Идеал в сахарной пудре

Идеал в сахарной пудре

Семейный вечер у камина

- Довольно странный способ самоубийства для дамы, - заметил Штольман, удивленно приподняв брови.
-Да-с, и дело весьма деликатное-с. Дама сия принадлежала к высшему обществу, поэтому было решено, что расследование данного инцидента должен заниматься не просто один из лучших сыщиков Петербурга, но, в первую очередь, человек, чья деликатность в подобных вопросах известна... вот так-с. 
- Весьма польщен вашим доверием, - вежливо ответил Штольман. Он уже представил себе, как должно выглядеть тело усопшей после такого способа самоубийства, и понимал, что улучшению его аппетита это никак не поспособствует.
- А могу я узнать, - осведомился он, - свидетели происшествия имеются?
- Увы, нет. 
- Таким образом, самоубийство под вопросом. То ли это сделала она сама; то ли ей... помогли; то ли убили в другом месте и другим способом, а потом уже мертвое тело перенесли и, желая что-то скрыть, пристроили туда, куда пристроили, - задумчиво произнес Штольман.
- Да-с, и ваше дело – докопаться до истины, - подвело итог Высокое Начальство.
Делать было нечего. Штольман с досадой бросил взгляд в огромное окно начальственного кабинета, за которым резвилась типичная петербургская погода, а именно – холодный мелкий дождь в сопровождении злющего порывистого ветра. Сверху душу давит свинцовое небо, а дополняет ощущение бесприютности липкая изморось, сама заползающая в рукава пальто. Сначала выезд на место происшествия, а потом – опросы всех, к этому причастных... Служба есть служба.
Слава богу, вечер оказался гораздо лучше утра. Прозябший насквозь от промозглой сырости, он мечтал о горячей ванне и горячем ужине – и, по возвращении домой, обнаружил, что все это заботливо приготовлено к его приходу. Это было хорошо; еще лучше было то, что за ужином любимая жена, сидя за столом напротив, смотрела на него тем особенным теплым взглядом, которым умела смотреть только она.
Когда же после ужина он уселся на мягком диванчике перед жарко пылающим камином, а жена, пристроившись рядом, положила голову ему на плечо, он пришел к мысли, что этот мир небезнадежен.
- Любите смотреть на огонь? – тихо спросила Анна.
- Кто ж не любит – вы тоже, наверное, любите, - отвечал он, и этот простой разговор вдруг показался ему очень значительным и красивым. Внезапно стало легче дышать, словно что-то разжалось внутри, и он кончиками пальцев погладил руку Анны.
- Да... смотрите, вон там похоже на корабль,- проговорила она, улыбаясь и указывая рукой на огонь.
- Похоже, - согласился он.
Они помолчали.
- У вас неприятности на службе? – промурлыкала вдруг она мягким голосом, полным нежного сочувствия, и Штольман еще раз подивился тому, как чутко она улавливает малейшие нюансы его настроения.
- Да нет, неприятностей нет, - успокоил он ее. – Просто дело мне поручили... не слишком приятное.
- А что за дело?
- То ли самоубийство, то ли убийство. Жертва – дама из высшего общества. Пока все запутанно.
Анна подняла на него глаза.
- А может, мне вызвать ее дух и спросить, что с нею произошло? Скажите мне ее имя, и я, возможно, что-то узнаю...
Штольман молчал, глядя в огонь. Внезапно он задал вопрос:
- А в каком виде они к вам приходят, эти призраки? 
- То есть? – удивилась Анна.
- Ну – вы видите их такими, какими они были при жизни? Или – такими, какими стали уже после смерти? Если человека, к примеру, зарезали – вы его видите в крови... или как?
- По-разному, - задумчиво произнесла Анна. - Иногда так, иногда этак... Но чаще, конечно, такими, как после смерти... С ранами, в крови, - Анна вздохнула.
- Тогда не надо – не стоит ее вызывать, - твердо сказал Штольман.
- Но почему «лучше не надо»? – Анна смотрела на мужа во все глаза. – Я же хочу вам помочь, Яков Платонович. Вы что – не хотите моей помощи?
- Хочу, - ответил он просто. – Но это – особый случай.
- То есть?
- Эта дама, - выговорил он медленно и четко, - бросилась под поезд. Мне страшно даже описывать вам то, что от нее осталось, - он прикрыл глаза рукой, а затем покачал головой, как бы избавляясь от наваждения, - Так что я даже и не знаю, в каком виде она к вам явится...
- Господи, - прошептала Анна, бросая на Штольмана взгляд, исполненный сочувствия. – А почему она это сделала?
