И мечты станут явью...

1

Ночь. Луна ярко озаряет своим холодным светом бесконечный многовековой лес, зеленая листва громко перешептывается и сплетается в веселом танце с прохладным летним ветерком. На небольшой полянке, окружённой сплошной стеной деревьев и можжевеловых кустов, игриво потрескивает костерок, распространяя по лесу запах жженой древесины. Приятная атмосфера, что ни говори.

Однако люди, сидящие за этим самым костром, обиженно нахохлились друг на друга и абсолютно не обращали внимания на природную красоту. И ведь какие люди? Это даже не люди — живые легенды! Великий Копирующий ниндзя, сын белого Клыка Конохи, непревзойденный Какаши Хатаке. А напротив него сидела не менее известная обворожительная красавица — единственная и неповторимая Сакура Харуно, ученица легендарного санина Тсунаде Сенджу. Даже без своих верных и неизменных товарищей они в одиночку могли показать всем и каждому кузькину мать, изменив при этом природный рельеф до неузнаваемости. Поэтому никто особо не хотел нарываться на эту пару — встречаться с праотцами не спешили. А в данную минуту этих шиноби даже лесные хищники предпочитали обходить за десятый километр, для собственной безопасности. Аура вокруг была чересчур напряженной.

Какаши, притулившись спиной к громадному стволу, крутил в руках когда-то давно, кажется в абсолютно другой жизни подаренный сенсеем трехконечный кунай. Под плотной маской зубы беспощадно терзают припухшие от своих же нервных укусов губы, серые глаза без интереса наблюдают за витиеватым колыханием пламени, а острый слух ловит тихое шуршание листвы леса.

Сакура, зло сложив руки на груди и закинув ногу на ногу, рассматривает носок собственной сандалии. Аккуратные розовые брови сошлись на переносице, от чего залегла некрасивая складка. Капризные губы сомкнулись в тонкую полоску.

Настроение, как вы сами поняли, у этой пары не на высоте. Да-да, вы не ослышались! Именно пары! Их отношения завязались не так давно, но на удивление быстро и крепко. Практически сразу после окончания четвертой мировой войны, амнистии Учихи Саске и восстановления порядка во всех странах — Хатаке Какаши признался в своих чувствах молодой ученице. Это признание далось ему нелегко, как-никак двенадцатилетняя разница в возрасте и влюбленность девушки в сокомандника не позволяли Копии этого сделать. Но толчком для смелости послужил один инцидент, случившийся на первую совершеннолетнюю пьянку героев.

От столпотворения шиноби в маленьком кафе не было где вишневой косточке упасть, хоровое пение и громкие тосты были слышны не только в Конохе, но и в радиусе ещё пяти километров от неё родимой. Молодежь тогда надралась до поросячьего визга и уже не соображала, что творит. Тихоня Хината вместе с заводной Ино отплясывали сногсшибательный канкан на столе, покорив изящными «па» не только развеселых одногодок, но и весь старший состав шиноби. Шикамару, буквально насильно притащив с собой находившееся в деревне с дипломатической миссией семейство Собаку но, не стесняясь заигрывал с Темари. Молодая куноичи этому не воспротивилась. Она уже тоже порядочно набралась и требовала от стратега каждую последующую рюмку пить вместе с ней на брудершафт. Бедняга Акамару спрятал под большими лапами морду от стыда и тихо поскуливал под столом, когда его хозяин, проиграв в каком-то очередном споре, под общий одобрительный гомон неумело исполнял что-то отдаленно похожее на стриптиз, чтобы пробежаться по ближайшему кварталу в одних только трусах.

Какаши тогда хотел остаться в стороне от общего веселого сумасшествия и не спеша потягивал саке в углу, все же он хоть и бывший, но все же учитель и должен смотреть за порядком. Однако, Сакура быстро нашла его и потребовала не филонить и пить наравне со всеми — уже все джонины и имеют собственные головы на плечах, пастух им, хоть и заботливый, но все же не нужен. Какаши отказывался как только мог, упирался, изворачивался, ссылался на плохое здоровье и на помощь утром старушке-соседке с поливом огорода, но бывшая ученица была великолепна в своей непреклонности, и устоять перед ней он так и не смог. Сдавшись на милость победителю, Копирующий влился в коллектив и, стараниями седьмой команды, спустя всего полчаса не смог различить, где у него правая рука, а где левый глаз. Но до того, как его сознание окончательно утратило ясность, он успел увидеть довольно четко, как раскрасневшийся от выпитого Саске нагнулся к дико ржущему Наруто, шепнул ему что-то на зарумянившееся ушко и быстро, под разочарованные стоны воздыхательниц, вышел на улицу. Узумаки кое-как переварив слова бывшего нукенина, подорвался следом. Их стремительного и не особо тайного побега никто не заметил, потому что Ли вместе с Гаем вновь затеяли какие-то состязания.

