Пролог

Пятнадцатое зимнее альта 134 года

Девушка была мертва.

В этом не было никаких сомнений. Вельм опустился в рыхлый снег, пропитавшийся красным, и приложил два пальца к жилке на шее – ничего. Впрочем, неудивительно: обнажённую спину, залитую кровью, явно насквозь пронзила тяжёлая стрела с дивным чёрным оперением – длинные, словно покрытые лаком перья, казались острыми, как лезвия. Сперва Вельм брезгливо, с отвращением коснулся гладкого смертоносного древка и только потом – шеи убитой девушки, сдвинул в сторону тёмные пряди, влажные, слипшиеся – снег под девушкой подтаял от крови. Кровавый след тянулся по снегу с десяток аршей, вероятно, несколько щепотей она сумела проползти.

Кожа её была бледной до синевы, но ещё горячей. Не тёплой, а горячей, лихорадочно-жаркой. Сколько она успела пролежать здесь, в снегу, обнажённая? Кровь на груди уже запеклась.

Тело должно было остыть, хоть немного.

Вельм покачал головой. Преследуя совейра – как окрестили вороватую нечисть, не брезгующую, судя по всему, и людоедством, деревенские – он опрометчиво забрёл дальше, чем обычно, и никаких встреч не ожидал. Серая зона – густые, совсем дикие хвойные леса разделяли исконные обжитые территории людей и проклятые земли верфов.

И тем, и другим путь сюда был заказан.

Стоило оставить девушку здесь. Копать стылую землю ради безымянного трупа на закате – дурная и глупая идея. Вельм давно понял, что бесплатное благородство не имеет никакого смысла. У него с собой ни лопаты, ни плоскореза, ни кирки, максимум, что он может сделать – завернуть её тело в плащ.

Впрочем, для зубов хищников плащ помехой не станет.

Но она была такой горячей…

На несколько аршей вокруг не было никаких человеческих следов, только кровавая полоса, едва различимая в полумраке, а ещё стёртые волчьи следы. Почему же девушку не тронули? Возможно, это он спугнул мерзких хищников.

Вельм не любил волков.

Ведец снова покачал головой, бросил котомку прямо на снег, стянул перчатки и осторожно перевернул девушку на бок. Так и есть – стрела прошла насквозь и как минимум проткнула лёгкое, грудь не вздымалась, не было слышно хриплого дыхания... Вероятнее всего, было задето и сердце, неведомый убийца своё дело знал. Раздел жертву – Вельму даже не хотелось думать, как и зачем – и погнал её сюда. Понимал, стервец, что здесь найдут её не скоро, не боялся гнева богов и людского суда. Ведец взялся двумя пальцами за влажный от крови наконечник, прикрыл глаза, сосредоточился, дожидаясь ответа от дерева – и с хрустом обломил. После чего снова осторожно положил девушку на снег лицом вниз и резким движением выдернул гладкое древко стрелы.

Девушка мертва, ей это уже не повредит. Стрела же, очевидно, проклята, он чувствовал – что-то с ней не так, хотя на стороннего человека проклятие не должно было подействовать. В таком случае стоило как можно быстрее от неё избавиться – проклятый предмет может отравить землю на несколько аршей вокруг.

…Кровотечения не было. Обломки стрелы Вельм сложил в котомку – вернётся домой и сожжёт по всем правилам.

Руки ведца легли на завязки плаща на шее, и в этот момент тело девушки прошила судорога, она захрипела, выгнулась дугой и открыла безумные глаза с апельсиново-жёлтыми склерами и неестественно огромными чёрными зрачками.

Вельм отшатнулся, но девушка уже обмякла, подтянув колени к груди, смежила веки. Несколько секунд мужчина смотрел на неё, настороженный, готовый как к бою, так и к отступлению. Потёр застарелые шрамы на щеке, как всегда напомнившие о себе неприятным зудом в минуты полнейшей растерянности. А потом наклонился, стянул-таки плащ и завернул в него девушку. Не без усилий взвалил её на плечо – возможно, следовало обращаться с раненой бережнее, но раз уж ни стрела в груди, ни её грубое извлечение не помешали ей выжить…

Вельм шёл, проваливаясь в снег по колено, чувствуя, как хитрые красные глазки совейра буравят его спину. Сегодня твари несказанно повезло, и, возможно, она была достаточно разумна, чтобы понимать это.

***

Не снятые должным образом с двери защитные чары лопнули, как слишком плотная паутина, с жалобным, только ему слышимым треньканьем. Вельм подошёл к кровати и уложил на неё свою пылающую жаром ношу, предварительно сдвинув в сторону лоскутное одеяло. Его не слишком-то волновала чистота и сохранность простыни и пододеяльника, а вот одеяло шила Дара, и это была единственная её вещь, которую он взял с собой из прошлой жизни в новую. Память о ней.

Потряс круглый стеклянный светень – заговорённая жидкость внутри недовольно вспыхнула белым холодным светом. Не удовлетворившись этим, зажёг ещё пару свечек – в комнате резко запахло дешёвым воском, зато стало светлее.

Неожиданную находку стоило рассмотреть.

Прежде всего – рану. В ранах и целительстве он был не великий знаток, но даже если по какой-то счастливой случайности стрела не задела сердце… После той грубой процедуры извлечения стрелы живая девчонка должна была истечь кровью. Надо бы промыть, обработать… Но две круглые раны, под левой грудью и между лопаток, затянулись ещё там, в лесу, к возвращению домой покрылись плотной и сухой бордовой коркой, и он мог бы поклясться памятью Дары, что никакого воспалительного процесса под ними нет.

Удостоверившись, что девушка дышит, он рассмотрел её всю. Совсем молоденькая, худощавая, но тело сильное, не изнеженная городская барышня – и в то же время кожа чистая, без синяков, царапин и ссадин. Чёрные густые волосы идут волнами, тёмные брови четко очерчены – опять же, редкость для деревенских. Развитая грудь с тёмно-розовыми сосками контрастировала с безволосым гладким треугольником между ног. Вельм отвёл взгляд и накинул одеяло – не то, обычное – на обнажённое тело. За исключением жара, впрочем, не проступившего, как оно водится, красными пятнами на щеках и лбу, девчонка теперь казалась совершенно здоровой.

…и этого просто не могло быть.

Если она каким-то чудом выжила со стрелой в груди, он, Вельм, должен был добить её своим глупым безотчётным порывом. Впрочем, возможно, её берегло проклятие – а в том, что девушку прокляли, он не сомневался, её конвульсии после извлечения стрелы подтверждали догадку. Заговорённая стрела одновременно и убивала жертву, и парадоксально берегла жертву от смерти по иным, сопутствующим причинам – от переохлаждения или заражения. Он слышал о чём-то таком.