И в сумерках придёт рассвет

9 Скитания

А что же завтра? Завтра, без тебя,

Другие руки с той же самой болью.

Но я уйду, чтоб сделаться мудрей.

Потом вернусь в твои глаза обратно

С другого неба, с новым откровеньем,

Все с тем же взглядом, но с другой звезды,

С желаньем новым в старой оболочке;

Всей злостью и всей верностью вернусь,

Чтоб из пустыни сердца твоего

Вести борьбу жестокую с собою,

С предначертаньем собственной судьбы.

Затем с улыбкой шёлковую нитку

Перевяжу на пальце, а клубок

Твоей судьбы запрячу в складки платья.

Э.Сёдергран

Мара проснулась первой. На рассвете. Солнце ещё не встало над лесом, но яркая алая заря уже горела на востоке.

Она долго глядела на прекрасное лицо спящего Лиарина.

Ночь была волшебной, но на смену ей пришёл жестокий белый день. И теперь в лучах рассветного солнца всё казалось иначе. Тягостные мысли сменяли одна другую.

«Что будет теперь?» – задумалась Мара.

Страсти отбушевали, и разум требовал отчёта за вчерашний порыв чувств. Ей стало стыдно за то, что она сделала ночью. Мара попросту навязалась эльфу, и тот, конечно, поддался соблазну.

«Что будет, когда Лиарин проснётся?» – думала она, и на душе становилось всё темнее.

Что скажет эльф в первую очередь: «Здравствуй, любимая!» или спросит, чего она ждёт, ведь он дал ей всё, что она хотела?

Вчера он признался ей в любви, и много нежных слов слышала эта ночь, но что принесёт утро?

Вдруг он раскается, вдруг скажет, что всё было ошибкой, извинится и оставит её. Или вовсе прогонит прочь.

«Нет, этого не будет! – решила Мара. – Напрасно я позволила себе забыться. Я ему не пара. Но я тоже заслуживаю уважения. Я не стану ждать, когда меня прогонят. Уйду сама. Уйду прежде, чем меня об этом попросят».

Мара тихонько отодвинулась в сторону, отошла на цыпочках, оделась поспешно и остановилась.

«Но что, если он вправду любит меня? Быть может, мне разбудить его? И что дальше? Пусть так, но ведь сам не раз сказал: «Люди и эльфы не могут быть вместе!» Что мне уготовано? Какая роль? Я могу стать лишь его тайной любовницей. Но глупо полагать, что этот секрет не раскроется через день-другой. Разве что-то можно скрыть от народа Элдинэ с их мудростью, иным зрением и чутьём? И что тогда будет?»

Тогда её выгонят прочь с позором!

Что скажет ей князь Элиран? Вместо благодарности за кров, она разбила счастье его дочери. Что скажут все остальные? Она – чужая им. Она поймёт их ненависть.

Но Лиарин… Как он вынесет презрение и осуждение своего рода?

Они нарушила древний закон – мудрый закон, как понимала теперь Мара. Любовь эльфа и человека не может принести ничего, кроме боли и разочарований. Нигде – ни в Эльфийской Долине, ни в мире людей – не встретят они понимания, лишь осуждение!

«Нет, нет, нет, – окончательно решила Мара, – я уйду прямо сейчас! Ни за что не пожелаю я Лиарину участи изгоя. И не хочу, чтобы на меня смотрели как на причину всех бед эльфийского рода. Даже если он любит меня, я уйду, не прощаясь… Так будет легче. Пусть в памяти моей останется эта ночь и его сонное лицо, а не смущенные попытки объясниться, или жестокие слова о роковой ошибке».

Мара крепче затянула шнуровку на голубом платье.

«Я слишком задержалась здесь. К хорошему легко привыкнуть. Мне даже стало казаться, что я могу быть счастлива, могу быть с ним, моим Лиарином».

У белых камней она замерла, оглянулась, борясь с почти непреодолимым желанием вернуться и хотя бы поцеловать эльфа на прощание. Но так она могла разбудить его…

И Мара, не оглядываясь больше, поспешила прочь – к Мраморной площадке, где закончились празднества, и не было ни души, а затем в свой шатёр.

Она торопилась – опасалась, что кто-нибудь проснётся и остановит её. Особенно пугала мысль, что это будет Лиарин, и ей придётся-таки объясняться с ним.

Мара сняла голубое платье – подарок Элинэль. Она не знала, куда теперь заведёт её судьба, но подозревала, что это вряд ли будет место, достойное этого наряда. Эльфийское платье было слишком вычурным и богатым дли мира бродяг. И Мара справедливо решила, что её деревенские одежды более подойдут для того, чтобы идти куда глаза глядят.

Итак, переодевшись в свою клетчатую шерстяную юбку и блузу со шнуровкой на груди, взяв кошель с серебром – подарок эльфийской княжеской семьи, Джалина собралась уходить, когда сзади раздался голос.

– Ты уходишь, Эрсель?

Мара вздрогнула и обернулась.

– Здравствуй, Лиадран! – сказала она, увидев у входа младшую дочь Великого князя. – Да, ухожу.

– Почему так поспешно, утром? Что-то случилось? – удивилась Лиадран.

– Нет. Просто я не люблю слёзных расставаний. Не знаю, как для эльфов, но мне будет очень трудно прощаться со многими из вас. Я прекрасно жила здесь, но пора и честь знать. Вежливый гость должен чувствовать, когда ему пора уходить, и не испытывать терпение хозяев.

– Это ты верно решила, – согласилась Лиадран. – Извини, что я говорю это! Но так и есть… Люди очень редко появлялись в Элтлантисе. И никто из них не жил здесь так долго, как ты. Ты нарушаешь извечный порядок Эльфийской Долины своим присутствием здесь. Прости, я слишком прямолинейна, но уж такая есть. Жаль, что ты не споёшь своих песен на нашей с Лиарином свадьбе! Мне нравился твой голос…

Маре стало смешно: Лиадран даже сейчас не упустила возможности подчеркнуть свои права на эльфийского князя.