Копия, вернув внимание на притихшую боевую подругу, заметил непонятный хитрый огонек в ее глазах. Скажем прямо, поведение ученицы его озадачило, он-то рассчитывал на грустный взгляд, слезы-сопли и расстройство, с переменным успехом заливаемое саке, но никак не ожидал… радостный интерес? Парочка вернулась приблизительно через час, когда большая половина кафе уже оккупировала пол и вовсю сотрясала стены храпом, в строю остались лишь самые крепкие духом и организмом. Внешний вид голубков был изрядно замусолен: перекошенная одежда, хаеры на обеих головах, кошмарно опухшие губы и до бесстыжего довольные глаза. Многие тактично не заметили возвращения товарищей за стол, — практически все уже знали или догадывались о необычных отношениях этой неразлучной парочки, — продолжили беседу, и лишь Канкуро позволил себе что-то гаденько нечленораздельно ляпнуть. Наказание пришло откуда не ждали и сразу с двух сторон — поочередно получил по макушке от Гаары и по челюсти от Сакуры. Кукольник покачнулся, громко упал лицом на стол и через секунду задавал храпака.

Посиделки затянулись почти до самого утра, и на алкогольном поле битвы не осталось никого, даже умудрились напоить подавальщиков. Какаши, опершись локтями о столик, упорно сдерживал пальцами смыкающиеся веки, чем вызывал похрюкивающий смех у своей ученицы — ей-то такие дозы алкоголя были не в новинку, благодаря всё той же Тсунаде-шишо. Сакура, устав смотреть на неравный поединок сенсея со сном, предложила ему переместиться в другое место, чтоб со сна не болеть еще и затекшей спиной. Тот, немного подумав, согласился. Вцепившись друг в друга, пара, покачиваясь и переступая «полумертвых» товарищей, направилась в спальный район Конохи буквально на автопилоте. Благодаря командной, грамотно слаженной и точной работе им удалось избежать нелепых падений и травм. К кому тогда они пришли неизвестно, то ли это была квартира Какаши, то ли Сакуры, поди разбери, когда тебя валтузит не меньше, чем чакру в Расенгане. По-быстрому стянув с себя одежду, — стеснение и голос морали, придавленные толстым слоем тяжелого пьяного угара, тихо ушли в угол умирать, — и вместе завалились спать, куда именно они упали тоже не поняли, самое главное, что на что-то мягкое.

Копия проснулся лишь ближе к трем часам дня из-за моляще-завывающих спазмов желудка. Жадно потянув носом, он почувствовал чудесный запах кофе, риса, тамагояки и жареного тунца. Натянув штаны, он свернул в ванну, чтоб вымыть со рта вкус и запах кошачьего лотка, а после Какаши уже завалился на кухню. Как оказалось, не на свою — на кухню Сакуры. Что в мужском, что в женском общежитиях, где они с Сакурой и жили, планировка комнат была идентичной.

Похмельем Хатаке не страдал и быстро об этом пожалел, ведь если бы не чистая голова и ясно видящие глаза, то ему не пришлось бы спешно глотать слюну и ненасытно рассматривать фигуру перед собой. Сакура, ловко управляясь с лопаткой и сковородой, раскладывала по тарелкам их завтрак-обед, что-то довольно мурлыкала себе под нос и в такт покачивала бедрами, обтянутыми короткими шортами. Хатаке был искушенным человеком, и женская нагота вряд ли смогла бы его смутить, но вот предмет его многолетней трепетной любви в шортах, свободной футболке и с кривым пучком на голове заставили закоренелого воина потупить глаза в столешницу и ждать, когда это чудо уже сядет рядом и перестанет его дразнить. Харуно повернулась к нему и улыбнулась, сунула в руки кружку с дымящимся кофе и поставила под нос тарелку. Села в позе лотоса на табуретку напротив и произнеся: «Итадакимас», принялась уплетать завтрак за обе очаровательные щеки, стараясь не смотреть на лицо учителя. Хатаке не отставал: стянул маску вниз, быстро уничтожил сытную и очень вкусную еду и в один глоток выпил кофе. В тот момент он был просто счастлив, о тихом завтраке в интимной обстановке в компании любимой он просто и мечтать не мог.

Попутно дожевывая последний ломтик тамагояки, девушка кивнула на благодарное «спасибо» и пристроилась у раковины, чтобы помыть посуду.

