Грань

Грань

- Собирайся, Виктор, мы выезжаем. - Высокая смуглая женщина бросает ему на одеяло тяжелую кожаную куртку маслянисто-горчичного цвета, отчего он просыпается. Один в холодной квартире. Ранняя весна. Ветер дует в разбитое окно. Один и тот же сон сопровождает каждое утро Виктора. "Марина" - теплится где-то внутри. И хочется крикнуть в окружающую пустоту: "Разве может не быть человека, которого видишь каждый день?". Собственно, у этого воспоминания было продолжение, которое он спрятал в самые дальние архивы разума, надеясь его навсегда забыть. Минут за пятнадцать он успевает одеться, умыться холодной водой и выйти на улицу послевоенного города, прихватив с собой один только чемодан. Так начинается каждое его утро. Но сегодня все было несколько иначе. Виктор проснулся от стука в окно. Встал и окинул рассеянным взглядом комнату. Воздух был дик и глух, как будто это ветер принес с собой смятение и робость. В окно постучали второй раз. Виктор быстро оделся и вышел. Возле дома была его сотрудница, Лена, приземистая женщина лет сорока пяти, она стояла в темно-сером плаще посреди улицы, полной мягкого, золотисто-розового света. 
- Доброе утро.
- Проходи.
Они вошли в дом.
- Присядь. Ты по делу?
- Да, наверное... - Сонные звуки терялись в окружающей тишине. - Виктор, ты можешь мне помочь?
- Смотря, чем.
- У меня есть одна девочка... Дочь дальней родственницы. Она болезный ребенок. Нужен кто-то, кто мог бы за ней присмотреть после того, как я уеду.
- Так ты уезжаешь?
Лена стыдливо опустила глаза.
- А можно было раньше сказать?
- Раз не говорила, значит, нельзя.
- Ладно, и что я должен буду делать?
- Приходить к ней, желательно, каждый день, приносить немного еды и готовить к школе.
- А после куда ее?
- Ну, вот откроется интернат и...
- Да?
- А куда еще? - Она развела руками, - Мать умерла рано, отец числится, как без вести пропавший. Может, еще вернется, но...
- Но.
- Маловероятно.
- А ты?
- А что я? У меня свои дети есть, зачем мне она еще?
- Ну как... А что, больше совсем никого нет?
- Пару раз пыталась пристроить к знакомым, она отовсюду сбегает.
- Почему?
- Не знаю.- Ее лицо выражало деланное изумление.
Виктор вздохнул, поняв всю необратимость ситуации.
- Вот тебе на первый раз. - Лена вытащила из сумки небольшой узелок. - Отнеси сегодня, если можешь.
- Так ты сегодня едешь?
- Нет, но сегодня не могу.
- А куда нести?
- Знаешь разрушенную фабрику по дороге в поселок?
- Где-то километр отсюда. Знаю.
Они вышли на улицу.
- А я еду... - У Лены в глазах загорелись оживленные искорки, совсем как это светлое утро.
- Домой?
- Домой. А ты держись тут. - Она похлопала Виктора по плечу и, снова потупив глаза, поспешила уйти.
"С какой радостью она возвращается" - думал Виктор, смотря вслед удаляющейся темной фигуре, - "а я никогда уже не вернусь".
И пошел по дороге в поле. Вокруг были выбеленные дома, выцветшие весенние дороги и деревья, все какие-то невысокие, ветер качал их из стороны в сторону. Вокруг не было ни души. "Странный какой-то город", - думал Виктор, - "все в нем раннее, тихое, недозрелое, не такое, как надо".
Арина сидела на полу в слепом помещении фабрики, которое стало ее комнатой, обхватив ноги руками и уткнувшись носом в колени. Дверь с грохотом распахнулась, в комнату ворвался ослепляющий свет. На пороге стоял силуэт мужчины с чемоданом в руках. Ей показалось, она никогда не видела столько света, как в этом дверном проеме и столько черноты, как в этом силуэте. Она испугалась и отпрыгнула в сторону. 
- Я от Лены. - Он поставил чемодан на пол.
- Правда? - Арина вышла из темного угла комнаты. Это была небольшого роста светловолосая девочка лет тринадцати. Она была одета в мешковатое платье синего цвета в коричнево-рыжий цветок. В левой руке она держала нож, направленный острием вперед. - Правда?..
- Я от Лены, сказал!
Секунда - девочка и нож отлетели в разные стороны. Арина заплакала. Виктор повернулся к выходу и вздохнул.
- Извини, вспылил. Как тебя зовут?
- Арина.
- Выходи ко мне на улицу.
Она вышла из комнаты, накинув огромное черное пальто. Во дворе разрушенного здания фабрики на бетонном фундаменте Виктор разводил маленький костер. 
