Идеальная мелодия

2

Глава 3.

Воздух в темном подвале настолько сперт, что я с трудом дышу. Но только возможность дышать еще доказывает мне, что я мало того, что жива, так еще и не брежу.
Парень, Стивен, если я верно помню, кажется еще более мертвым, чем я. Он с такой яркой отрешенностью наблюдает за тем, как предводитель местных меломанов что-то помешивает в баночке, что, боюсь, сейчас упадет на пол, чтобы рассыпаться на множество расползающихся в разные стороны осколков.
Но, все же, он мужественно стоит, лишь поднося иногда правую руку к лицу, сжимая пухловатые щеки большим и третьим пальцами. Иногда после этого он пару раз покусывает второй, широко открывая при этом и без того довольно крупные глаза. Кто угодно увидел бы, что он нервничает. И неудивительно - он, логик, торчит в незнакомом помещении с незнакомой девушкой, которую, должно быть, разыскивает полиция, и ждет, пока ей смоют метку, говорящую о ее принадлежности к одной из наиболее осуждаемой сект.
Старик, добродушно пропустивший нас сюда, только увидав мою метку, что-то бормочет, продолжая мешать содержимое банки маленькой изящной ложечкой.
- Тебе повезло, - говорит он, наконец, обращаясь, вероятно, ко мне, - твою метку делали небрежно, ее еще можно удалить. Это будет больно, немного, но больно.  Потерпишь?
Как будто этот вопрос нуждается в ответе. Но я все же киваю.
Он подходит ко мне, отодвигает своей дряхлой холодной рукой мою волосы, снимает шарф, обнажая метку. От его прикосновений становится совсем не по себе. Я паникую, но стараюсь не подавать вида. Тяжело. Он капает на метку немного странной смеси, которая обжигает мою кожу, заставляя пронзительно вскрикнуть и отстраниться от этого странного меломана. Он улыбается, будто радуясь тому, что причинил мне боль. Я злюсь, как злилась бы свобода, угоди она в этот мир, полный запретов. Стивен это, кажется, замечает, а потому подходит чуть ближе, но продолжает молчать и бесчувственно, будто стена, глядеть вперед.
Старик продолжает улыбаться, а затем говорит:
- Простите. Я не хотел причинить вам боль. Позвольте проверить состояние метки.
Киваю. Я сегодня почти кукла-маятник.
И, пока он протирает горящую кожу прохладной тряпочкой, спрашивает:
- А вы не знаете, что там за пожар был, левее по уровню?
Я, конечно же, не совсем понимаю, что он имеет в виду под словами "левее по уровню", но Стивен, хриплым голосом разочарованного в жизни человека отвечает:
- Скорее назад по уровню. Мусорный склад, - замолкая на пару секунд, он добавляет, - Склады никогда не горят.
И на испещренном морщинами лице меломана появляется не только еще более радостная улыбка, но и вполне юношеский румянец. Он перестает казаться столь уж безобразно старым - теперь он просто странный немолодой человек. Он так радуется чему-то, что совсем забывает про мою метку, хоть и смотрит прямо на то, что осталось от нее.
- Какой смысл в поджоге? - довольно кратко и логично спрашивает он, продолжив все же протирать мою шею.
И Стивен, почти не раздумывая, отвечает:
- Высказать протест. Показать, что в хаосе и нелогичности есть смысл и красота. Они просто не понимают, что понятия "красота" более не существует. Они просто не хотят верить в то, что они лишись шанса на спасение. Они ищут его в пустоте.
И его слова настолько не свойственны, по-моему, для логика, что я совсем перестаю понимать, каким законам и правилам подчиняется окружающая меня логичная реальность.
- Почему же? Шанс есть всегда. Его ведь нашла основательница нашей секты долгие годы назад.
- Мало кто помнит о ней сейчас.
И это, действительно, так. Героический, но безумный поступок Лючии - той великой женщины, что поступилась собственными интересами ради создания закрытого общества тех, кому дорога музыка, более того, сумела не испугаться угрозы смерти, уничтожила себя ради распространения своих идей.