Какаши нервничал, смотрел в ее спину и записывал эти волнительные секунды в памяти. Дышал через раз, ужасно потел, теребил мешающую дышать маску и нервно тряс ногой, все обдумывая сложившуюся ситуацию. Судя по короткометражным воспоминаниям, Сакура не сильно вчера огорчилась из-за Саске, а стало быть… у него появился шанс? Он ведь любит её с того самого момента, как её хрупкое маленькое тельце попало к нему в руки, и с каждым новым днем это чувство, как зловредный сорняк, разрасталось и туже оплетало его сердце. Копия недовольно тряхнул головой. Нет, глупости это всё. Она его младше, он считай с сопливого детства воспитывал в ней волю Огня, помогал, ругал, давал советы, следил, как она из ноющей, надоедливой девчонки день ото дня хорошела и постепенно расцветала, плавно превращаясь в женственную роскошную девушку. А теперь лишь из-за этого он бессовестно хочет единолично владеть героиней великой войны шиноби? Эгоистичная ты сволочь, Хатаке Какаши! Она достойна куда большего. Он понимал, что состязаться с молодежью у него не выйдет, да и поздно ему уже. На кой-черт ей нужен потрепанный пенсионер, когда перед умницей и красавицей Сакурой по щелчку пальцев в секунду выстроится целая армия молодцов ради одного лишь поцелуя в руку. Это злило, выводило из себя, разрывало разум на клочки от ревности, но… он не мог. Не мог с бухты-барахты вывалить на нее свои чувства, а ждать взаимности от ученицы и вовсе было невозможно и очень глупо.

— Тебе нехорошо? — спросила тогда Сакура, вырывая его из тягостных мыслей тихим, встревоженным голосом. Непростительно близко подойдя к нему, она коснулась прохладной, чуть влажной ладонью его лба и заставила посмотреть себе в глаза. — Ты бледный какой-то. Может голова болит? Тошнит? У меня есть хороший препарат, он поможет от…

— Я люблю тебя, — на одном дыхании выпалил Копирующий.

Сорвался. Не смог больше…

На кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь воплями резвящейся на улице малышни. Какаши безотрывно смотрел в глаза своей возлюбленной и взволнованно следил за ее реакцией, старался увидеть хоть какие-нибудь эмоции на её прекрасном лице — не получалось. Растерялся… Впервые за всю свою шинобью карьеру мужчина растерялся и не знал как себя дальше вести. Сакура будто оцепенела и не шевелилась, даже, кажется, не дышала. Нервы сдавали, сердце шальным сюрикеном носилось по нутру, но Хатаке мужественно продолжал смотреть ей в глаза, как верный, старый, побитый жизнью пес, ждущий наказания за свой непростительный проступок.

Он переживет её отказ, Какаши знает, что после этого Сакура, скорее всего, сделает вид, будто ничего не слышала и постарается больше не оставаться с ним наедине, будет обходить стороной и терпеть его вороватые взгляды. И Хатаке не станет ей досаждать. Сделает все, чтобы не смущать и не нервировать её. Ему не привыкать, в его жизни было много боли, вытерпит и тоску.

Ладонь Сакуры ожила и спустилась чуть ниже, мягко закрывая темно-серые глаза мужчины. Какаши тяжело выдохнул — ей даже противно на него смотреть. Получи, Хатаке, распишись. Он просто жалкий идиот! Ну вот какого лешего он признался? Молчал бы себе дальше в тряпочку и терпел, не ранимая ведь барышня, чтоб в обмороки падать да вешаться от несчастной любви. Теперь ему не избежать неминуемой злости и ненависти возлюбленной, которые по частичкам будут травить его сердце.

Что произошло дальше мужчина понял далеко не сразу. Лица, как тончайший шелк, коснулось дыхание, исчезла верная маска, а всего через секунду на его губах запечатали уверенный, нежный, горячий поцелуй со вкусом кофе. Вторая рука Сакуры немного неуверенно скользнула по его подбородку и коснулась пальцами адамова яблока, проскользила по плечу и накрыла грудь, успокаивая колотящееся сердце сенсея. Немного отойдя от шока, Какаши накрыл её ладонь своею и крепко переплел их пальцы.

Сакура осмелела, сквозь охотно разомкнувшиеся губы просунула язык и начала ласкать рот мужчины. Как только до ее слуха донесся судорожный вдох, она совсем прекратила тушеваться — перекинула ногу через узкие бедра учителя и села сверху. Мужские руки с литыми мышцами по-медвежьи перехватили её поперек спины и прижали крепче, как самое дорогое и ценное, разжигая дикое пламя внутри обоих.