- Значит так, Арина... Сейчас мы приготовим поесть, а потом начнем готовиться к школе. Сколько у нас там осталось?.. - Он посмотрел на часы. - Два часа. Думаю, успеем.
- Какие красивые. - Арина присела рядом.
- Кто? А, часы? Да трофейные...
- А как тебя зовут?
- Называй меня Виктор, но только на "Вы".- Он запнулся. Он не любил произносит свое полное имя, а еще больше ненавидел говорить свое отчество.
- Хорошо.
Он посмотрел на девочку вблизи и сказал:
- У тебя одно платье?
- Да. И пальто папино. 
- И даром, что оно по краям подпаленное.
Арина засмеялась.
- Мало что могу предложить, но завтра принесу.
Они расположились в одном из залов за единственным письменным столом. Там теперь проходили их ежедневные занятия. 
На следующий день Виктор пришел пораньше, когда еще было довольно темно. Он переступил порог и сказал: 
- Смотри... - Он положил на стол большую горчичную куртку, открыл чемодан и аккуратно вынул оттуда белую ночную рубашку. - Моя жена это когда-то носила. Теперь носи ты. - Из чемодана выпала маленькая фотография, темная и размытая. Он быстро ее поднял, положил обратно в чемодан и с какой-то ревностью его захлопнул. - Я приду вечером.

Каждый день в тетрадях на столе появлялось больше и больше оловянных слов, цифр, знаков и символов, написанных то отрывисто, то вязью, то криво, то ровно, они заполняли тетради и, казалось, вот-вот выльются за пределы бумаги в ледяное пространство. Голос Виктора был похож на ветер, такой же гулкий и сухой. Иногда во время занятий Арине хотелось его обнять, или коснуться его руки, или положить голову к нему на колени. И в эти моменты что-то подступало к некой воображаемой границе, и что-то сдерживало, как тепло крови удерживает кожа, которая тоже есть своеобразный порог. Тогда она поворачивала голову и смотрела в окно.
- В книгу нужно смотреть, а ты куда смотришь? - Сразу слышала она. - "Юность" пишется с одной "н", а гитара - через "и". И держи карандаш правильно. 
- Ты меня совсем не любишь. - Как-то сказала она.
- А я и не должен! - Закричал Виктор, с оглушительным звуком захлопнув книгу, а затем и дверь.
Не приходил аж до следующего утра, а когда пришел, начал с вопроса:
- Сколько раз я говорил обращаться ко мне на "Вы"?
- Много. - Она подняла глаза и лукаво улыбнулась.
- Так в чем причина?
- Я не хочу.
Он напряженно вздохнул.
- Учти, я не всегда был человеком без имени и прошлого, преподающим уровень третьего класса. Когда-то диапазон моих возможностей был пошире и я вел лекции в университете. Представь себе, и мне платили за это деньги. - Он повысил тон. - Но что с этого толку, если меня не хочет слушать мой единственный ученик? Неужели я так жалок?
Арина поджала губы и положила голову на стол. Он продолжил.
- Чего ты от меня хочешь? Тепла? Ты так будешь требовать от каждого в жизни? Тогда давай без меня.
- Нет. - Она застенчиво попятилась. - Я внимательно слушала.
- Окружающий мир холоден. Вспомни об этом, когда кто-то даст отпор жестче, чем я.
"Странно, как она лезет вон из кожи, только чтобы обратить на себя внимание" - думал Виктор, - "Это из-за меня? Или будь на моем месте кто-либо другой - она вела бы себя так же?.. Как сильно мы зависим от внимания. Есть оно - мы рады и довольны, но если кто-то не дает нам достаточно, как же мы изводимся. Как нам приходится унижаться, чего мы только ни сделаем ради этого".
Иногда они вместе встречали рассвет. И когда над городом редел туман и вставало устало солнце, Арина и профессор сидели на холме и смотрели в дружелюбную даль, полную надежд, пророчащую светлое будущее. И она не разочаровывала, каждый день меняя облик: где-то там, на линии горизонта, на месте руин строились новые дома. Но когда к утренней свежести и запаху влажной земли подмешивался тонкий сладковато-маслянистый аромат ранней пшеницы, Виктор замечал рядом с собой копну светло-русых волос и горчичного цвета куртку, накинутую на тонкие плечи. И тогда ему становилось дурно и душно, и хотелось поскорее уйти.
Однажды она спросила, сидя на траве:
- А ты отсюда?
- Нет, это не мой город.
- А почему ты не вернешься в родной?
- Чтобы не напоминать о себе.
- А есть, кому?
- Ты права. Никого почти нет из тех, кого я знал. - Сказал он, прикуривая сигарету.
