Марк.
Я клялся. И не один раз. В первый раз я нарушил клятву, данную брату. Клялся ему в своей верности, и что никогда и ни за что не предам. Но я предал. И сколько бы лет не прошло, этот грех давит, врезается когтями в плоть, оставляя на ней не заживляющие шрамы.
Я почти научился с ними жить и сосуществовать, как единое целое. Да, я грешник. Проклятый грешник, ожидающий свой час расплаты. Вот и недавно я снова клялся. Клялся, что не притронусь больше к спиртному после того, что случилось с Линой и Есей. Ведь в произошедшем по большей части именно моя вина.
Но даже и такую клятву я нарушил. И сейчас, как самый законченный алкаш, снова пью какие сутки подряд. Проблема только в том, что алкоголь перестал воздействовать, как мне бы того хотелось. Я даже повода не могу найти, почему бухаю снова и снова.
Лина счастлива с этим ублюдком, как и хотела всю жизнь. Вся светится от счастья, живет с ним в их особом мире. Еся, моя малышка, тоже приходит в себя. Я сильно ее хорошо знаю, и если бы и правда ей было бы плохо, я бы понял все по ее голосу. К тому же у нас с ней есть свой особый язык жестов и особых слов, упоминание которых кричит об опасности.
Сначала это была обычная детская игра, когда она была еще совсем маленькой. Но и время спустя у нас сохранилась пара таких выражений, которые известны только нам двоим. Если бы ей было по — настоящему плохо, она бы точно дала мне знать.
Руслан. Моя гордость и мой сын. Его последний поступок о смене фамилии и отчества просто положил меня на лопатки. Вроде бы и все хорошо с самыми близкими и родными, но почему же так паршиво? Почему ускользает какой — то смысл? Почему есть ощущения, что хожу по кругу, и не нахожу, что мне нужно? Или того, кто так нужен.
Я бы мог уехать в любую точку мира. Мог бы загрузить себя делами настолько, что не оставалось бы времени даже на сон. Мог бы даже инсценировать свою смерть для всех, уехать на край света и начать все с чистого листа.
Мог бы все и даже больше. Но вместо этого просто бухаю. Пью и пью. Ни рисование, ни проект города — мечты, ничего не приносит радости. Совсем ничего. Никогда не в падал в депрессию, тем более не занимался самобичеванием.
Но есть чувство, что я что — то упускаю в своей жизни, что — то очень важное. И без этой неизвестной детали и теряется весь дальнейший смысл. Даже когда брата не стало, некогда было опускаться и горевать, нужно было Руслана ставить на ноги.
На личные страдания не оставалось ни времени, ни сил. А вот сейчас только пустота. Выжженная пустыня внутри. Вот это и есть то, что постоянно молча ношу в себе. Только однажды у меня было похожее чувство. Но оно было настолько давно, что уже и сам забыл, каково так страдать.
Это было почти шестнадцать лет назад. Почти сразу, как мы прилетели с Русланом из Китая с совсем неутешительным прогнозом. Именно тогда я и встретил ее. Чтобы я не говорил тогда и как бы не считал, но именно эта девушка смогла вывести меня из этой пустоты.
И сейчас то ли несчитанное количество выпитого алкоголя, то ли тоска, но сознание медленно уплывает, возвращая меня в то самое утро. Утро, которое изменило очень многое. Утро, когда я встретил Алину Демину в первый раз.
Пятнадцать с половиной лет назад…
- Марк Олегович, вы слышите, что я вам говорю?
Кидаю взгляд на профессора, которому по всему его отрешенному виду очень сильно плевать на здоровье Руслана. Была бы его воля, он бы меня с моим мальчиком и на порог своего института не пускал.
Причина того, что он лично тратит свое драгоценное время на нас только в том, что, во — первых, он сильно боится меня и знает прекрасно последствия моего гнева. А, во — вторых, и, пожалуй, это самая главная причина, он, как и все, любит деньги, много, много денег.
Смотрю на статуэтки на его столе, на дорогие часы. Я знаю каждую мелочь и деталь в его кабинете, успел изучить за все эти годы. Я уже и сам не помню какой по счету раз нахожусь здесь. После возвращения из Китая Руслан совсем перестал нормально спать, можно сказать, что практически и не спит.
А вместе с ним и я. Чтобы его осмотреть сейчас, пришлось сделать укол, чтобы малыш заснул. Потираю устало переносицу и выдыхаю:
- Я вас прекрасно слышу, Евгений Борисович. Слышу все и сейчас, слышал и все, что вы мне говорили еще четыре года назад, когда привез к вам Руслана впервые.
Он и сам вздыхает и откидывается у себя в кресле, снимает очки и убирает в сторону все новые анализы Руслана, которые привез с собой. Хочет явно что — то сказать, но я делаю это первым:
- Китайцы сказали, чтобы я больше не мучил ни себя, ни его. Что из живого у Руслана остались только глаза.
- Марк Олегович, я полностью согласен со своими китайскими коллегами. Вы же и сами все видите…
Не даю ему договорить, откидываю все со стола на пол, хватаю паскуду за рубашку и притягиваю к себе. Из последних сил держу себя в руках, чтобы не свернуть ему шею. Меня останавливает от этого поступка лишь надежда, что он может быть еще полезен для других детей. А также если честно я боюсь разбудить и напугать спящего Руслана.
- Я вижу. Да, я все вижу, твою мать! Не ты ли мне сам говорил, что Руслан и до года не доживет. Не ты ли и твои сранные врачи клялись, что на нем можно крест поставить! Но Русу уже пошел пятый год. И вопреки всем диагнозам, он борется постоянно за каждый свой день, мой мальчик выгрызает зубами себе эту жизнь.
А знаешь почему? Потому что он Борцов и сражаться за право жить у нас с ним в крови. - откидываю тушу от себя. Есть желание вымыть руки после него желательно с хлоркой. Докторишка поправляет ворот рубашки и невозмутимо продолжает:
- Да, чудеса бывают. Я сам не раз за свою карьеру видел много разных случаев. Признаюсь, Руслан тоже нас всех удивил. Мы все, как и вы, радовались его успехам, верили, что будут более видимые улучшения.
Но вместо этого у нас очередные качели. То все хорошо, и анализы становятся значительно лучше. То полнейший откат назад. Вы сами, положа руку на сердце, скажите, неужели вам его не жалко? Это не жизнь. Это… Это просто существование, очень тяжелое и выматывающее. В этот раз он уже точно не сможет выкарабкаться.
Отредактировано: 17.12.2024