Дышать было трудно, руки ходили ходуном, волнение, как нещадная лавина, накрыло все тело, скручиваясь тугим жарким комом в солнечном сплетении. Хатаке нехотя остановился, тяжело дыша, неуверенно посмотрел на раскрасневшуюся, словно наливное яблоко, девушку. Провел похолодевшими пальцами по её мягкой щеке, выискивая в искрящихся глазах ответ. Он же все правильно понял? Не ошибся?

Сакура ответила ему улыбкой и пылким объятием.

Этот день Копирующий ниндзя не забудет никогда. День, когда он стал по-настоящему счастливым.

Они встречались уже чуть больше двух лет, но делали это тайно, как на сверхсекретной миссии по ликвидации дайме. Это была единственная просьба Сакуры — сохранить их отношения в секрете. Она хотела рассказать об этом счастливом для неё событии своим верным друзьям, но решила промолчать. В тот вечер Наруто и Саске пригласили её в любимую Узумаки лавку старика Теучи и поделились с ней одним своим давним обещанием, которое вдруг захотели воплотить в жизнь. Её товарищи хотели покинуть родную Коноху ровно на год и отправиться в кругосветное путешествие… только вдвоем. Сакура все поняла и несомненно поддержала их. Её друзьям действительно нужно было многое утрясти между собой. Понять, наконец, друг друга, разобраться в самих себе, навестить могилы Итачи и Джираи. Отпустить то плохое прошлое, которое до этого мешало им, терзало их души. Тогда Сакура не стала говорить, перед такой тяжелой дорогой чужие чувства будут лишь помехой. А по их триумфальному возвращению она уже и позабыла об этом разговоре. Рассказывать же остальным у нее с самого начала не было никакого желания. Она не хотела лишнего шушуканья сплетников и недовольного брюзжания никогда не поддерживающей её матери. Счастье любит тишину.

Сакура давно посматривала на своего неизменного защитника и лет с шестнадцати в ней зародилось приятное, уже осознанное глубокое чувство. А как оно могло не появится, когда на любой миссии, в любой, даже в самой сложной ситуации она могла повернуть голову и увидеть крепкую широкую спину сенсея, готового рвать за неё глотки. Упади она, поскользнись, получи легкое ранение — Какаши тут же оказывался рядом: поднимал, поддерживал, лечил.

К Саске у нее была влюбленность, детская, потом подростковая, в общей сложности незрелая. После войны она сильно поумнела, стала более сдержанной, рассудительной, уже не так рьяно отстаивала свои позиции в нелепых девичьих спорах, предпочитая улыбчиво молчать и смотреть на всё со стороны. Всё больше уделяла внимание любимому делу и дорогим пациентам. И уже давным-давно не находила отголосков тех крышесносных чувств от равнодушного взгляда шаринганистых очей.

Учиха был создан не для неё, Сакура слишком поздно это поняла. Поняла и свой эгоизм, и насколько она была глупа, и как из-за нахлобученных «розовых очков» истязала всю команду: Наруто — бездушно требуя от него обещаний и не замечая его чувств к другу; Саске — мучая и докучая ему своей «любовью»; а самое главное — она обижала Какаши, который, не смотря на свои чувства, все терпел и позволял себе лишь иногда коснуться её головы в дружеском жесте, растрепать розовые локоны и сказать свое неизменное и немного грустное: «все будет хорошо».

Какаши с её условием о неразглашении их статуса согласился, но не сказал бы, что оно его не задело. Выходит, она стесняется их разницы в возрасте? Она боится осуждения? Сплетен? Хатаке боится задавать эти вопросы. Да и вообще стоит ли? Он должен упоенно благодарить небо за такой чудный подарок, а не претензии предъявлять. Не хочет Сакура, чтоб об этом знали — пусть, значит, так тому и быть. Главное, чтобы она была рядом, а остальное пустяки.

Хатаке думал так все эти два года и думал бы так и дальше, если бы не сцена в кабинете Сакуры, чуть не заставившая его устроить кровавое линчевание. Залетев по привычке в окно, чтоб спросить о состоянии попавшего недавно в реанимацию старого друга АНБУшника, Какаши увидел, как его женщину бессовестно обнимал какой-то наглый чунин-хорёк. Его костлявые пальцы своевольно лежали на пару сантиметров ниже дозволенного уровня спины, а полноватые губы тянулись к приоткрытым губам застывшего ирьерина.

Первый в этой ситуации от шока отошел сам «хорёк». Опасливо глянул на Копию и поспешил ретироваться. Джонин-сан очень вовремя зашел, вот прям как никогда вовремя, если бы не он, то лежать бы ему в ближайшую тройку недель в этом самом лазарете с покрошенными ребрами — Сакура-сан опасна в гневе. В следующий раз ему точно стоит начать с приглашения на свидание, а не слету лезть лобызаться.

