Грань добра

Глава 11

Мой сон был прерывистым. Я то проваливалась в пустоту, обессилев от усталости, то выныривала от случайного резкого движения, причиняющего боль. Примерно в середине ночи я почувствовала, как чьи-то горячие руки перевернули меня на живот и осторожно намазали спину чем-то жирным, пахнущим смешением цветочных и хвойных ароматов. Не приходя в себя, я пробормотала не то благодарность, не то грубость, и задремала вновь.

Наутро я ощутила значительное облегчение, которое отнесла на счет целебной мази. Моя кожа продалжала пахнуть цветами и пихтой, кажется, еще сильнее, чем накануне, смешавшись с естественным ароматом тела, и приобретя завидную стойкость.

Хоть глубокие ссадины на коже почти зажили, я чувствовала себя скверно. Настроение портило осознание того унижения, которому подверглась на конюшне и которое совершенно не заслужила.

Злость, вскипавшая при одном воспоминании о госпоже Берте, вскипала и заставляла тонуть в сладостных мечтах о будущей мести. Открывать глаза не хотелось, но, почувствовав, как руки касается что-то мокрое и шершавое, заставила себя оглядеться.

В комнате не было никого, кроме кошки, сидящей у края кровати и старательно облизывавшей кисть руки. Рядом лежала наполовину заполненная баночка, от которой и исходил тот странный запах. Машинально протянув руку, я огладила пушистую шерстку, в которой запуталось несколько репейников. Только когда привычным жестом я извлекла из меха любимицы соцветия колючего растения, поняла, что передо мной сидит Корси!

С визгом прижала к себе свое животное и, зарывшись лицом в теплую шкурку, с наслаждением потерлась лицом о мягкое теплое тельце.

За дверью раздался шум и звук быстро приближающихся шагов.

- Клементия! Что...

Мужчина не успел договорить, досадливо выругался, увидев открывшуюся картину.

- Как это животное появилось здесь? - с подозрением спросил учитель. - Мне начинает казаться, девочка, что неспроста ты оказалась на пути к суду святой инквизиции...

Я вздрогнула, перед глазами промелькнули сцены вчерашнего наказания. Корси вырвалась из моих рук и зашипела, заставляя мужчину хмуриться еще сильнее. Я погладила ее ласково, стараясь успокоить, и радуясь преданности своего питомца.

- У животных хорошо развит нюх, господин Бенедикт. Возможно, она отправилась вслед за мной, терпя перебои в питании. Матушка грезила о хорошей мышеловке, которую так и не удалось воспитать из этой красавицы, - я ласково потрепала кошку по щеке, стараясь сменить тему разговора.

Инквизитор хмыкнул, удовлетворившись моим ответом, и направился к выходу, добавив:

- Ты можешь переодеться в новое платье. Размер, возможно, не точен, но не вижу особой разницы, в какой хламиде представать перед судьями, которых интересует исключительно душа, а не внешний вид, - махнул рукой в сторону спинки кровати, и я заметила сверток в изголовье.

Мужчина ушел, а я только сейчас, постепенно начиная приходить в себя после тяжелого сна, осознала, что мое платье было безжалостно исполосовано плетью учителя, а теперь и вовсе кем-то снято. Стараясь не думать о том, кто бы это мог сделать, и, кажется, краснея, поднялась с кровати и направилась в сторону спального места господина Бенедикта.

У его изголовья лежало свернутое темно-синее платье на пару размеров больше моего, но, прихваченное поясом, держалось на мне хорошо и даже не пыталось сползти.

Зеркала в комнатке не нашлось, и потому я, привычным движением огладив подол, направилась в столовую, не забыв о своей любимице Корси.

Завтрак накрыли раньше, чем было заведено у нас дома. Когда я зашла в столовую, за столом уже сидели все мои спутники и старый аббат. Он намазывал кусок хлеба маслом и вел беседу, один за другим задавая вопросы сидящему напротив него инквизитору.

- И все же, с вашими опытом и силой духа, отвлекаться на дела какого-то очередного монастыря - просто преступление перед всеми теми душами, которые вы могли бы спасти, не трать вы время на обустройство экономики...

Учитель резко присек речь своего собеседника, ответив, что на то высшая воля чинов святого ордена, и ни он сам, ни тем более аббат, не вправе обсуждать это решение.

Стоять дольше в проходе смысла не было, живот требовательно заурчал, почуяв запах еды, но входить я не решалась. Постыдное наказание заставляло прятать глаза и стараться не привлекать к себе внимание. Корси, учуяв манящие ароматы жаркого и не обремененная стыдом, спрыгнула с моих рук и пробежала к свободному месту, тем самым выдав меня и заставляя выйти из тени.

- Доброе утро, - тихо поприветствовала я собравшихся и, не дожидаясь ответа, прошла вслед за любимицей.

Разговор, прерванный на важном для аббата Жоржа месте, возобновился благодаря госпоже Берте.

- Вы не представляете, дорогой друг, сколько полезного за время строительства этого монастыря сделал господин Бенедикт! Взять даже Клементию, чью душу он тщетно пытался спасти все это время... Жаль, очень жаль тратить силы такого человека на какие-то жалкие деньги и мелкие расчеты.

Аббат покивал, полностью поддерживая свою собеседницу. Инквизитор, казалось, даже не нашелся, чем возразить против одновременно и похвалы, и понукания в пользу отречения от заранее принятого не только им решения. Возникла пауза. Я же, желая хоть как-то отомстить виновнице моего унижения, как ни в чем не бывало вступила в разговор.

- Госпожа Берта, я благодарна вам за ваши поддержку и переживания о моей душе, однако не думаете же вы, в самом деле, что человек таких достоинств не справится с каким-то пустяковым делом по подсчету прибыли и расходов монастыря, который в будущем, несомненно, сыграет огромную роль не только в деревне, но и в ее округе? Я бы ни в коем случае не осмелилась противопоставить волю совета ордена своим опрометчивым решениям...

Инквизитор, почувствовав поддержку, с удивлением посмотрел на меня и, кивнув своим мыслям, завершил бессмысленный разговор о ведении экономики.