Я всегда мечтала быть похожей на нее.
И потому просто не могу позволить даже моему спасителю пренебрегать ее существованием.
- Она объединила нас. Она выразила протест, на долгие годы подарив многим людям смысл жизни. А есть ли этот смысл у тебя?
Он настолько безэмоционален, что я даже начинаю сомневаться в его принадлежности к человеческому роду. Но затем понимаю, что мы просто слишком разные. Что он просто привык прятать все свои эмоции, закрывать их за семью печатями логики и разумности. Неразумно выражать эмоции, я почти уверена в этом.
Неловкое молчание нарушает старик. И лучше бы не нарушал - его голос меня порядочно раздражает - он напоминает поскрипывание давно не смазанной двери, а более жуткие звуки еще поискать стоит, на мой взгляд.
- Не спорьте. Вы настолько разные, что обязаны найти общий язык.
Он настолько нелогичен, что даже я смогла бы прожить в городе лучше, чем он.
Когда мне совсем надоедает стоять в тишине и терпеть прикосновения к коже, мои мучения, наконец, заканчиваются, и старик подводит меня, и любопытствующего Стивена к зеркалу.
Метки больше нет. Никто не смог бы, посмотрев на меня, распознать во мне жалкого сектанта, недочеловека, убогого нелогика. Отлично.
Даже Стивен, кажется, доволен. И он долго-долго благодарит старика, рассыпаясь в таких благодарностях, которых я никак бы не ожидала услышать от логичного, немногословного и умного человека.
- Пошли, - говорит он, хватая меня за руку и вытаскивая к двери. Теперь я вижу и на нем шляпу – видимо, тоже у старика попросил. Он ловит мой взгляд на шляпе, добродушно улыбается и снимает ее.
- Нам нужно поменяться. Я привык к своей, - и я неуверенно снимаю свою, протягивая ему. Парень с такой радостью глядит на родную шляпу, что я тоже заулыбалась - впервые со времени побега из дома. Из дома. Как давно я о нем не вспоминала...
Наверное, я должна испытывать невероятную усталость. Я испытываю ее.
- Пошли, - я сама пытаюсь немного потащить его вперед, надеясь рано или поздно добраться до невыносимо желанного места отдыха.
***
Логичность возвращается. Во всем есть смысл и цель. Все верно, единственно верно.
И ничего, что в какой-то момент я едва не вступился за сектантов - со мной все в порядке. Не в порядке только то, что я должен помочь девушке.
Мы как раз выходим из подвала, и пыльный воздух нижнего уровня наполняет меня сомнениями. Бросить ее после всего проделанного - нелогично. Но ее некуда отвести, никто не приютит меня. Кроме меня, естественно. Но родители.
И СКЛ. Если только прознают, что я помогаю сектанкте - расстрел.
Совсем темно. Даже искусственное освещение, имитирующее для несчастных изгоев солнце, выключено. Фонари работают в 20% случаях, пожалуй. Нелогично.
Девушка молчит, устало ступая по мостовой, я плетусь рядом, пытаясь придумать ей спасение. Не менее нелогично.
Но если сказать покровителям, что она - такой же начинающий эколог как и я, что тогда? Никто не потребует от нее рассказов, ей только и нужно, что помолчать. И с этим, надеюсь, она справится.
Надежда - глупое чувство.
- Мелоди, куда? - спрашиваю, когда мы подходим к очередному подъему на верхние уровни. Она же ничего не знает, и не понимает, наверное, как важно ответить на этот вопрос именно сейчас.
- Я... Я не знаю.. - неловко, глупо, панически нелогично отвечает она, заставляя что-то внутри меня разозлиться. Я подавляю это чувство, но оно слишком велико, так как слишком велика бездна между нами.
Я останавливаюсь, указывая поднятыми руками на подъемник.
- Ты можешь остаться здесь, скрываться и ждать чьей-то помощи. А можешь попробовать притвориться логиком и пойти со мной.
Она медлит совсем недолго и нервно, ужасно кивает.
И я взбегаю вверх по лестнице, провожу картой среднего жителя по считывающему устройству и, поджидая Мелоди, придерживаю открывшуюся дверь.