Оставшиеся наедине возлюбленные молчали, минут пять в кабинете была до болезненного звона в ушах тишина, напряжение стало опасным, бешенство Какаши — материально ощутимым. Первой начала Сакура, ведь ей все же стоило объяснить, уверить своего мужчину, что ничего непотребного не случилось, и все, что он увидел, лишь досадное недоразумение. Слово за слово и простой, на первый взгляд, разговор стремительно перерос в оглушающий ор. Наружу всплывали и старые обиды, и глупые упреки — всё то, что могло посильнее ранить другого. У них и раньше бывали ссоры, но все они прекращались буквально через час при помощи старушки-кровати и нежных ласк. Такой скандал у них был впервые. Еще чуть-чуть и эта ругань решилась бы через щебечущее Райкири и активированную печать Бьякуго.

Очередное разрушение Конохи предотвратил, как бы это странно не прозвучало, Саске. Он пришел за чакравостанавливающими пилюлями для него и Наруто — тренировки у них не прекращаются ни на минуту, кто-то уж очень сильно хочет усадить свою царскую попу в кресло Хокаге. Посмотрел на тяжело дышащих товарищей и тактично уточнил, не помешал ли он. Те посмотрели на него, как на вновь вернувшуюся Кагую, и готовы были растерзать. Хваленая выдержка Учих не позволила Саске испуганно отпрянуть к стене, но вот инстинкты шиноби все же были сильнее — его рука уже зажимала рукоять куная. Разъяренный, как дикий буйвол, Хатаке молча выпрыгнул в распахнутое настежь окно, чуть не снеся с подоконника документы. Рассерженная Сакура, быстро вспомнив, зачем именно пришел друг, всунула ему в руки заранее приготовленный пакет и бесцеремонно выпихнула из кабинета, закрыв перед утонченным учиховским носом дверь.

Ступор, шок, недоумение — столько эмоций на лице Саске Наруто давно не видел.

Им бы успокоиться, побыть пару деньков врозь, подумать хорошенько, остыть… Но, как говориться, хер там плавал. К вечеру Какаши срочно был вызван в кабинет к Хокаге, в котором уже стояла игнорирующая его Сакура. Их ждала секретная миссия.

Все было просто и в то же время сложно: им нужно было забрать свиток у одного торгового купца из страны Земли, а взамен отдать свиток купца из страны Огня. Но на этом их задание не заканчивалось: им требовалось стать приманкой и помочь Шикамару, как бы это противно не звучало, вычислить, кто из своих сливает информацию третьей, очень заинтересованной стороне — купцу из страны Ветра. Так же, по добытым Нара данным стало известно, что им ещё придется вступить в схватку и уничтожить подосланных толстосумом наемников.

Если среди деревень шиноби и восстановился крепкий, нерушимый мир, то в политических интригах самих стран все еще продолжались разного рода несогласия и взрывоопасные трения.

Для такой важной миссии Тсунаде никого и не искала, она понимала, что настолько важное дело может доверить только им. Притом эти двое и так уже порядочно засиделись: Сакура вечно торчит в больнице или в академии шиноби — проводит курсы для подрастающего поколения; Какаши же помогает Ибики контролировать все дела в АНБУ и самолично просматривает дела поступающих новичков. Прогулка им не помешает, пускай разомнутся.

Ровно через час две невидимые тени покинули крепко спящую Коноху.

С той ночи прошло четыре дня. Свиток благополучно перекочевал в руки к вельможе, а шиноби получили другой взамен. Никаких церемоний, никаких ночевок — поздоровались, обменялись, попрощались и сразу же ушли.

Купец, надувшись индюком, буквально терпел присутствие шиноби и не желал обременять себя лживым дружелюбием. Из-за недавней войны у него были серьезные убытки, и он еле-еле восстановил свои дела до былого уровня, поэтому сейчас от вида этих воинов его носило, как дурного барана, от злости. Хотя услугами шиноби он пользовался регулярно. Вот такая вот ирония.

А вот Хатаке этот надменный осёл вообще был до фонаря. Делать ему нечего, как только разбираться в причинах дурного настроения заносчивой знати. У самого сейчас в голове каша.

