Грася

Грася

Великий тракт представлял из себя жалкое зрелище. Узкая колея земли, утрамбованной колесами повозок и копытами лошадей. Она прорезала Большую степь, поросшую ковылем и верблюжьей колючкой, с Востока на Запад.

Сначала на этом месте появился сарай — обыкновенный глинобитный с соломенной крышей. Жители деревушек, разбросанных неподалеку от Великого тракта прибывали сюда в надежде присоединиться к какому-нибудь каравану, идущему на Восток или на Запад — в зависимости от того, куда нужно было попасть путнику. Со временем этот глинобитный сарай стали называть караван-сараем.

Грасе было 18 лет, когда она впервые очутилась в этом месте. Нет, Грася никуда не ехала, хоть и мечтала сбежать из дому — подальше от опостылевшего отчима, от домашней скотины, от задиравшего ее сводного младшего брата. Но на путешествие нужны были деньги. Их у Граси не было. У нее был лишь мешок, набитый яблоками, которые она по наказу матери должна была продать путешественникам.

Солнце пекло нещадно. Мимо проезжали повозки, запряженные ослами, телеги, которые тянули на себе медленные мулы, обозы, проносились, поднимая облачка пыли, одинокие всадники, кареты и дилижансы, запряженные восьмериком вороных.

К тому времени, когда в караван-сарае появилась Грася, это место уже было достаточно обжито предприимчивыми сельчанами. Позади сарайчика раскинулась небольшая торговая улочка, где путешественники могли купить себе еды и напитков в дорогу или гостинцев, залатать дорожную одежду, починить вышедшее из строя колесо или подковать лошадь.

Грасина деревня располагалась в десяти верстах от караван-сарая. Каждый день с первыми петухами девушка отправлялась в дорогу, а обратно возвращалась затемно.

Шли дни. Торговая улочка позади карван-сарая раздобрела — стала шире и длиннее. Да и сам караван-сарай изменился — это было уже каменное здание со вторым этажом, где расположился трактир со спальными комнатами. Отчим Граси давно помер, наткнувшись в белой горячке на вилы. Сводный брат женился и зажил своим домом. Мать же нашла себе утешение в объятиях отставного обер-офицера и укатила с ним в столицу. В последнем письме Грасе она написала, что ее обожаемый обер-офицер прикупил маленький домик с участком в двух верстах от столицы. Там и воздух свежее и народу поменьше. А в конце письма мелким почерком приглашение в гости. Известие это было получено больше трех лун назад, но Грася о поездке даже не думала. И дело было даже не в деньгах. Деньги у нее теперь всегда исправно водились. Просто на хозяйстве оставить некого.

Сама Грася, как и торговая улочка, тоже раздобрела. Ее пышные формы, обтянутые в простое платье кремового цвета, были видны издалека. Но жизнь женщины текла в прежнем русле. Каждое утро с первыми петухами она отправлялась на своей бричке, запряженной в одну лошадь, в дорогу. В бричке, помимо самой Граси, лежало несколько мешков с яблоками, пара разделанных тушек молочных поросят, свежие куриные яйца и несколько бутылей столового вина. Львиная доля товара предназначалась трактирщику Свену. Остальное же, преимущественно яблоки, Грася отдавала товаркам на торговой площади. Товарки продавали ее яблоки, а Грася весь день лежала в своей опустевшей бричке и смотрела на Великий тракт, на людей, которые проезжали мимо нее, на кареты и дилижансы. И мечтала, что однажды тоже уедет туда — за горизонт по этому Великому тракту, поднимая за собой облачка пыли. Над Грасей лениво плыли облака, ласковый ветерок обдувал ее огрубевшую кожу, которую стали покрывать морщинки.

Через год возле караван-сарая появились рабочие, которые привезли толстые железные брусья и такие же толстые доски. Они сказали, что у Великого тракта отныне появится спутник — Великий железный тракт. Торговые ряды позади караван-сарая тут же убрали. На крики и причитания пострадавших от этого варварства товарок никто внимания не обращал. На освободившемся месте проложили железный путь. В задней стене караван-сарая пробили широкую дверь. Здание достроили третьим этажом и еще двумя пристройками по бокам и назвали караван-вокзалом. Теперь он издали напоминал огромный валун, стоящий между двумя реками — по одной плыли железные суда, названные смешным словом «паровозы», по другой — старые, добрые экипажи.

Наконец, Грася решилась навестить мать. Не хотела особо, но деваться было некуда. Обер-офицер отдал Богу душу и мать нуждалась в присутствии близкого человека. На хозяйстве оставила двух помощников — Мазену и Гавела. Долго думала на чем добираться. На дилижансе — долго, на поезде — страшно. Грасе поезда напоминали железную змею, поглощающую людей безвозвратно. Но на поезде было быстрее. Да и трактирщик Свен в последнюю их встречу на сеновале слезно просил не задерживаться в столицах. И вообще, сказал он, пора бы им уже зажить одним домом, а не встречаться время от времени тайком, словно прыщавые юнцы.

Грася стояла на перроне с небольшой котомкой в руках, в которую были завернуты пара платьев и нехитрая снедь в дорогу. Ждала поезд. К ней подошла старуха, клянчащая милостыню. Грася ответила отказом. Девушка она была прижимистая, каждую копейку берегла.

- Зачем тебе деньги? - спросила ее карга. - Все равно твой поезд не придет.

Грася вспыхнула. Приложила ладонь к земле, почувствовала как та дрожит и гневно посмотрела на старую лгунью.

- Обманула я тебя, злыдня, - показала ей язык старуха, глядя, как Грася обтирает пыль с ладони об платье.

Поезд все же пришел. Грася, помолившись, вошла, уповая на Бога, в лоно железной змеи. Расположилась возле грязного окна и весь путь глаз не сомкнула.