- Проходи, - шепчу ей я, подталкивая вперед. И в голосе моем сквозят те же нервные нотки, что я так ненавижу. Но, все же, я логичен.
Ей страшно - вижу это по нервным движениям, неловким вздохам и дрожащим рукам. Она сейчас - будто ходячее пособие для биологов - человек нелогичный.
Нужно рассказать ей мой план.
- Смотри, - от первого слова она вздрагивает, но быстро приходит в себя и устремляет на меня полный надежд взгляд, - сейчас мы придем ко мне домой. Я не далеко от него ушел, нам повезло - доберемся быстро. Далее, тебе предстоит небольшое испытание - там мои родители. Просто молчи. Все, что тебе потребуется сказать - "Здравствуйте". И не вздумай даже слова обронить.
Она согласно кивает. Следовательно, мне нечего бояться. Хотя чего я вообще боюсь? Меня можно оправдать.
Безусловно, можно. И даже следует.
Выход на уровень F - не озирайся, штырь - обойди его, ступени - всегда одно и тоже число. Все логично в этом совершенном мире.
Дверь квартиры - невнятные щелчки - открывается. Вот и все - все хорошо.
-Здравствуйте, - хором говорим мы. И это плохо. Она не учла логичной последовательности голосов. Но плохо не это, плохо то, что про эту логичную последовательность забыл я.
Родители, полагаю, удивлены, но виду не подают. Конечно, они же боятся так же, как и я. Боятся оказаться запертыми в клетках СКЛ, боятся смерти. Как глупо - бояться смерти на мертвой планете.
- Кто? - наконец, вопрошают они.
- Эколог. Совместная работа. Пара дней-ночей.
Кивок и все. Отлично. В логике есть большое преимущество - никто не нуждается в дополнительных вопросах и информации. Важно лишь немного, но то, что действительно важно. Я просто не могу представить себе мир, существующий по другим правилам и принципам.
И, что страшно, я не могу назвать ее по имени - оно выдаст сектантку связью с музыкой. Еще один мой просчет. Но это неудивительно - я не привык к нелогичным поступкам, вот и не могу облачить их в логичные одеяния.
- Пошли, - говорю вместо этого я и помогаю Мелоди пройти в свою комнату.
Комната настолько пустая, что я, внезапно осознав этот ее недостаток, сбрасываю на пол покрывало и одну из трех подушек. Конечно, законы логики запрещают спать на четном числе подушек, а я не могу спать только на одной, но... Я и так пожертвовал сегодня и своим удобством, и своей законопослушности.
Она недоуменно наблюдает за тем, как я сооружаю ей на полу постель, изредка неловко отводя взгляд. Она настолько неловка, что я поражаюсь. Нельзя.
- Спасибо.
Я не буду отвечать - в самом деле, зачем? Благодарности давно никому не требуются, и мне в первую очередь. Это только пустые слова, не более того. Лучше бы она сказала, что придумала, куда пойдет дальше. Ведь я совершенно не представляю, куда. И не представляю, как ее дальше скрывать - пройдет пара дней, и что?
Но сейчас лучше не думать о будущем. Все мои планы должны относиться лишь к реальности.
Звонок. Да, нельзя забывать о реальности, у меня же учеба. На экране телефона - важная и краткая информация. Послезавтра в 12.48 по времени уровня K - распределение по специальностям. Я узнаю, что светит мне в будущем.
И это возвращает мне нормальное видение мира. Предметы на своих местах, числа в голове на своих местах, мысли - там же.
- Может, поговорим? - сам предлагаю девушке, зная, что это противозаконно.
Она снова кивает - в который раз со времени нашего знакомства, интересно – и, улыбаясь, отвечает:
- Конечно. Расскажи мне, пожалуйста, как ты живешь? Я всегда так хотела понять суть жизни логиков... - в ее глазах - мечтательность.
И я начинаю долгий, незаконный, но, надеюсь, логичный, рассказ.