До родного «Листа» оставалось всего полтора дня пути. В необъятных стволах и пышных кронах деревьев терялись теплые солнечные лучи, начинал подниматься прохладный ветер. Всю дорогу, ни Какаши, ни Сакура не проронили и слова — обида застряла в горле. Шли не спеша, как случайные попутчики. Но за долгую совместную службу они научились понимать друг друга и без слов — свернули вместе к лесной поляне, разожгли костер и плотно поужинали. А теперь вот сидят и думают, когда наконец прекратиться эта немая «забастовка» и кто вообще виноват в случившемся. В головах звенело лишь одно слово: «Оба». Не поняли друг друга, пошли на поводу у чувств, раздражение от каждодневной рутины и усталость подкинули дровишек в огонь, наговорили гадостей ни за что. И кому наговорили? Тому, кто любит больше жизни и всегда принимает? Ну это же идиотизм ведь какой-то!

«Не мужик — дебил конченый!», — отчитывал себя Хатаке, попутно подыскивая нужные слова для извинений. Злоба, конечно, выветрилась давно и слегка начинала грызть совесть. Ничего же ведь по сути не произошло, ну захотелось пареньку выпендриться и закадрить красивую девушку, дело-то молодое. Он сам в своё время не раз так нахрапом приставал к медсестричкам в госпитале. Да и Сакура повода для ревности не дала никакого, Какаши же заметил и сжатый кулак, и злые глаза, и предвкушающую улыбку, с которой она всегда неслась на противника в бою. И он ведь как старший, да и просто как мужчина, не имел никакого права орать на неё и раскидываться обвинениями не разобравшись. И куда спрашивается делся его хваленый самоконтроль?

Они не говорили чуть больше недели, а у Какаши уже начался самый настоящий «голод» по Сакуре. Он привык с ней разговаривать по вечерам: под приятный аккомпанемент травяного чая они вместе обсуждали техники или новые препараты, разбирали интересные сплетни, а иногда и просто молчали — тишина была уютной, теплой, приятной. После двух кровопролитных войн и бесконечных утрат друзей и близких, ему этот покой был необходим, как кислород. И Сакура его безвозмездно дарит. А их ночи… А их великолепные, полные страсти и чувственности ночи, которые только от мимолетного воспоминания о них заставляют в блаженстве закатывать глаза и выравнивать вскочивший пульс. Как ему теперь без всего этого жить?

О том же думала и Сакура. Вот какого хера она ступила и врубила тормоза? Не могла что ли сразу по саням съездить этому выскочке? К ней ведь и раньше подкатывали, и, слава Ками, Какаши об этом не знает, но заканчивались эти попытки сразу и насовсем, как только ухажёры видели её злые глазищи. А если и это не помогало, то тихое «проведу внеплановую кастрацию» окончательно отбивало охоту даже у самых настырных. Нет, ну вы подумайте! Разозлилась на этого сопляка-идиота, а наорала на Какаши. Ну не дура ли? Да и вообще, может уже пора отменить этот запрет о неразглашении? Они ведь любят друг друга, так пускай все знают, и плевать ей на их мнение с горы Хокаге. Пусть судачат, пусть перемывают кости, главное, чтобы у них больше не возникало подобных ссор, и Какаши больше не переживал по чем зря.

Тихий шорох заставил Сакуру вздрогнуть и поднять голову — совсем она что-то из реальности выпала. Замерла и опустила виновато глаза.

Какаши поднялся с насиженного места и, обойдя костер, присел рядом с ней на заваленное, поросшее мхом дерево. Заправил ей за ухо длинную розовую прядь, осторожно и очень аккуратно взял её за руку, нежно провел шершавым пальцем по костяшкам, как бы прося посмотреть на него. Сакура посмотрела.

— Ты не замерзла? — а хотел ведь сказать совсем другое.

Но, кажется, эти слова прозвучали куда лучше, чем банальное «прости». Под веками Сакуры начали закипать слезы, а губы сами собой разошлись в нежной улыбке. Она притулилась к мужскому плечу и положила на него голову. Довольно, как одомашненная кошка, потерлась щекой о грубую материю джонинского жилета. Остатки плохого настроения быстро испарились. Какаши всегда о ней заботится, чего только стоят подаренные им на их первый совместный новый год длинные шерстяные носки в полоску со смешными помпонами.

— Какаши, вот скажи мне, почему ты полюбил такую дуру? — в носу начинало покалывать. — Ты же о-го-го какой красавец, добрый, заботливый, а встречаешься со злым гномом, который вечно треплет тебе нервы.

— Ну, допустим, о том, что я красавец писаный, знаешь только ты, — Хатаке горделиво вздернул подбородок и поправил свою неизменную маску. Сакура усмехнулась. — И добрым и заботливым я бываю только с тобой. Что же еще? — потер пальцем подбородок и, сурово сдвинув брови, сделал вид серьезной задумчивости. — Ах, да! Я очень люблю гномов, ещё с детства. Они такие ворчливые, маленькие, но сила у них безграничная. Иной раз я просто поражаюсь, как ты бываешь на них похожа, а уж когда ты начинаешь мне трепать нервы или кричать, то тогда я прям ух как завожусь!

