И Завтра Солнце Пусть Взойдет

1

********

Глава1

Сашка очнулся уже под утро. Тусклый рассвет прорывался сквозь небольшое грязное окошко и ложился серыми пятнами на бетонный пол. Он застонал и попробовал пошевелиться. Было больно и холодно. Очень холодно. Тело промерзло до костей, все таки февраль на дворе. Оттепель, и снег уже начал подтаивать.

Сашка попробовал перевернуться на спину, он лежал скрючившись на боку, но боль в груди заставила его задержать дыхание и замереть. Ни рук, ни ног не чувствовал. Видел он плохо. Кровь, стекшая на лицо, слепила в сосульки волосы, закрывшие ему глаза. Некоторое время еще полежав и прислушиваясь, как в тело, в каждую его клеточку, режущей пульсацией возвращается чувствительность, он, наконец, решился – подтянул онемевшие руки ко рту и стал понемногу зубами разрывать скотч, которым они были стянуты. Это было долго. На дворе уже во всю полыхало ярким пламенем утро, когда он, наконец избавился от пут и кое-как поднялся на ноги. Одежды нигде не было. Сашка, держась за бок, доковылял до двери и, охнув, потянул ручку на себя, потом толкнул. Дверь явно была заперта снаружи.

С трудом дыша, он все же огляделся. Какая-то старая пыльная заброшка, то ли сарай, то ли гараж. Единственое небольшое окно находилось невысоко над полом. Если бы повыше, то шансов выбраться отсюда у него бы гораздо поубавилось. Сарай, или что там это такое, был пустой. Сашка подобрал с пола отколовшийся кусок бетона и стал выбивать стекло. Получилось не сразу. Вылезал он, задыхаясь от боли и порядком ободрав кожу о старую деревянную раму и застрявшие в ней осколки. Шмотки нашлись во дворе в снегу под кустом в нескольких метрах от двери, которую подпирала толстая ржавая труба. Там же валялись и его ботинки. Это, как он и думал, был старый сарай на заброшенной усадьбе где-то на окраине, а где именно, еще не понял.

За то время, что добирался до ближайшей больницы, он несколько раз впадал в состояние близкое к обмороку.

На санпропускнику ему помогли раздеться до пояса и, перед тем, как сделать рентген, пожилая санитарка аккуратно стерла с него кровь. Мыть голову не стали, просто состригли слипшиеся волосы и зашили рассеченную кожу на макушке.

Сашка провалялся в больнице почти три недели. Одно ребро было сломано, на другом трещина и сотрясение мозга в результате удара острым предметом. Это не считая ссадин и порезов. На третий день после того, как в одной из палат его уложили на специальную койку, предварительно очень туго перетянув эластичными бинтами грудную клетку, у Сашки поднялась температура. Надо отдать должное врачам этой небольшой районной больницы. Вспыхнувшее в результате переохлаждения воспаление легких было успешно погашено еще на начальной стадии.

Через несколько дней, после утреннего обхода, когда Сашка, обколотый антибиотиками и обезболивающими, лежал на кровати у окна и тупо смотрел в потолок, к нему пришли из полиции. Главврач, все-таки, сообщил куда надо о нанесении тяжких телесных гражданину Шевчуку восемнадцати лет отроду. На вопросы мента о том, кто и при каких обстоятельствах его избил и будет ли он писать заявление, Сашка ровным, безэмоциональным голосом отвечал, что напали на него какие-то отморозки на улице, точнее, в переулке, хотели денег. Он не дал, завязалась драка. Свидетелей все равно нет, поэтому писать заявление не будет. На этом их разговор и закончился. Мент, счастливо избежавший явного висяка, пожелал Сашке скорейшего выздоровления и ушел, оставив того лежать с ощущением тоскливой, тягучей пустоты в сердце. Он не понимал, как ему жить дальше. О том, что с ним произошло, Сашка не думал. Точнее, события того вечера как будто бы дымкой покрылись. Не с ним и , вообще, очень далеко. Ему было бы гораздо легче, если бы не боли в животе и в паху. Он наотрез отказался от судна, которое приносила санитарка, молодая еще женщина. Предпочитал по нужде ходить самостоятельно, хотя с койки сползал с большим трудом. Закрывшись в холодном и тесном больничном туалете, со страхом и отчаянием смотрел на посиневшие и сильно опухшие свои мужские органы и кусал губы, чтобы не стонать, когда ходил в туалет. Это было настоящей пыткой.

Если бы не ребята из универа, которые поначалу звонили, а потом и нагрянули в палату, принеся с собой запах апельсинов, яблок и весны, было бы вообще намного хуже. Студенты, они в любых обстоятельствах студенты. Это особое племя. Шумные, неугомонные, веселые. Шлепнули ему на перетянутую грудь конверт с деньгами – группа собрала на лечение, бросили на тумбочку у кровати пакет с фруктами и совсем замучили расспросами. Что да как, да кто его избил? Сашка, отшучиваясь, рассказал им то же, что и полицейскому.

После двадцать третьего ему позвонила мать и отчитала за то, что он не поздравил отца с днем советской армии. Сашке пришлось оправдываться, но он неожиданно для себя понял, что не чувствует того, что обычно чувствовал в таких случаях – вины и желания все исправить, чтобы родители были им довольны. Он не стал ничего ей рассказывать, вообще ничего.

В середине марта его выписали из больницы. В общаге он в первый же день столкнулся с Юркой Ешкиным. Это произошло на кухне, когда там никого не было, все сидели на парах в универе. Юрка подошел к нему и тихо сказал,

- Не надо было ерепениться, ничего бы и не было.

При этом никакого чувства вины на его круглой физиономии не наблюдалось. И Сашка сорвался. Коротко, без замаха, как учил брат, он с левой влепил ему в лицо. Второго удара сделать не успел – на кухню заглянул кто-то из девчонок и поднял визг. Это Сашку отрезвило. Юрка встал, вытирая кровь из разбитых губ и молча вышел. А Сашка как будто бы проснулся. Не то, что бы он ничего не помнил, нет, конечно. И память, и рассудок были в целости и сохранности. Но мозг, оберегая этот самый рассудок, сделал интересный финт, напрочь убрав из памяти эмоции, оставив только подернутые дымкой нечеткие картинки. Теперь же встряска в результате встречи с Юркой убрала этот защитный барьер, и на Сашку в одночасье обрушилось все – и яркие воспоминания, и сопутствующие им эмоции, которые рвали душу и сердце в клочья.