Губы шепчут

Так было

Ему говорили, что этот процесс будет болезненным, но он даже не предполагал, что настолько. 

Все произошло неожиданно.

Он сидел во внутреннем дворе королевского дворца и наблюдал за рыбками в пруду, как вдруг в глазах помутнело. Испугавшись, Хаармвин вскрикнул и вскочил с кованой скамьи. В тот же миг в запястье правой руки словно впилась сотня игл. Хаармвин закричал громче и упал на колени, прижав руку к груди, словно в надежде, что это избавит его от тупой боли. 

— Ваше Высочество! — голос старого наставника прозвучал совсем рядом, но Хаармвин едва ли обратил на него внимание, сжав зубы и сдерживая слезы — принц не должен был проявлять слабость и страх.

Он не знал, сколько времени прошло, но боль отступила так же внезапно, как и пришла. Секунда — и вместо ощущения, будто кожу срезали живьем, лишь легкое жжение.

— Ваше Высочество, все закончилось, — Селдримхар положил руку ему на плечо. Хаармвин разогнулся и поднял глаза на старого эльфа. — Позвольте мне посмотреть на вашу руку?

Все еще пытаясь унять сердцебиение, Хаармвин кивнул и медленно вытянул руку вперед. Посмотреть на нее было страшно, но все же принц опустил взгляд и вздрогнул.

— Не пугайтесь, мой принц, — сказал Селдримхар и достал откуда-то из карманов своих одежд лоскуток ткани. — Это лишь выступившая кровь, но в остальном ваша рука в порядке.

С этими словами Селдримхар принялся аккуратно вытирать неприветливую красную вязкую жидкость с руки Хаармвина. Прикосновения не приносили ему каких-либо неприятных ощущений.

— Почему это было так больно, наставник? — спросил Хаармвин, завороженно наблюдая, как светлый лоскут окрашивался в цвет его крови. Селдримхар ответил, посмотрев Хаармвину в глаза, но не прекратив своего занятия:

— Потому что это обряд, Ваше Высочество. А многие обряды, тем более такие древние, требуют крови. Но скрепленное такой печатью таинство нахождения своей половины самое истинное, — голос его действовал на Хаармвина, словно микстура для спокойствия души. Селдримхар опустил глаза обратно к запястью принца. — Вот и все, мой принц, теперь вы можете… Миротец! — вдруг воскликнул он, снова напугав Хаармвина. — Это невероятно!

Хаармвин посмотрел на свое запястье. Замысловатый узор на нем словно серебряный браслет опоясывал кисть его руки; в завитках его прятались птицы с малиновыми грудками и россыпи звезд; на сердечной вене солнце — словно златовласый юноша с волосами-лучами, и луна — будто тихая дева с серебристой косой; они соприкасались друг с другом затылками и тем самым образовывали круг — две противоположные сущности становились одним целым. 

Хаармвин оторвал завороженный взгляд от печати и посмотрел на Селдримхара, ожидая объяснения его столь непонятной реакции. Наставник не заставил себя ждать.

— Простите, если напугал вас своим поведением, Ваше Высочество. За всю свою жизнь я не видел более прекрасной печати истинной половины, чем эта. Кажется, ваш союз угоден самим богам! Нужно сообщить королю и королеве, что сегодня была рождена та, чья судьба теперь навсегда переплетена с вашей.
 

***

Практически перед носом пролетел зяблик, и Хаармвин даже отпрянул назад, оторвавшись от своих мыслей. Наглая птичка, как та, что была запечатлена на коже его руки, даже не обратила на него малейшего внимания.

Хаармвин хмыкнул и глубоко вздохнул, прикрывая глаза. На вершине склона, на котором он расположился, вблизи залива Азаоро ветер был могучим, но озорным, поэтому постоянно норовил поиграть с длинными белокурыми волосами Хаармвина. Он снова открыл глаза. 

Час его рождения много лет назад наступил тогда, когда солнечный диск только коснулся водной глади Азаоро. Сегодня, когда это случится вновь, Хаармвин станет совершеннолетним, и на его запястье среди замысловатых узоров, наконец, проявится имя.

О, не было ни дня в его жизни, когда он волновался так же сильно. Все в округе всегда твердили ему, что знак такой невиданной красоты мог появиться только у тех, чей союз уже заключили боги в сумеречных чащах Коэхала. Пусть скромность Хаарвина и не позволяла ему открыто гордиться своей печатью, но в то же время осознание того, что где-то рождена и уже ждет его самая прекрасная избранница, не могло не тешить его юношеское самолюбие. 

Многие придворные, а также простые жители мечтали, что в честь появления имени будет устроен большой прием, чтобы все и каждый могли увидеть, как завитки складывались в имя. Однако Хаармвин не хотел, чтобы миг его счастья был разделен с посторонними, и король с королевой поддержали сына в желании остаться наедине с собой в такой трепетный, почти интимный момент взросления.