***
- В нашем мире нет места нелогичности, - звонким шепотом говорит Стивен, отвечая на мой вопрос, - мы всегда подчиняемся его основному правилу - совершаем только то, в чем однозначно видим логику. Возможно, многие правила покажутся тебе странными и не подчиняющимися никакой логике. Но ты сектант, тебе никогда не понять того чувства, что вызывают в нас четкие ряды цифр, логичные последовательные выражения, идеальная одноцветность мира.
Он усаживается на кровать, расправляя на ней складки, и продолжает:
- Каждому из нас при рождении дается собственный шифр, код, позволяющий нам пользоваться позволенными нам благами цивилизации. Он недлинный, обычно, так как идет в сочетании с именем. Так, например, мой код - 2319. Но он не всегда будет у меня - когда я получу специальность, к этому номеру добавятся еще несколько цифр - код моего рода деятельности. Получив специальность, я навсегда покину этот дом, переехав в кварталы, в которых будут жить люди со схожими умениями и способностями. Из их числа мне выберут жену - сам я только соглашаюсь или не соглашаюсь с предложенной кандидатурой. Хотя, ходят слухи, несогласных расстреливают за неповиновению Плану.
И это так удивительно, что я опускаюсь на созданную им для меня постель, чтобы ничего не упустить из-за мыслей о неудобствах стоячего положении. Подумать только - они не могут даже сами выбрать, кого любить! А как же нежность и забота? Как вырастают их дети, окруженные атмосферой злобы и недоверия? Как?!
- Что еще навязывает вам логика? - перебивать его, конечно, не охота, но приходится - как же иначе я сумею погрузиться в их удивительно нелогичный логичный мир.
- Всё, - кратко и добродушно отвечает Стивен, хотя я и думала, что его озлобит этот вопрос. "Злобы не существует в этом мире"- проносится при этом в моей голове. - Она от рождения и до смерти отдает нам приказы. Любой нелогичный поступок карается смертью. Эмоции нелогично, чувства нелогичны, мысли нелогичны. То, что я говорю тебе сейчас - также нелогично. Поскольку нелогичен любой бунт против устоявшейся системы, от создания которой начинается наше летоисчисление, от создания которой изменилось все.
Он говорит такими странными и нелогичными словами, что я снова и снова понимаю, насколько безумным решением был мой побег. И в самом деле - полноценный логик никогда бы н приютил меня у себя. А неполноценный только еще больше запутает меня и запутается сам. Хотя, возможно, все хорошо. И то, как он говорит - нормально и логично. Просто он добрый, а доброта должна была остаться в его душе, несмотря на всю его вечнологичную жизнь.
- Планета уничтожена. Животные вымерли, растения исчезли, даже последние водоемы стремительно пересыхают. Еще немного и количество искусственно производимого кислорода не хватит для того, чтобы удовлетворять потребности всего человечества. И тогда уничтожат нижние уровни, уничтожат, наверное, до самого L или выше. Я обречен. И вы тоже обречены.
Он обреченно опускает голову, будто пытаясь защитить меня от панической безысходности, спрятанной во взгляде. Но я успеваю ее уловить и наполниться глубоким разочарованием.
- Мы просто заплатили за жизнь свободой, - по возможности небрежно пытаюсь утешить Стивена. Конечно, подобное утешение не из лучших, но лучше снова вернуть его к разговору, чем оставить разглядывать серый пол.
- Мы заплатили небом, - угрюмо говорит парень, - Когда я в последний раз видел настоящее солнце, а не его заменители? Лишь пару раз оно приходило ко мне, пробившись сквозь толщу небоскребов и потолков уровней. Только самый высокий класс его видит. И воздух у них чище. Я так хотел бы побывать на уровне Z, увидеть солнце во всем его великолепии, узнать все, что от меня скрывали, увидеть правительство и их надменные лица. Но я так боюсь, что там ничего нет. Что солнце - всего лишь легенда, придуманная для глупых детишек, что верхние уровни - та же легенда, чтобы они стремились чего-то добиться и оказаться однажды там. Но ничего нет. Никто ничего не добьется, никто никогда не будет счастлив.
