Грозою мечена, зарею встречена

Глава 1. Зоряна

Стук не прекращался ни на мгновение. Больше того - распространялся и теперь, почитай, охватывал уже всю избу. От ударов сотрясалась не только дверь, по ставням тоже молотили так, что дай Боже.

- Ну, что за страсть приключилась! Нешто минуту обождать переломятся, - женщина лет сорока свесила ноги с печи. Одной она пыталась нащупать опору-приступку, другую напрягла, чтоб не сверзиться вниз. Руки ее шарили в темноте, пока не нащупали свечной огарок.

Женщина тяжело сползла на пол, доковыляла до светца, в котором еще тлела лучина. Неодобрительно покачала головой: опрометчиво как - спать завалилась, огонек не пригасив… Этак и пожар устроить можно!

Снаружи грохотало, и трудно было разобрать: то ли колошматят по дереву стен, то ли гром рокочет трубным гласом. С вечера-то гроза вроде собиралась…

Женщина затеплила огарок от лучины и поспешила отпереть дверь, пока неугомонные полуночные гости ее вовсе с петель не снесли.

Прикрыв рукой от ветра свечу, женщина неласково воззрилась на пришельцев: двое дюжих мужиков смущенно переминались у порога - точно не они только что отбивали кулаки о ее избенку. От приветствий хозяйка воздержалась, лишь вздернула вопросительно бровь.

- Наконец-то! Ты, что ли, Евсея? Знахарка-повитуха? - Хриплым басом спросил один.

- Я, - не стала отпираться хозяйка. - А вы кто будете? Почто ломитесь в дом, точно нечистый на пятки вам наступает?

- Акинфом меня кличут, - кивнул первый, оглаживая влажную от дождя бороду, - приказчиком служу у купца Белояра из Озерищ, слыхала про такого?

- Белояр? Тот, что меха да зверя пушного самому князю возит? Как не слыхать, человек в наших краях именитый.

- Он самый! За тобой нас послал, велел доставить так скоро, как только сможется!

- И что за нужда во мне? - Евсея нахмурилась: недобрая игла кольнула ее внезапно в самое сердце. Над головой прокатился громовой раскат - гроза только набирала силу. Не делается добрых дел в такую ночь.

- Супруга его разродиться не может, уж не первый час мучится, ничего не помогает! Из дворни кто-то обронил, мол, знахарку-повитуху Евсею звать надобно, вот хозяин и приказал, - понизив голос, поведал второй, доселе молчавший, но осекся, получив боковой тычок от Акинфа.

- Помоги, сделай милость, - приказчик мял в руках шапку, почтительно склонившись вперед, - ежели сладится, Белояр в долгу не останется - хоть златом, хоть серебром оделит!

- Не один час, говоришь? - Задумчиво повторила повитуха, обвела оком темное небо, озаряемое вспышками молний. Ветер рвал кроны деревьев, точно волосы драл с повинных голов.

Игла вновь кольнула: разрешаться от бремени в грозу - ой, какая примета нехорошая! Не вышло бы худого и для матери, и для младенчика… Лучше б протянуть, пока ненастье не уляжется, однако кто знает, каково состояние родильницы?

Евсея собралась быстро, прихватив котомку со всевозможными снадобьями - неизвестно, что может пригодиться. Акинф со спутником подсадили ее в коляску, запряженную парой лошадей, уважительно придержав под руки. Свистнул кнут. Гром, свирепо рыкнув, расколол небеса, и они взялись сыпать дождь с удвоенной силой.

Евсея поежилась, затянула под подбородком платок: ночью над миром властвует Черный Бог, а нынче еще и грозит ему, посохом потрясает - плохое время для родин, ой, плохое…

***

Сам Белояр вышел к Евсее, едва она ступила в освещенную горницу. Здесь сберегать лучину не было надобности: всюду горели свечи в кованых дорогих подсвечниках. Повитуха сощурила глаза - ярко после ночной дороги. Но купца она разглядывала не без любопытства: хорош сокол, что говорить! Хоть не первой молодости, но высок, статен, волосом курчав да темен, глазами ясен - синие они, как васильки на летнем лугу, в плечах широк. Домашняя рубаха-косоворотка с богатой вышивкой, порты шелковые да сапоги сафьяновые - не чета простым деревенским мужичкам.

- Не серчай, что потревожили тебя мои люди, - молвил он голосом, густым и тягучим, словно свежий вызревший мед. - Я в долгу не останусь, вознагражу и за работу, и за беспокойство. Помоги только женке моей распростаться.

Вблизи Евсея заметила, что Белояр морщит лоб, и в ложбинках между складками собралась влага: нервничает, причем сильно.

- Прикажи проводить меня к родильнице, - повитуха выдержала прицельный и острый взгляд, - покуда не увижу сама, ничего сказать не могу.

Купец хлопнул в ладоши. На звук из сеней выскочила совсем зеленая еще заспанная девка с распотрошенной косой в простецком сером сарафане. Зевая во весь рот, она вывела Евсею во двор, а затем, миновав постройки, торчавшие посреди ночи молчаливыми истуканами, остановилась у бревенчатого домика. Оттуда доносились голоса вперемешку со стонами.

- Баня! - Понимающе хмыкнула повитуха.

- Точно так, - девка закивала головой с этаким рвением, будто хотела сбросить ее с шеи, - сначала-то Ждана, хозяйка наша, в своей светёлке лежала, да там не вышло ничего, вот знающие люди и велели в баню переходить, дескать, там легче станет. Но чтой-то не действует…

- Сколько она уже бабью муку терпит?

- Да, почитай, с закату самого! Как солнышко ушло, так и началось…

- И никак? - Евсея прикусила палец, не спеша заходить в предбанник.

- Никак, матушка! Мы уж чего только не делали: и холодной водой хозяйку окатывали, и в окна стучали, чтоб напугать, значит, да заставить ребеночка выскочить, и вокруг стола водили, и лицо сажей мазали, и к матице подвязывали… Все без толку! Ой, лишенько! Видать, плохо дитятко лежит, того и гляди помрет...

- Тьфу на язык твой бестолковый! Не хорони прежде смерти да не причитай зазря! - Прикрикнула на служанку повитуха. - Ступай, и прихвати остальных. Одна управляться буду!

***

Беглого взгляда хватало, чтобы понять: молодая купчиха очень плоха. Ждана лежала на спине поперек порога меж парной и предбанником, дышала с трудом - свистящие звуки, вылетавшие из ее полуоткрытого рта, чередовались со стонами. Русые волосы частью разметались, частью облепили вспотевшее изможденное лицо, исчерченное черными полосами от печной сажи. Белая тонкая рубаха сплошь покрыта темными мокрыми пятнами, промеж разведенных ног влажно, но нет даже намека на то, что младенец движется.