— Дурак, — девушка, посмеиваясь, легонько ударила Какаши по доверительно подставленному лбу. — Ну, а вот все же, я ведь никогда не задавала тебе этот вопрос, так что, будь другом, ответь мне. — Сакура чуть придвинулась и внимательно посмотрела в глаза своему мужчине. — Хатаке Какаши, за что ты меня любишь?

— За что? — мужчина посерьезнел и медленно перевел взгляд на усыпанное звездной крошкой небо, призадумался. Через полминуты он опустил голову и посмотрел в обворожительные, по-детски веселые глаза. — Наверное за то, что это ты, — просто ответил Какаши, качнув плечами. У Сакуры от этих слов перехватило дыхание. — Ты нежная, ласковая, мягонькая вся такая, что аж прям затискать хочется, — мужчина обхватил её руками и сильнее прижал к себе, потираясь щекой о мягкие розовые волосы. — Ты часто злишься и ругаешь меня, но я знаю, что так ты показываешь мне свою заботу. Причитаешь, что больше лечить не будешь, а у самой всегда руки дрожат, когда латаешь. Делаешь все настолько аккуратно, что даже шрамов не остается. В мое отсутствие часто забываешь поесть сама, но как только с миссии прихожу я, ты накрываешь шикарнейший стол и готовишь исключительно то, что мне нравится. Обнимаешь, целуешь, терпишь меня такого извращенца, когда я дразню тебя и читаю вслух книжки покойного Джираи. Да даже когда ты просто смотришь в мою сторону, мне уже хорошо. Так как я могу тебя не любить?

И вот как после этого она может что-то сказать? Тут даже пикнуть не получается, все легкие свернуло тяжелым удушающим спазмом. Слезы нескончаемой радости заструились по покрасневшим щекам, в душе было настолько тепло, что казалось накрыли пуховым одеялом.

Вот сидит он — большой, крепкий, сильный мужчина, о величии которого знают во всем свете, — и признается ей в любви: просто, зрело, по-взрослому рассудительно, без всех этих глупых вздохов, «ахов» и «охов». Какаши никогда не извергал красивых слов, не читал ей стихи, не дарил шикарных букетов цветов, не водил по дорогим заведениям; вместо этого он всегда заносил ей бенто, когда она забывала его дома, заставлял теплее одеваться в холодные дни, обязательно целовал в макушку по утрам, когда сам еще толком глаза не разлепил, помогал по дому и с тренировками, приходя с любой миссии всегда приносил ей какую-нибудь книгу по медицине или редкие засушенные травы. Не спрашивал, а всегда делал то, о чем она только подумает. Он…

— Я очень сильно тебя люблю, — надрывно прошептала розоволосая. Несколько соленых капель все же упало на мужские руки, и Сакура поспешила спрятать лицо — уткнулась в шею любимого и тихонечко вздыхала. Как маленькая, ей Ками.

— Э-э-эй, ты чего? — нежно прошептал Какаши. Расстегнул свой жилет и окутал его полами Сакуру, крепче зажимая её в объятиях.

— Ты всегда был рядом, а я… Почему я тебя раньше не замечала?

— Но теперь ведь я рядом.

— Да… И я никогда от тебя не уйду.

— А я тебя и не собираюсь отпускать, — ответил Хатаке, наклоняясь и целуя мягкие, чуть солоноватые губы любимой.

Костер весело потрескивал сухими веточками и распространял по лесу запах жженой древесины.

Они просидели так почти час. Молчали, глупо улыбались, обнимались, впитывали тепло друг друга и вспоминали далекое прошлое. Раньше они ведь по сути и не жили вовсе, так… существовали, как снулые рыбы в загрязненной реке. Тренировались, ели, спали и постоянно терпели хлесткие удары судьбы по лицу. Падали, вновь поднимались, но… Они толком не могли понять для чего все это делали. Долг, честь, совесть — да, несомненно, это важная составляющая их мира шиноби. Но! Что они хоть раз делали для себя самих, а не для других, не для народа деревни «Листа»? Что совершали такого, чтоб это приносило тепло и покой на душе? Множество бессонных ночей было проведено над рассуждением этой сложной загадки, и ответ всегда ускользал от них, как молочный туман под окнами дома в предрассветных сумерках. И вот теперь, когда их жизни накрепко соединились, судьбы туго переплелись, как корни деревьев в этом самом лесу, когда дыхание стало одно на двоих, когда пришёл годами разыскиваемый покой, они, наконец, поняли, для чего были созданы в этом жестоком мире. И ведь это оказалось до смешного простым ответом.