Он так раздавлен, так опечален и разбит, что я невольно пересаживаюсь к нему, чтобы приобнять и поддержать. От моего прикосновения он вздрагивает, чуть отшатываясь, будто от чего-то опасного, но затем расслабляется и продолжает говорить. И я знаю, что мне нужно молчать. А ему нужно выговориться.
- Я никогда так много не говорил за раз, как сегодня. Я всегда боялся слов, боялся их силы. И боялся того, что однажды пойму, что смысл жизни - не в науке.
И тут я уже могу вставить словечко:
- Смысл жизни в доброте и взаимопомощи?
Он будто впадает в ступор, будто перебирает в голове множество разрозненных фактов, что неминуемо приведут его к положительному ответу на мой вопрос.
- Да?
- И это нужно донести до всего мира?
Он кивает. Видимо, запас его слов истощился и он не может больше нормально говорить. Оно и к лучшему - такой разговор может запросто привести к тому, что он решит, что поступает совсем уж нелогично, спасая меня, и попросит уйти. И в таком случае я буду, конечно, рада тому, что совершила благородный поступок в виде спасения чужой логичности, но буду весьма разочарована тем, что останусь без чьей-либо поддержки.
- А как жить без логики? - он все же не хочет молчать.
И этот вопрос буквально выбивает землю из-под моих ног - я не знаю, как я жила. Я только помнила события, но не помнила чувств. Только разочарование от того, что логики нет, а раз нет логики, то нет понимания того, что прятаться неразумно, что нужно выйти и попробовать изменить что-то в человеческих душах, как давным-давно изменила основательница нашей секты. Жаль она умерла слишком рано, не успев объяснить своим последователям необходимость распространения своего учения.
- Странно, наверное, - говорю, - можно делать все, что угодно, но нельзя ничего. Постоянно какие-то маленькие, но ощутимые, запреты. Церемонии, песни, музыка. Странный мир, правда. Думаю, если бы ты там оказался, ты бы и дня не выдержал в том нелогичном и непоследовательном непостоянстве.
- Мир должен меняться. Лучше, когда он делает это постоянно.
- Но плохо, когда он меняется из-за правил.
Стивен кивает. Он серьезен. Наконец, он встает, из-за чего я неловко убираю руки, будто и не пыталась обнять его, и с сомнением глядя на меня, говорит:
- Как изменить мир?
***
Она так смотрит на меня, что хочется быстро посчитать в уме что-то невероятно сложное. Но нельзя. Хотя бы потому, что она заметит мою увлеченность чем-то другим, а объяснять нелогику, зачем логику вычисления - тяжело и нелогично.
Потому я только считаю в уме. Как всегда - до 115. Останавливаюсь, не позволяя себе увлечь себя дальше в пучину чисел, и повторяю вопрос:
- Как?
Теперь она реагирует. Она сидит так близко, что я слышу, как прерывисто бьется ее сердце, представляю в голове кривую его биения, успокаиваюсь. Любопытно, она не знает, что ответить, или не знает, как это сформулировать в логически верное выражение?
- Искусством? - вопросом отвечает Мелоди.
И тут я вынужден согласиться. Если наш мир стал таким, каким он является ныне, по причине исчезновения музыки, скульптуры, поэзии и рисования, то исправить его можно было бы, пожалуй, вернув все на место. Но как? Как убедить нынешних логичных людей в том, что важна не только наука, что основа нашего выживания лежит в гармонии между прекрасным и логичным?
И даже если ответом является "Никак", не стоит сдаваться.
- Но как убедить людей им восхищаться?
- Важно не убеждение. Достаточно только окунуться в искусство, познать, что такое прекрасное, и убеждать уже не надо. Надо только показать.
И в этом, пожалуй, главная беда человечества. Как показать то, что давно уничтожено?
И зачем?
Что я делаю? Где моя логичность? Почему я пытаюсь помочь революционерке? И главное, почему сам пытаюсь самого себя в это втянуть? Остановись, Стивен.
Мысли вновь приобретают четкий и ровный порядок. Еще не поздно опомниться.
- Все бесполезно. Нам не спасти этот мир. Он неплох и так. Логика всесильна. Ее нельзя уничтожать.
