Гуидак

Каприччио

Alegretto

- Здесь невыносимо пахнет исторической справедливостью! - веснушчатый лик моего соседа Гарри луной взошел над самшитовой изгородью.

- Заходи, Робин-мать-твою-Гуд, и жену зови, у меня всё почти готово - я открыл калитку, мы обнялись.

- У нас сейчас гости… гостья, – он вжал голову в плечи, покосился на барбекю и жадно втянул мохнатыми ноздрями аромат печеной картошки.

- И гостью зови, что ты как неродной, у меня на всех хватит.

- Мелли! Барбара! Историческая справедливость! – от радости Гарри перекричал шторм, терзавший тихоокеанский пляж в ста метрах от нас.

С американскими соседями - Гарри и Мелани-Мелли - мы подружились в первый же вечер после моего появления в Тьерра дель Мар – глухой деревушке на границе бескрайнего национального парка и Тихого океана в штате Орегон. Тогда мне вдруг приспичило испечь картошку. Это не было ностальгией или какой-то позой русского на чужбине. Просто я любил печёную картошку. И готовить несложно. Как выяснилось, соседи разделяли эту любовь, только не знали об этом. Сначала они вели себя как две очень хорошо воспитанные собаки, которым хочется взять что-то вкусненькое у чужого, но нельзя: трепеща ноздрями, подошли к нашей общей самшитовой изгороди, улыбнулись, приветливо помахали. Я помахал, улыбнулся в ответ и положил в барбекю еще несколько картофелин так, чтобы они это увидели. Гарри начал покрякивать и громко поинтересовался у жены, что же у них на ужин, Мелли, слегка форсируя звук голоса, отвечала, что пока не решила. Затем Гарри изобразил, будто подстригает нашу общую изгородь и минут десять, не отрывая взгляда от барбекю, поскрипывал секатором мимо веток. Доставая готовую картошку, я почувствовал, что он вот-вот захлебнётся слюной.

- Дорогие соседи. Картошку триста лет назад привезли в Россию из Америки. Уверен, что в вашем фаст-фуде ее готовят иначе. Если я приглашу вас на мой фирменный ужин – это будет исторической справедливостью, - так родился уникальный сленг нашей маленькой компании, и они стали требовать «исторической справедливости» почти каждый вечер.

Деревня Тьерра дель Мар казалась мне похожей на роговой гребень сухой элегантной старушки: шоссе Сандлейк роуд и плетущиеся от него к океану параллельные переулки. Создавая деревню, старушка разделила лес и волны аккуратным пробором. Мой домик с яблоневым садом, арендованный через знакомых американцев, выходил окнами на океан. Целыми днями я бродил по берегу, разговаривал с океаном. Обращался к нему довольно фамильярно - «Тиша», но он, казалось, на меня не обижался.

Я выбрал это место как самое глухое и удаленное от привычной реальности. Любить людей, окружавших меня на родине, стало трудно, а жалеть - просто опасно. Пропаганда стравила их окончательно и бесповоротно. Грызлись уже не «либералы» с «патриотами». Теперь готовы поубивать друг друга были уже поклонники и противники самодеятельного режиссёра, невнятной певички и болонки популярной блогерши. Последней каплей стало обвинение в эмпатии.

- То есть, ты - над схваткой, ты можешь сострадать этим убогим мразям, а я, по-твоему, говно, зацикленное на бессмысленной борьбе ради борьбы? – поинтересовался персонаж, называвший себя моим другом. А я всего-то сказал ему, что человек – очень отзывчивое существо, наделенное светом и тьмой в равной степени, и выдающее либо свет, либо тьму по запросу.

Конфликт стал в России способом существования. Повод стремительно мельчал. Увидев ругающихся по поводу прогноза погоды, я решил не дожидаться, когда на улицах появятся человекоподобные, одной рукой гладящие себя по головке, а другой вонзающие в себя ножи. Изложив на пятистах страницах свою давнюю идею возможности движения к свету, я сдал рукопись в издательство и, не дожидаясь выхода книги, сбежал за океан. Решил не возвращаться, пока будет хватать денег на существование или закончится гостевая виза. Того или другого, по моей наивно-оптимистичной оценке ситуации на тот момент вполне хватало, чтобы вернуться в совсем другое государство или в одно из государств, появившихся на его месте.

Гарри Мартинс – здоровенный рыжий добряк с внешностью терминатора – приехал к жене в Тьерра дель Мар, отсидев десятилетний срок в тюрьме Шеридана. Освободился за год до нашего знакомства, как раз успев перечитать все приличные книги в тюремной библиотеке. Брокерская компания Мартинсов мухлевала на фондовой бирже и кинула клиентов на пару сотен миллионов. На суде Гарри клялся, что сам стал жертвой мошенников, свою вину не признал. Пропавшие деньги так и не нашли. Наблюдая за ангелоподобной Мелли, я подозревал, что аферой руководила именно она, но подтверждений у меня не было. Пока Гарри мотал срок, его супруга перебралась из Нью-Йорка в Тьерра дель Мар, что в часе езды от Шеридана, чтобы чаще видеться с мужем. Она купила участок земли на побережье и занялась обустройством семейного очага. На момент нашей встречи им было почти по пятьдесят. Светящийся в закатных лучах домик из песчаника. Сад с белыми магнолиями. Главное – нежность, которую они сохранили. Вложенных в строительство сотен миллионов я не увидел.

- Понимаешь, чувак, затевалось всё это не ради денег. Деньги – иллюзия. Биржи, банки, государства – сплошные аферы. Эти аферисты договорились между собой и выстроили систему, в которой нам предложено существовать. А я не хотел и не хочу играть по их гнусным правилам. Мы планировали оставить немного себе на старость, а остальное анонимно пожертвовать на благотворительность, - разоткровенничался подвыпивший Гарри через пару дней после знакомства.

- Да ты Робин-долбаный-Гуд!

- Милый, а ты не слишком много болтаешь? – одернула мужа Мелли.

- С этим русским не страшно, правильный человек, - он едва не вышиб меня из кресла дружеским похлопыванием по плечу.

- Откуда вдруг такая уверенность, чувак?