Гралия Том I

Часть II Глава 3. Рабство

Глава 3. Рабство

Судьбой начертан этот путь,

Нельзя с него на шаг свернуть.

Свобода воли – лишь обман,

Мы пешки, призраки, туман.

Сидение в клетях избавляет от необходимости идти, сбивая ноги в кровь. Однако в этом есть и свои минусы – узница была настолько мала, что от скрюченного положения, в котором приходилось пребывать, затекли все конечности. Руки нестерпимо ныли, а ноги временами сводила судорога.

«По крайней мере, я жив», – утешал себя Чеар.

Все другие пленники – незнакомые люди и товарищи из балагана – шли вереницей со связанными руками, кто был покрепче, того сковали цепями. С'Эиллы, дочери хозяина балагана, среди них не было. Чеару, как самому крепкому среди пленных, полагались клети. Работорговцев возглавлял некий О'Тог. Хозяин – так просто, можно сказать, по-семейному, обращались к нему остальные собратья по ремеслу. Так же следовало называть его и вновь обращенным рабам. О'Тог был скверным типом, человеком настроения. Чеар старался не смотреть на хозяина, реакция работорговца на взгляды рабов порой была чересчур жестокой.

– Что глазами рыщешь? – раздался голос хозяина из-за спины Чеара, при этом по клетке чем-то с силой ударили.

Чеар решил склонить ниже голову и промолчать.

– А ну, ребята, вытащите этого раба из клети.

«Вот и прогорел мой план быть тише воды, ниже травы, а там, может, про меня не будут вспоминать», – с сожалением подумал Чеар.

Он не стал сопротивляться, когда его вынули наружу.

«Меньше брыкаешься – быстрее заживут синяки». Пришлось стерпеть кнут на своей спине и хозяйский сапог, бьющий по брюху. Стерпел и запомнил.

Еще пара ударов, и его, как отбивную, волокут в конец колонны.

Чеара бросили к ногам незнакомца. Это был не молодой человек, но и не старый, вроде не высокий, но и не низкий, его нельзя было назвать худым или полным, все в нем было усреднено. Волосы незнакомца и борода были рыжими. Они сбились и выглядели, как грива у льва. Он носил истрепанные рубаху и штаны, а на ногах были надеты сильно поношенные сандалии.

– Теперь этот отброс – твоя забота, – кратко и предельно ясно сказал один из работорговцев, обращаясь к незнакомцу. – Упадет он, понесут вперед ногами вас обоих.

Чеар с трудом поднялся. Работорговцы переглянулись и довольные результатом зашагали в голову колонны.

Чеар пошел по дороге, опираясь на подставленное плечо незнакомца. Рядом никого из балагана не было. Ноги после долгого бездействия плохо слушались, и ходить на них было сродни акробатическому трюку, как будто к ним были подвязаны длинные ходули.

От ходьбы к ногам прилила кровь, а вместе с ней постепенно стала возвращаться и чувствительность.

– Скоро мы освободимся, – неожиданно сказал незнакомец. – Вот увидишь! Я это точно знаю.

– С чего ты это взял? – шепотом спросил Чеар.

Незнакомец поднял палец правой руки вверх.

– Бог сказал!

«Обезумел», – решил Чеар.

– Не веришь? Вижу, не веришь. Но ничего, потом все увидишь сам.

Дорога тянулась вперед. Рабы шли молча, а работорговцы обменивались лишь отрывистыми фразами. Накопившаяся за день усталость требовала немедленного привала, да к тому же все хотели есть.

Однако идти по пыльной дороге сейчас становилось даже приятно. Камни, которыми она была вымощена, еще не остыли от полуденного жара, который передавался босым ногам, согревая, в отличие от недружелюбного, быстро остывающего ветра. Ченезар задел своей кромкой край земли. До ближайшего подлеска оставалось совсем немного. Работорговцы начали перекличку. Из обрывков их фраз стало ясно, что О'Тог решил встать на ночлег в ближайшем подлеске.

Уже скоро колонна людей, ведомых работорговцами, вошла в длинную тень деревьев. Теперь лик Ченезара, умывавшегося кровью павших в этот день воинов, был не виден за верхушками кленов и осин, приветственно трепетавших листвой. Чеар к этому времени уже шел самостоятельно. И вот колонна вошла по тракту в лес, который был довольно-таки густ, если не сказать больше. Буквально в четырех локтях от мощеной поверхности пути видимость полностью терялась.

Чеар услышал, как О'Тог, явно недовольный густым лесом, громко выругался.

– Где тут встать на ночлег? Ну не на тракте же жечь костры?! Любой канут с нас три шкуры сдерет за порчу дороги.

Внезапно Чеар поймал себя на мысли, что стало очень тихо. Он еще из рассказов отца помнил, как опасна и непредсказуема внезапная тишина. Она несет в себе не просто угрозу, она наполнена неизвестностью. А ничто так не пугает, как неизвестность.

Даже кузнечики не стрекотали. Вечерние птицы не пели. Ветер ослаб, и листва не шевелилась. Даже шаги по камням, которые были тут холоднее, чем в поле, раздавались как-то приглушенно.

«Сейчас что-то произойдет», – подсказывало чутье, а уж его-то Чеар всегда слушался. Машинально он немного ссутулился и, шагая, не стал распрямлять полностью ноги, прислушиваясь, пытаясь уловить хоть какой-нибудь звук. Взгляд забегал по сторонам: сумерки, подлесок, тишина.

Работорговцы тоже что-то почуяли. Многие из них стали озираться и оглядываться. Дорога начала круто поворачивать.

Авангард отряда повернул и скрылся за изгибом, заслоненный стеной деревьев и кустарников, которые сейчас из-за сумерек окрасились в черный цвет. Листва, будто таинственный голодный зверь, одного за другим пожирала рабов и их хозяев, которые скрывались за поворотом, не давая издать им ни малейшего звука. Нервы напряглись до предела. У Чеара на лбу выступил пот.