В глазах Мелоди разочарование. Такое глубокое, что она сама в нем, полагаю, утонула, прежде, чем поглядела на меня. Но я не виноват - лишь констатирую факты.
И добавляю, дабы хоть каким-то образом уничтожить повисшую в воздухе неловкость:
- Девушка, которая основала вашу секту. Кто она?
Мелоди хмурится, брови ее создают такой непривычный угол, что я понимаю, как мне не хватало всегда в людях эмоциональности. Нелогично.
- Лючия, - говорит она совершенно непонятное слово, и лишь моя логичность позволяет мне предположить, что это имя, - Она никогда не пыталась ничего изменить. Она просто хотела помочь тем, кто никогда не видел прекрасного.
Говорят, она прожила до 16 лет спокойным логиком, не склонным ни к каким, даже мысленным, преступлениям. Никто не знает, что ее изменило, никто не знает, как прошло ее становление, как нелогика, но, в конце концов, она объединила вокруг себя логиков, желающих услышать музыку. Они услышали ее. Сначала, находя старые, почти разломанные инструменты и ремонтируя их, затем, создавая что-то свое. Я не знаю, когда появился самый главный смысл жизни любого меломана, но он появился.
Существует легенда об идеальной мелодии. Она гласит о том, что где-то за пределами привычной звуковой гармонии и привычных звуков есть нечто такое, что способно изменить человеческие души, подарить высшее наслаждение и стать лучшим, потому что безвредным, наркотиком. И долгие годы все меломаны мучаются и пытаются отыскать ее. Мне кажется, что это лишь легенда, но, мало ли... - Мелоди останавливается.
На самом деле, все это крайне любопытно. Никогда бы не подумал, что меломаны не просто бесцельно сочиняют и любят музыку, а стремятся к какой-то высшей цели. Они явно чуть приподнялись в моих глазах, став чуть логичнее, чуть обаятельнее, чуть... роднее?
- А ты пыталась?
Она пожимает плечами, будто не совсем понимает, что всю жизнь делала, а затем говорит:
- Наверное. Не припомню, чтобы делала это намеренно, но так или иначе, играя, я часто думала о том, что, возможно, где-то совсем близко витает идеальная мелодия. Тогда же я подумала о том, что она у всех разная. Не может быть так, чтобы каждый любил что-то одно. Все люди разные, слишком разные, хоть ваше правительство и пытается доказать обратное, своим логичным устройством. Но каждый из нас и вас - личность.
Она не объединяет нас в общую группу. Удивительно. Она полагает, что логики совсем не те люди, что она? Считает ли она нас вообще людьми?
Из-за стены доносится шум, от которого сердце падает пятки - родители в соседней комнате. Мы могли говорить слишком громко. Они могли подслушивать.
Хотя, зачем? Это ведь слишком нелогично. Не только подслушивать, но даже полагать, что твой сын мог нарушить великое правило логичности, мог сидеть и обсуждать с сектанткой планы по изменению мира, а затем слушать ее рассказы о прошлом и секте.
Никто никогда не поверил бы в то, что примерный ученик, будущий эколог и неподражаемый логик, способен на нечто подобное.
И потому у меня есть алиби.
- Пора спать, - максимально тихо окликаю Мелоди. - Утром молчи. Ни слова. Я все покажу. Пока я не проснусь - не вставай. Удобства - за стеной, - рукой указываю на стеклянную ручку-панель. Нажмешь - откроется. Все поймешь.
Она снова пугается. Неудивительно - ей, должно быть, очень тяжело. Вдали от дома, вдали от всего, что ей привычно... Почему?
- Почему ты в городе?
Она снова пожимает плечами, снова становится неловкой, пугаясь при этом еще больше.
- Я просто хотела увидеть ваш мир. Потому что мне надоел мой. Потому что важна гармония. И сердца важнее умов.
"Гармония". Она права.
- Ночи, Мелоди, - привычно говорю я, уже не пугаясь ее имени. Никто даже не подумает, что оно связано с музыкой - оно обычное.
- Ночи? - неуверенно отвечает девушка.
Мир засыпает.