Люди порой всю жизнь слепыми кутятами рыщут по свету, стараясь найти ту самую путеводную нить судьбы, чтобы с её помощью разыскать свою потерянную половину и воссоединиться с ней. Многие её не находят и впадают от тоски в безумие. Какаши таких людей повстречал превеликое множество. Забуза, Хаку, Орочимару, Кабуто, Яхико, Конан, Нагато, Мадара… Обито. Он сам даже одно время полагал, что не выдержит, не дождется и его быстрее найдет острый клинок убийцы и пронзит прогнившее от многолетнего одиночества сердце. Но судьба та еще дрянь. Паскудная, своевольная, капризная баба, которая решила смилостивиться над ним убогим и лениво подшвырнула ногой под его блуждающую руку красную нить. И Хатаке за неё крепко ухватился и никогда больше не отпустит. Будет ранен, будет умирать, но всегда будет ползти по этой нити, на другом конце которой его всегда будет дожидаться его найденная половина. Его любимая девочка. Его Сакура.

К сожалению, все хорошее рано или поздно заканчивается. Какаши, стряхивая с себя вдруг накатившую сонливость, поднял вверх голову и лениво потянул носом. Тихо прошептал:

— Они здесь. Пора идти.

— Да, я знаю.

Сакура неохотно отпрянула от горячего тела и не спеша поправила форму. Какаши поднялся с нагретого места и потушил уже тлеющие угли ногой. Помог Сакуре надеть рюкзак и вместе с ней начал возвращаться к дороге, где их уже дожидалась небольшая группа нукенинов. Судя по отголоскам чакры, их не меньше семи человек, все в чинах не меньше джонина. Стало ясно, что схватка будет трудной и ожесточенной.

Идя за Хатаке буквально след в след, Сакура почувствовала непонятное, тягостное волнение в груди. Тело начинало неметь, будто из него понемногу ускользала душа. Голову на затылке зажимало, желудок скрутило узлом. Ей совершенно не хотелось туда идти. Нехорошее предчувствие мешало сконцентрироваться и настроиться на нужный лад. Странно, она раньше никогда так не нервничала. Так не пойдет, нужно успокоиться. Остановилась.

— Что случилось? — Копирующий остановился следом и с тревогой посмотрел на сжавшуюся нервным комком возлюбленную.

— Я не могу настроиться, мне кажется, что произойдет что-то нехорошее, — подрагивающие руки ухватились за собственные плечи.

— С чего ты взяла? — подошел вплотную и коснулся хрупкого плеча.

— У меня внутри что-то… не знаю… что-то тяжелое… — тряхнула потяжелевшими вмиг руками, словно избавляясь от тягучей, вязкой смолы.

Хатаке её прекрасно понял. У самого сейчас душа выворачивается на изнанку, с ним всегда это происходило, если рядом в бою была она. Но сейчас это волнение переросло в нечто совершенно других масштабов. Может быть это из-за того, что они стали еще ближе друг к другу?

Нежно обхватив ладонями лицо любимой, Какаши заставил её посмотреть ему в глаза. Улыбнулся и тихо прошептал:

— Все будет хорошо. — Чуть нагнулся и коснулся губами теплого лба, точно в фиолетовый ромбик печати Инфуин. — Я же с тобой.

Сакура вмиг успокоилась. Она ему верила. Всегда, безоговорочно. Если Какаши так говорит, то по-иному и быть не может. Это как клятва, закрепляющая их скорую победу.

Наконец, собравшись с силами, Харуно улыбнулась и уверенно кивнула. Они продолжили свой путь и уже через минуту стояли перед готовыми к атаке нукенинами. Но неожиданно, взгляд девушки привлекла выделяющаяся от общего скопа парочка отступников. Их она чувствовала плохо, потоки чакры были не такими обширными, однако холодный блеск в их глазах говорил о том, что именно в них будет заключаться главная проблема.

Ничего, скоро это все закончится, и они вновь смогут вернуться домой. Она подлечит Какаши, ведь он, как всегда, не жалея себя будет нестись на вражеский рожон, накормит его до отвала, помоется вместе с ним в теплом душе и ляжет рядом спать. Будет до утра смотреть на его спокойное, умиротворенное, спящее лицо и думать, что ей достался самый замечательный на свете мужчина. Мужчина, без которого она давным бы давно пропала.

Осталось только пережить эту холодную ночь.