- Тогда ты можешь вернуться.
- Нет. Это я себе там буду слишком о многом напоминать.
Последовала долгая пауза.
- Здесь вообще все не мое. Степи, степи, все сухое и низкорослое. Летом пыль поднимается, зимой лед все покрывает. Там, где я вырос, там леса.
Лицо Арины постепенно прятали подступающие сумерки, она смотрела на Виктора растерянно. В каждом уголке его облика собиралась совсем иная, лесная темнота. И глаза, что в этой темноте казались угольно-черного цвета, были глазами ищущего. Ей хотелось смеяться, как этот образ вызывает в ней что-то резкое, стремительное, что-то абсолютно стихийное. Он же был равнодушен и даже немного раздражен. С каждым днем ему было все сложнее заставлять себя приходить на заброшенную фабрику, чувство удушья преследовало его, не давало расслабиться. Напряжение нарастало в его уме и теле. Он стал рассеян и зол на себя.
Однажды вечером он забыл на фабрике свой чемодан. Он пришел домой и вспомнил, что ключи в чемодане, а самого чемодана нет. Мужчина вошел в свою квартиру через окно и собирался ложиться спать. Он уже почти уснул, когда маленькая мысль о том, что завтра придется идти на фабрику дважды, напрочь лишила его сна. Уже в пути он подумал, что Арина могла найти его чемодан и это его напугало. Когда он пришел, Арина сидела в комнате, пол которой был застелен его бумагами, письмами и прочими вещами, которые он хранил, как самое ценное, возле зажженной свечи и смотрела на маленькую фотографию. Он подошел ближе. Да, та самая. Его подкосило. 
- Ты читала мои письма.
От неожиданности она выронила фото. 
- Как теперь я могу тебе доверять?.. - Спросил он сломанным голосом. - Ты читала мои письма.
- Я не читала.
- Можешь не рассказывать, она лежала в конверте.
- Я не читала... Письмо.
- Уходи отсюда, я больше не могу. Выйди из помещения.
Она вышла. Виктор закрыл лицо руками. Он почувствовал себя раздетым и поверженным, как будто сама его суть вдруг перестала быть его. Грудь сдавило, на глаза накатились слезы. Он сидел над этими письмами и не мог подняться. Так и уснул. Наутро Арина спросила:
- А твоя жена была цыганка?
- Нет. Почему ты так подумала?
- Похожа... - На ее лице не было ни стыда, ни чувства вины. Она была спокойна.
- Нет.
Тем временем совсем потеплело. Дни стали длиннее, ночи - совсем ясными, а выцветшие дома приобрели желтоватый оттенок. Виктор не знал, куда себя девать. Запах свежей пшеницы, через поле которой проходил его постоянный маршрут, стал ему совсем невыносим. Он старался приходить как можно позже, когда ночной воздух хоть немного скрадывал это наваждение. А когда приходил, видел, что Арина бьется, как рыба об лед, и это его утомляло. Но однажды он пришел с работы и не застал ее за письменным столом.
Виктор вошел в самый широкий зал. Был темно. Где-то рядом слышались шуршащие звуки. Когда глаза немного привыкли к темноте, он увидел, как, прыгая с одного станка на другой, сметая вырванные страницы книг, танцевала Арина. Она хлопала в ладоши, смеялась холодно и жутко, двигалась быстро и хаотично, то приближаясь, то отдаляясь, прыгала и падала на пол, вставала и снова вертелась в дикой пляске, подлетая и изгибаясь. А в завершение этого танца она взяла с подоконника нож, подбежала к Виктору, взяла его руку в свою и ударила себя ножом в грудь. Виктор опешил. Арина рухнула на пол. Он взял из ее руки нож и сел ей на ноги:
- И как ты посмела чего-либо от меня требовать, если даже не знаешь, где находится сердце?!
Арина плакала.
- Отвечай!
- А-ай...
- Поклянись, что больше никогда не унизишься так ни перед одним мужчиной.
Она только тихо стонала от боли.
- Клянись, а то прирежу. - Виктор приставил нож к ее горлу. - И никто тебя не найдет.
- Да, да... - Она заливалась слезами.
- Хорошо, - сказал Виктор и встал с ее ног, - спасибо, что мне не пришлось самому тебя останавливать.
Он оттащил ее ко входу в здание и открыл дверь, чтобы было хоть что-то видно. Какое-то время он просто мерил шагами зал. Потом снял с руки часы и подошел к затихающей девочке:
- Говори, который час.
- Не могу. - Ей тяжело давался каждый звук.
- Говори, я учил тебя. Я хочу знать, что хоть какая-то часть всего этого не пошла коту под хвост.
- Восемь... Часов, двадцать шесть... Семь минут.