Хаармвин глядел на закатное солнце, которое уже окрашивало небо в розовые тона, но все еще не встретилось с поверхностью залива. Он жалел, что у него не было над ним власти, и он не мог заставить его двигаться быстрее и перестать издеваться над ним. Поэтому он смиренно ждал, и только его губы иногда шевелились, беззвучно повторяя: «Скорее. Скорей!».

Где-то в стороне Эсванского леса запели свиристели — так они каждый день прощались с солнцем. Хаармвин затаил дыхание, глядя, как поверхность Азаоро поприветствовало солнечный диск легким поцелуем. Принц закрыл глаза и глубоко вдохнул.

Этот момент, которого он так долго ждал, наступил.

Он почувствовал ощутимую боль на руке, но не издал ни звука. Он был готов к этому. Он знал, что даже в великом смысле счастье приходит после страдания. Он должен был потерпеть, прежде чем наконец окунуться с головой в радость.

Когда боль наконец утихла, Хаармвин поднял веки, посмотрел на руку с надеждой и…

— Что? — только и сумел выдохнуть он.

Момент, в который он сделал свой первый вздох, наступил, но что-то явно пошло не так. Прекрасный узор изменился. На витиеватых завитках показались острые шипы, и кровь, которая выступила в момент трансформации, словно стекала с них; вместо птиц остались только одинокие перья, звезды исчезли вовсе; юноша-солнце и дева-луна словно отодвинулись друг от друга, между ними осталась лишь пустота. 

Имени не было.

Хаармвин с ужасом смотрел на свою руку, а потом вскочил и бросился в сторону замка. Только один человек на свете мог объяснить ему, что случилось.

Когда он ворвался в покои Селдримхала, наставник, волосы которого годы почти полностью окрасили в белый цвет, сидел на скамье у окна, но при виде принца встал. Сначала на губах его появилась радостная улыбка, но она тут же исчезла, когда Селдримхар увидел лицо Хаармвина.

— Ваше Высочество, — спросил он обеспокоенно и подошел к принцу, который, казалось, не мог сдвинуться от оцепенения, — что с вами? — Хаармвин не ответил. Он упирался одной рукой в косяк двери, а другую держал за спиной. Он даже не поднял глаза на Селдримхара. — Хаармвин? Что случилось, мой мальчик?

— Я… не знаю, — наконец выдавил из себя Хаармвин и посмотрел наставнику в глаза. — Это ведь неправильно. Все должно было быть не так. Это…

Не найдя нужных слов, он лишь вытащил из-за спины вторую руку и вытянул ее вперед. Селдримхар заметил, что принца била дрожь. Он взял протянутую руку в свои ладони и поднял рукав рубахи.

— Хаарвин, — только через несколько мгновений произнес Селдримхар, опуская его руку и кладя ладонь принцу на плечо, сильно сжимая его. — Мой бедный мальчик. Это такое горе.

Умом Хаармвин все понял еще до того, как прибежал к Селдримхару, но он надеялся, что ошибся. Все это было похоже на дурной сон. Разве могло случиться какое-то несчастье в союзе, заключенном среди богов? Но реакция наставника была именно такой, какой он боялся. 

— Она мертва, — сказал он бесцветным голосом.

— Нет другого объяснения, Хаармвин. Мне очень жаль. Идем, я…

Не желая больше слышать ни слова, Хаармвин сбросил руку наставника с плеча и бросился прочь по коридору. Селдримхар не стал его останавливать. 

Хаармвин не знал, куда он бежал, не видел, кто проходил мимо, не слышал, как его окликали. Он хотел деться куда-то, где его никто бы не трогал хотя бы немного. Сам того не заметив, он оказался на пустующем внутреннем дворе дворца, его излюбленном месте, в которое не захаживали другие обитатели замка. Месте, где все началось.

Хаармвин подошел к пруду с рыбами и опустился около него на колени. Из отражения на него взглянул кто-то: светлые волосы, тонкая корона на лбу и потухшие зеленые глаза. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это был он сам. Рыба махнула своим хвостом, и отражение рассеялось, оставив после себя только круги на воде. Хаармвин схватился за волосы и издал какой-то звук, похожий на болезненный вой. 

То, что вызывало трепет, исчезло. То, что сулило счастье, исчезло. То, что давало надежду, исчезло. То, что дарило веру в себя и в мир, исчезло. 

Она мертва.

Хаармвин медленно выпустил меченую руку из волос и поднес ее к глазам. Пару секунд он рассматривал разошедшихся солнце и луну, после чего сжал кулак. Во взгляде его было отчаяние и отвращение. Он смотрел на рисунок, и каждая его клеточка наполнялась незнакомым ему до этого момента чувством. 

Чувством ненависти к этому омерзительному клейму.