длинная, неудовлетворённость даст о себе знать. Ладно, если не посмотришь, станешь раздражительной. Сначала по важным вопросам, потом начнут выводить из себя мелочи, а потом, - он многозначительно помолчал, - потом буду раздражать тебя я. Уже только тем, что существую. Что ты посвятила всю себя мне, и у тебя нет ни женского счастья, ни детей. Но ты будешь упорно молчать, не признаваться в этом. Так как это твой выбор. Или даже не признаешься в этом сама себе. Или не будешь молчать, кто знает? Это человеческая природа, Поль. Против этого мы бессильны. Мы хотим не только любви духовной, но и телесной. В нас природой заложено стремление размножаться. Человек научился изображать благополучие, на самом деле не чувствуя его. Но кому оно нужно, такое благополучие?
- Без тебя я тоже не смогу.
- Сможешь. Вначале будет трудно, очень. Не спорю. И тебе, и мне. Но стоит ли портить жизнь сразу двоим? Давай сохраним в памяти то прекрасное, что между нами было. Лет через пять, а может раньше, найдешь себе достойного мужчину и будешь с ним счастлива.
- Марк...
- Развод я тебе дам, проблем с этим не будет ввиду моего состояния.
- Марк...
- Поль, пойми, - переводит пристальный взгляд на меня. Взгляд полный боли и обреченности, -. Я тоже живой человек, со всеми присущими людям чувствами. Я не смогу видеть твои измены. Понимаешь? Не смогу. Или ещё хуже, как ты мучаешься рядом со мной. А ты мучаешься.
- Меня мучает лишь то, что ты не позволяешь мне быть с тобой, - кажется, я уже близка к истерике.
- Это пока.
- нет, я...
- Поль, давай закроем эту тему. Собирай вещи и уезжай.
Он меня не слышит. Он меня не хочет услышать!
- Марк, давай попробуем. Доктор Сварт говорит...
- Плевать мне, что он говорит. Сварт давно выжил из ума.
- Дай мне год, - я поднимаю к нему зареванное лицо и прошу: - дай мне всего лишь один грёбаный год. Если ничего не получится, то я уеду.
- И что он тебе даст? - насмешливо.
- Я буду знать, что я пыталась, но не смогла.