- Хорошо. - Сказал он и снова умолк.
Арина лежала с открытыми глазами, сознание покидало ее. По ее зрачкам плыли серые блики, как облака, руки немели, тело казалось совсем невесомым.
- Почему мне так плохо?.. - Прошептала она, закрыв глаза.
- Потому что ты преступила грань!
Арина почувствовала, как нечто заполняет пространство сантиметр за сантиметром, такое мягкое и парализующее, обволакивающее и приторное. Она попыталась перевернуться, но сил не хватило, тогда она протянула руки к Виктору:
- Но Вы же убьете меня. - Она сглотнула. - Я больше никогда не буду к Вам приставать.
- "Приставать". Какое слово! А ведь ты понимала все с самого начала. Спасибо.
Он распорол ножом ее ночную рубашку. 
- Рана неглубокая. Сил еще маловато. - Он с укором посмотрел на равнодушную Арину. - Хотя шрам останется... 
Он достал из чемодана пузырек и бинт и принялся промывать рану.
Спустя какое-то время он вышел из здания фабрики в ночь и сел под кирпичной стеной. Достал сигарету и поджег. В свете горящей спички он увидел кровь у себя на руках. Что-то сломалось внутри и из груди вырвался смешок. Потом еще и еще. Потом он засмеялся во весь голос и уголек сигареты отразился в его глазах зловещими искрами. Он смеялся еще долго, потом потушил сигарету и просто сидел в темноте. Арина лежала возле выхода укрытая одеялом, и от этого смеха у нее шел мороз по коже. "Знобит", - думала она.
Несколько дней все продолжалось, как ранее. Виктор приходил утром или вечером, они готовили поесть и садились за тетради. Но единственное - Виктор стал еще более закрытым и чаще раздражался на всякие мелочи. Однажды он пришел поздно вечером, где-то в девять или десять часов. Арина увидела его силуэт еще издалека, он двигался быстро, напряженно и скованно, он был очерчен углем на фоне еще тлеющего неба. 
- Одевайся, Арина, мы выезжаем. - Сказал он, едва дойдя до здания.
- Куда мы?.. - Спросила она, еле разжав губы.
Он поднял со стула горчичную куртку и бросил ей. Она ушла в темноту за платьем.
Он ждал на улице. Арина вышла, Виктор взял ее за руку. Ее рука была тонкая и прохладная. "Какая ты преданная и покорная", - думал он по пути в метро - "и вся моя". Они неслись в полупустом вагоне, сидя рядом. Арине хотелось спать. На одной из остановок она покачнулась и упала к Виктору на колени. Он посмотрел на нее безучастно и поморщился. Они вышли на конечной. Было довольно холодно, как для лета, вышла луна и стало видно: они шли по широкой дороге между жилыми домами, потом эта дорога сузилась, пошла вверх и свернула к кладбищу. Это был высокий холм. Виктор повел Арину между могилами.
- Зачем мы здесь? - Спросила она, идя рядом.
- Так нужно. - Ответил мужчина, повернув к ней голову.
Что-то новое, пугающее отразилось в его лице. Глаза были какие-то впалые, красноватые, неспокойные.
Они шли вниз по холму, чуть дальше текла черная речка, а за ней вдали мерцали тысячи огоньков. Виктор пропустил Арину вперед, он смотрел, как она идет по крутому спуску, то и дело спотыкаясь о корни деревьев и пучки травы. Эта ее беспомощность заводила его. Вдруг она оступилась и кубарем полетела вниз. Виктор взял из-за дерева железную трубу и подбежал к ней, когда она уже поднялась и стояла у самой воды. Он замахнулся ударить, но что-то сработало не так, он шагнул мимо и со всей силы бросил кусок металла в реку. Темная вода сомкнулась над ним. Арина вздрогнула, закрыла лицо руками, а потом и вовсе села на землю. Виктор тяжело дышал. Холод рассыпался по его телу. Он взялся за голову и закричал, подошел к дереву, ударил его кулаком и сбил кожу. Выступила кровь. Потом подошел к Арине. Та сидела тихо, закрыв глаза. Он угрожающе навис над ней.
- Какая же ты глупая. Ты могла сбежать уже тысячу раз.  
- Мне некуда бежать.
- Да здесь полно мест! Думаешь, твоя покорность кого-нибудь подкупит? Да черта с два! Лена о тебе даже не спросила бы.
- Мне некуда бежать, ты везде!
- Это уже твоя воля. Ни один человек не достоин того, чтобы давать ему такую власть, чтобы доверять ему так беспрекословно.
Он прошел рядом несколько кругов и немного успокоился.
- Давай руку.
Она сидела неподвижно.
- Тогда иди следом, мы должны успеть, а то метро закроют и придется шагать пешком.