И незаряженное ружье стреляет
Еще не закончилась Великая Отечественная война, с продуктами было плохо. Выживать нам помогала дичь, добытая папой на охоте.
Отопление в нашей квартире было печное. Телевизоров в то время еще не было и часто всей семьёй мы проводили вечера перед открытой дверцей горящей печки. Жгли уголь, сланцы, семечковую шелуху. Смотрели на огонь, грызли семечки, рассказывали житейские истории, анекдоты, обсуждали семейные дела и школьные новости, шутили. Никто не умел грызть семечки так, как папа. У него при этом борода из шелухи свисала от нижней губы почти до табуретки, на которой он сидел. Братишка Гена старался это скопировать, но у него ничего не получалось.
В тот день, как всегда, мы собрались у печки обменяться новостями и послушать папины охотничьи рассказы. Все уже сидели у огонька: кто на стуле, кто на табуретке, а мы с Геной — прямо на полу. Грызли семечки, смотрели на огонь, подсыпали из ведра в печурку семечковую шелуху. Только бабушка ещё продолжала хлопотать по хозяйству, то выходя на кухню, то возвращаясь в комнату.
Папа рассказывал про последнюю охоту на диких уток. Я реагировала на его рассказ очень эмоционально и, пытаясь наглядно показать, как все происходило, схватила ружье, стоящее в углу около печки, и, за неимением утки, прицелилась в ручку входной двери.
— Положи ружьё, — сделала мне замечание мама.
— Оно не заряжено, — успокоил ее папа.
Я, положив палец на спусковой крючок ружья, продолжала изображать то, о чем он рассказывал. В дверях появилась бабушка, держа в руках блюдо с пирожками. В этот момент я и нажала на курок…
К счастью, бабушка не пострадала. В полу прямо перед ее ногами зияла дыра, опаленная порохом. В последний момент, как будто кто-то дернул меня за руку, и я резко опустила ружьё дулом вниз. В самый последний миг.
Бабушка, постояв несколько минут в оцепенении, наконец, открыла глаза и, поглядев на меня, сказала:
— Дайте стрелку воды, вон как ее трясет. Да и мне не мешало бы водички выпить тоже.
Дедушка пододвинул табурет, чтоб она села. Нам принесли воды. Какое-то время все молча смотрели на бабушку, как на воскресшее чудо.
— Ангел хранитель спас тебя, детка, от убийства, — проговорила она, разглядывая дыру, образовавшуюся в полу возле ее ног. — Говорят, стоит он, невидимый, у каждого человека за правым плечом и, как может, охраняет от бед и верной смерти, — закончила она свою мысль.
Папа поднял ружье, повертел в руках.
— Хорошо помню, что разрядил его, — сказал он, недоуменно посмотрев на всех. — Тут что-то не так.
— Что не так? — вспыхнула мама. — Незаряженное ружье не стреляет. Ты просто забыл его разрядить.
Дедушка сердито посмотрел на папу. В комнате повисла гнетущая тишина. Даже огонь в печке перестал потрескивать.
Каждый переживал случившееся по-своему. Генка, сидел, сжавшись в комочек. Я видела, что он хочет что-то сказать, но боится.
— Папа не виноват! — вдруг всхлипывая, проговорил братишка. Все с удивлением посмотрели на него.
— Это я, когда дома никого не было, зарядил ружье. Хотел проверить, смогу или нет.
Мама ойкнула и всплеснула руками, бабушка укоризненно покачала головой.
— Я тоже хочу ездить на охоту, а меня не берут. Говорят, что маленький, — захлебываясь слезами, закончил Генка свое признание.
— Выдрать тебя за это надо, как сидорову козу, — проговорил сердито дедушка, подсыпая в печурку семечковую шелуху. Огонь, как равноправный участник события, потрещал немного и запылал с новой силой.
Папа облегченно вздохнул и вместо того, чтобы отругать Генку, погладив его по голове, произнес:
— Всему свое время, сынок! Молодец, что не побоялся сказать правду…
Ни меня, ни Генку наказывать не стали. Но обоим строго-настрого было запрещено брать в руки ружье.
Примечание: «Выдрать, как сидорову козу» – означает сильную, безжалостную порку.
#34470 в Проза
#19939 в Современная проза
#42340 в Разное
#3824 в Детская литература
Отредактировано: 28.02.2017