Гром гремит дважды

Глава 1. Воспитатели

— Эй! Эй, ты, как тебя там, новенький? Не слышишь?

Кричали явно на меня — резким, режущим голосом.

Я лежал на полу, на спине, и смотрел в потолок. Там горела закрытая чёрной металлической решёткой электрическая лампа. Жарко. Шумно. Душно.

— Эй! — Надо мной появилось потное круглое лицо азиата. — Тебе говорю. Захотел в первый же день отправиться загорать в лечебницу?

Я сфокусировал взгляд на этом злом лице.

— Ты кто такой? — спросил я, и почему-то собственный голос показался мне чужим. А ещё почему-то азиат не отступил, не потупил взгляд. Он наклонился, схватил меня за грудки и рывком поставил на ноги.

Это сколько же во мне веса, если меня можно вот так вот просто поднять? Я вдруг осознал, что стою напротив мужика, который, может, и ненамного меня выше, но в плечах шире раза в два, а уж про брюхо и говорить нечего.

— Имя! — потребовал толстяк.

В голове что-то зашевелилось, и из памяти на язык выпрыгнуло слово:

— Лей.

— Первое предупреждение, Лей. Ещё два — и отправишься в карцер. За работу!

Жирная скотина влепила мне затрещину. Я слишком поздно заметил, что моя правая рука, обтянутая перчаткой, сжалась в кулак и дёрнулась. Заметил одновременно с толстяком.

— Второе предупреждение, — процедил он сквозь зубы. — Бери лопату и работай!

Он показал глазами вниз и вправо. Я не отвёл взгляда. Пусть дурака в зеркале ищет, я не настолько туп, чтобы отворачиваться от человека, который может атаковать в любой момент, да к тому же весит в три-четыре раза больше меня.

— Нашли, чем пугать, — послышался ещё чей-то голос. — Он первую таблетку только утром принял, ему эта консерватория — что мне лечебница.

А вот толстяк совсем не боялся повернуться ко мне спиной. Наивный дурак. Один удар по этому потному блестящему затылку — и... Вот только руки у меня какие-то тонкие, и меня это почему-то удивляет.

— Первое предупреждение, Тао! — рявкнул толстяк.

Он орал на паренька лет четырнадцати-пятнадцати, тоже азиата, стоявшего с лопатой в руках. Тао был одет в чёрное ифу, как и я. Откуда-то я знал, что эта одежда — куртка с завязками и штаны — называется именно так. На толстяке была простая рабочая спецовка. Неопрятная, невзрачного серого цвета, но я подумал, что будь у меня возможность обменяться с толстяком одеждой — махнулся бы не глядя. Такая спецовка всяк плотнее и на порядок удобнее, чем псевдоифу из дешёвой синтетики.

Тао наклонился и заработал лопатой. Я опустил взгляд. Лопата скоблила берёзовую чурку, очищая её от коры. Чурка лежала на наклонной поверхности, упираясь в подставку. Другая, под углом к ней, наполовину очищенная, лежала с моей стороны. А на дощатом полу валялась лопата.

Я мысленно сложил два и два. Работа. Я — на работе. Что бы там ни несли про карцер, или «консерваторию», как назвал его Тао, здесь и сейчас идёт работа.

Толстяк начал поворачиваться ко мне, и я поспешил поднять лопату. Был соблазн треснуть ею по лоснящейся роже, но я сдержался.

— Молодец, Лей, — похвалил толстяк, когда я начал скоблить чурку. — Помни своё место.

«Помни»... Легко тебе говорить, толстозадая свинья. Единственное, что я помню — это светящийся круг с непонятными символами на полу. И то, как я его перешагнул.

Кто — я?

***

Я перестал считать очищенные чурки после пятой или шестой. Работа была несложная, но явно для меня непривычная. Мышцы горели. Завтра будут болеть. Ближайшие пару дней придётся потерпеть, потом привыкну. Вот только вопрос — надо ли мне к этому привыкать.

Всего цеха я не видел из-за груды берёзовых чурок с одной стороны. С другой стояли станки, за которыми работали, не поднимая голов, ребята постарше Тао. Как я понял, что постарше — понятия не имею. Этих китайцев чёрт разберёт, пятнадцать ему, или тридцать. И откуда-то я это тоже знаю. Как и то, что меня окружают именно китайцы — а не японцы или корейцы, например. И они для меня даже не все — на одно лицо... Хотя сам я — не китаец, почему-то абсолютно в этом убеждён. Несмотря на то, что, судя по реакции окружающих, внешность у меня самая что ни на есть китайская.

— Эй, — тихо позвал я пацана, который трудился напротив. — Тебя Тао зовут?

— Ну, — буркнул тот.

Я продолжал скоблить берёзу, а Тао, как только я к нему обратился, тут же замер и выжидающе на меня уставился. Я заметил, что он держит лопату голыми руками.

— Что это за место, Тао?

— Сильно головой ударился, да? — спросил он, не то сочувствуя, не то издеваясь.

— Угу, — серьёзно отозвался я. — Так где мы?

Откуда-то я знал, что нужно стараться как можно меньше говорить самому и как можно больше слушать.

— Школа Цюань, — сказал Тао, с интересом глядя на меня.

У него на голове был ёжик коротких чёрных волос. Меня же обрили наголо — в этом я убедился ещё лёжа на полу, ощупал тогда башку на предмет повреждений.

Я быстро сопоставлял информацию. Тао, видимо, здесь уже около месяца, или дольше. Мы были не единственными на скоблении, за спиной Тао, за моей спиной молча работали лопатами другие парни — в красных, белых, сине-зелёных ифу. И в каждой паре один был бритым наголо, другой — немного обросший. «Старики» обучали «молодых».

— И чему здесь учат? — спросил я.

Тао засмеялся:

— Ну, будешь часто попадать в консерваторию — петь научишься.

— А толстяк что — учитель? — не отставал я.

— Кто? Шен? — Тао ещё больше развеселился. — Уж этот учитель!

— Я серьёзно. Кто он?

— Да ты чего? — перестал потешаться Тао. — Начальник цеха.

Ну да, согласен, уж это-то можно было понять и самому. Но меня озадачило слово «школа». Почему-то мне казалось, что «школа» — это должно выглядеть как-то иначе.

— Ты на него так смотрел, как будто убить собирался, — сказал Тао, понизив голос. — Поосторожнее. А то он в другой раз предупреждать не станет. И, это... Ну, тут и помимо консерватории есть места.

Он содрогнулся, будто вспомнил что-то. Везучий. Я вот — ничего вспомнить не могу. Только тот светящийся круг на полу, и всё.