Грани кошмара

Ведьма и сердце

— Деньги меня не интересуют.

Ведьма побарабанила по столу длинными и острыми, как кинжалы, ногтями. Из-под глубокого черного капюшона донеслось задумчивое: "Пу-пу-пу", будто сестра Проклятого раздумывала, что же взять с бедной просительницы. Звук этот, впрочем, был настолько фальшивым, что не смог бы обмануть даже малое дитя.

— Сейчас вы потребуете мой голос, да? — не выдержала сирена.

— Да на что он мне сдался? — опешила ведьма. — У меня и свой есть.

— Но в сказках так всегда и...

— Вот именно. В сказках. А это тебе, деточка, никакая не сказка! — прошипела старуха, подавшись вперед. — В сказках девы принцев охмуряют, а ты — тьфу, сказать стыдно. Потому и плата с тебя будет...

— Меньше?

В глазах прекрасной златовласой девушки с рыбьим хвостом загорелся огонек надежды. Ведьма расхохоталась во весь голос. Огонек тут же потух.

— Больше! Репутация, знаешь ли, дорогого стоит.

— И чего же вы хотите?

— Принеси мне сердце того, кто не помнит прошлого, не грезит о будущем и не тревожится в настоящем.

За окном полыхнула молния, раздался раскат грома, а сразу после — в хижине повисла оглушительная тишина. Только сердце стучало у сирены громко-громко. Нечеловеческое сердце, помнящее, грезящее и тревожное.

— Но таких людей не бывает, — прошептала девушка побелевшими губами.

Ведьма откинулась в кресле и равнодушно пожала плечами.

— Ищи. Сроку тебе — две недели. Не найдёшь — приду за твоим.

***

Тринадцать дней и тринадцать ночей блуждала по миру дочь морской пены. При свете солнца — вплавь, во тьме — по суше. Заглядывала в окна большими голубыми глазами, прислушивалась к душам и мыслям, топила с горя корабли. Спрашивала у птиц, ловила бабочек и отпускала их на поиски, но все тщетно.

И тогда сирена отправилась перед самым рассветом в последний раз взглянуть на любимого. Сантехник Василий спал, прижавшись спиной к толстому пушистому коту. Спал и не знал, что счастье его совсем близко — руку протяни да занавеску отдерни. Полюбовалась девушка, попрощалась шепотом и пошла к ведьме. Сдаваться на ее колдовскую милость.

Сестра Проклятого, без балахона, без наклеенных ногтей, в простом домашнем платье пила чай у камина. Она не помнила о прошлом, напрочь забыла о сирене, не грезила будущим и не тревожилась в настоящем. И очень удивилась, когда нежная девичья ручка без особых усилий вырвала у нее сердце.