Гусь

Мы сидели на кухне и варили кофе. Аромат напитка бодрил и предвкушал удовольствие. За окном серело. Надвигались сумерки. Дым от ее сигареты щекотал ноздри и она медленно выпустила его изо рта.

-Не знаю. Может быть в этом что-то и есть. Я сама как-то столкнулась с такой же странностью, на которую до сих пор не могу дать ответ.

А рассказывала я о необыкновенных случаях из своей жизни, случаях непонятных и вместе с тем таинственных.

-Мы жили в Хабаровском крае в поселке, где и дворов-то было всего двадцать три, - начала она уже свой рассказ, - Наши мужчины работали в лесхозе, что располагался в десяти километрах. Зимой почти все промышляли охотой. Это и мясное подспорье и не лишняя денежка за мех куницы или белки. Отец мой работал егерем и не гонял своих, делал поблажки, понимая, как трудно живется семьям на одну только небольшую сезонную зарплату. Мы, дети, тоже помогали. Весной, летом и осенью сбором грибов, ягод и кедровали, били орехи.

-Как это? Били?- Удивилась я.

Она засмеялась.

- Вот, что значит ты не жила в тайге! Кедровать или бить – это палкой стучать по дереву и шишки с орехами сыпятся сами вниз, а ты только и знай, что потом собирай. Иногда даже горстями, так бывает их много на одном только дереве.

Я налила ей в чашку пахучего напитка. Она отхлебнула, качнула головой, словно согласилась со вкусом.

-Так вот, – продолжила она, поставив чашку на блюдце и вдохнув следующую порцию сигаретного дыма. - Была зима. А у нас зимы снежные и холодные. С раннего утра отец уехал на проходку по маршруту в тайгу вместе с нашей старой собакой лайкой, которая была ровесницей мне. Уже десять лет ходила с отцом и знали все пути и на работу и домой. Я тоже брала ее с собой, когда уходила в лес за грибами и не боялась, что заблужусь. Она спокойно выводила прямо к дому.

Мы, дети, а нас трое – я и две моих сестры, близнецы, младше меня на год, лежали на лежанке печки и, свесив головы, смотрели, на мать которая готовилась печь блинцы. Опара поднялась и она, опустив ее ложкой, вышла в сенцы, принести еще дров, чтобы уж потом не отрываться от жарки. Подпечье было пустым и оно представляет выемку в печи, куда складывают для просушки дрова.

Вдруг оттуда вышел большой белый гусь! Встряхнулся, и, пройдя пару шагов, повернулся к нам глазом.

-Га-га-га! – Послышался клекот птицы.

Я опешила. Какой гусь? У нас никогда не водилось гусей, а тем более в доме. Наши сельчане часто использовали такое подпечье для маленьких животных, для цыплят по весне, когда еще могли ударить ночные морозы. Но сегодня был январь. Морозы стояли такие, что мы ночами слышали, как потрескивают бревна нашей избы.

-Мама! Мама! – Закричали мы. - Смотри, гусь! Гусь у нас!

Дверь стала открываться и гусь мгновенно нырнул в подпечье. Мать вошла с охапкой поленницы.

-Чего кричите-то! Какой такой гусь? – и сбросила дрова около печи на пол.

-Там! Туда нырнул! – Показывали мы в подпечье.

-Где? – Оглядывала его мать. - Нет тут ничего.

-Мы видели! Мы видели, как вышел большой белый гусь и сказал га-га-га! – Кричали мы от отчаяния, что мать нам не верила.

И тут помолчав, глядя на нас, она вдруг охнула и метнулась к дверям. Когда она уже открывала двери наружу, то мы услышали крики и лай нашей собаки.

К воротам приближались сани, где лежал мой смертельно раненый отец. Он умер в сельской больничке. Как рассказали нам потом местные охотники, отец наткнулся на браконьеров, чужих. Они-то его и застрелили, когда он попытался их остановить после проверки. Лицензии не было. И они просто выстрелили в него. Есть человек – есть проблемы. А так, их нет.

Она замолкла и затянулась сигаретой. Пальцы ее подрагивали.

-Столько лет прошло, а я до сих пор не могу объяснить того самого гуся, что появился средь бела дня перед нашими детскими глазами. Хочешь верь, хочешь нет!

- Мистика! – Прошептала она.