- Ушла от мужа, жила с любовником, кстати – в последние месяцы употребляла морфий. А что потом – неизвестно. То ли сама от каких-то невзгод кинулась под поезд, то ли ее кто-то толкнул, – Штольман пожал плечами.
- Бедняжка, - голос Анны был полон сочувствия.
Затем она удобно пристроила ножки в домашних туфельках на медную каминную решетку, предоставив мужу возможность любоваться на то, как мило белые чулочки обтягивают изящные щиколотки. И пока он не без удовольствия предавался этому занятию, она глядела на огонь, прищурившись и явно о чем-то размышляя.
- Она была красивая? – спросила Анна внезапно.
Штольман усмехнулся, покачав головой. Женщины, ах, женщины. Стоит упомянуть в их присутствии другую даму – хоть соперницу, хоть несчастную жертву криминальной хроники – первым делом последует вопрос о внешности, ибо это для них – вопрос первый и самый насущный. Почитая свою супругу умнейшей из всех женщин, когда-либо им встреченных, он не мог не улыбнуться этой милой дамской слабости.
- Вот, - он протянул Анне карточку, извлеченную из внутреннего кармана сюртука. – Взял в доме ее мужа, снимок сделан два года назад.
Протягивая Анне снимок, Штольман мысленно увидел перед собой мужа покойной дамы, с которым имел днем непродолжительную беседу. Чопорный, сдержанно-высокомерный, муж этот говорил, холодно чеканя каждое слово:
- Полагаю, вам известны все сплетни, окружающие этот… недостойный скандал, в который я был ввергнут моей покойной супругой. Последний год об этом в свете только и говорили, - он плотно, с гримасой отвращения сжал губы.
- В течение последних двух лет я находился в провинции, поэтому не в курсе каких бы то ни было сплетен, - возразил Штольман.
- Моя супруга, - г-н Аренин дернул щекой, - оставила меня, и нашего совместного сына ради того, чтобы уйти к своему любовнику, г-ну Бронскому. Могу заявить вам, что она была порочная, бездушная женщина. Как христианин, я скорблю о ее смерти, но должен заявить, что она сделала все, чтобы прийти к такому, вполне закономерному финалу. Жернова господни… да-с. Поверьте, я достаточно перестрадал еще при ее жизни, и теперь, после ее кончины, этот разговор мне крайне тягостен. Не смею вас задерживать, - он величественно кивнул головой, давая понять Штольману, что аудиенция закончена.
- Примите мои соболезнования, - холодно ответил Штольман, направляясь к двери. Супруг покойной дамы произвел на него не слишком приятное впечатление.
Теперь он смотрел, как пальчики Анны осторожно касались фотографии. Затаив дыхание, она вглядывалась в снимок…
С фотографического портрета на нее глядела женщина редкой красоты. Роскошные темные волосы ее были уложены в невероятно сложную прическу, украшенную куафюрой из фиалок, и впридачу к этому – каким-то пышным белым перышком неведомой птицы. Ее платье из тюля на атласном чехле представляло собою что-то очень замысловатое, с декором из воланов, розеток, вышивки – но все эти чудеса сложной и хитрой отделки были сделаны так искусно, что не бросались в глаза сами по себе, а только подчеркивали очарование и прелесть дамы. Большие влажные глаза красавицы имели трогательно-детское выражение, как если бы говоря недоуменно: «Как же вы мне говорите, что это невозможно, если я этого хочу!». 
Подпись под фото гласила: «Аренина Анна Аркадьевна». 
Общее впечатление, которое производила дама – невероятной ухоженности, привычки к комфорту и роскоши, но главное – главное... тут Анна не могла сформулировать даже для себя... 
Внезапно Анна глубоко вздохнула – у Штольмана, который наблюдал за ней внимательно, это пробудило живой интерес. Он хорошо знал этот глубокий, почти неслышный вздох – верный признак, что ее что-то взволновало...
- Вы что-то заметили? – заинтересовался он. – Что именно?
- Сама пока не поняла, - отвечала Анна растерянно, - но что-то тут не так! По-моему, это – ну никак не самоубийство...
- Женская интуиция? – улыбнулся Штольман.
Анна сделала гримаску, собираясь было разразиться целой речью по поводу того, что женская интуиция есть вещь серьезная, но внезапно обнаружила, что рука мужа вкрадчиво обвила ее талию, а дыхание его стало глубоким и тяжелым.
- А сейчас ваша интуиция вам ничего не говорит? – прошептал он тихо и интимно, касаясь губами ее нежного ушка.
Собственно, все было прекрасно понятно безо всякой интуиции – Анна была готова замурлыкать от удовольствия. Потянувшись к мужу всем телом, она шепнула только одно слово:
- Да...