Иеремия

Проклятый Принц 1

Он пробудился от долгого сна больше похожего на смерть, хотя для всего остального мира он и так был уже мертв. Его сон растянулся сначала на месяцы, затем на годы и как-то уж совсем незаметно перетек в столетия. Над его могилой сменялись эпохи, проносились песчаные бури, и даже земля меняла свой облик, а он все спал и спал. Во сне он видел совсем чужие ему миры, ни на кого не похожих людей и нелюдей. В этом же сне он мог летать и его прозрачные крылья уносили его далеко-далеко от места, где он был погребен своими врагами, обреченный на вечное заточение. И все, что ему оставалось ‒ это воспоминания.

Но даже это он понял не сразу, пытаясь осознать глубину своего падения и оттуда, словно из черного омута забвения, стали всплывать образы его прошлой жизни. А вместе с ними пришли боль, ярость и голод. Не обычный голод, который мучил простых людей, а огромный, безумный демон, которого он носил в себе несколько последних десятилетий. Демон, который пожирал его изнутри, заставляя убивать вновь и вновь. И лишь испробовав крови своих жертв, он затихал на некоторое время.

Со временем ему удалось обуздать это чудовище, сидевшее в нем, но при этом он совсем позабыл, что такое быть человеком. И он сам стал тем, о ком слышал страшные истории еще в детстве. Тем, кого жители пустыни называли рэйкшья, что значит — Проклятый солнцем. Почти бессмертный, получеловек-полудемон. А ведь все могло быть совсем по-другому. И вот уже бесчувственная память услужливо подбрасывает ему череду образов из его прошлой, человеческой жизни.

Вот он совсем еще мальчик, с темной бронзовой кожей, в набедренной повязке, расшитой бисером. Его обритая наголо голова весело блестит в лучах солнца. С ее левой стороны висит единственный локон, украшенный тяжелым золотым браслетом. Он видит себя гуляющим по дворцу, а слуги и евнухи всюду сопровождают его. Он смеется и бьет их бамбуковой палкой по угодливо согнутым спинам. Из окон дворца видно бескрайнее желтое море пустыни и белый раскаленный шар солнца.

Он же, чуть постарше, стоит во внутреннем дворике. В его руках странный изогнутый меч, а старый ветеран, украшенный множеством шрамов, обучает его премудростям фехтования, довольно скалясь всякий раз, когда мальчишка отражает его атаки.

Вот он, уже совсем взрослый юноша, сбегает ночью из дворца в город, полный дурманящих запахов свободы – запретного лотоса, боли и чувственных наслаждений. Его путь лежит в Квартал Удовольствий, в котором живет его тайная любовница – Маншу-ки. Он будет пить зеленое заморское вино и заниматься любовью до утра. А с первыми лучами солнца он вернется во дворец, чтобы его грозный отец не узнал о тайном увлечении сына. Он даже поежился, представив, что сделает с ним фараон. Но, с другой стороны, пряный привкус риска и свободы будоражил кровь.

По толстым лианам плюща, покрывшему густым ковром всю стену Дома Наслаждений, принц покидает Маншу-ки и уверенным шагом направляется в сторону дворца. Вдалеке от дома он мог позволить себе быть самим собой, хоть на краткий миг не подчиняться суровому дворцовому этикету. Опьяненный свободой, он не замечает бродягу, вышедшего из полумрака подворотни и лишь в какой-то момент понимает, что он не один.

‒ Молодой господин. – Загнусавил нищий. – Помогите старому человеку.

‒ Чего тебе?! – Резко спрашивает принц, напуганный внезапным появлением нищего оборванца.

‒ Пара медяков наполнила бы мой желудок, молодой господин. – Старик, а когда он подошел ближе, это стало заметно, горбился. Нищий был одет в ужасные лохмотья, от него несло давно немытым телом и нечистотами. Рука, которую он протягивал, сильно дрожала и была покрыта струпьями.

Незаметно переведя дух, юноша делает шаг, вперед опуская в ладонь старика серебряный дирхем:

‒ Держи, старик!

‒ Да возблагодарит тебя милосердная богиня Луны, принц! – Рука старика со скоростью змеи смыкается на запястье молодого человека. Не обделенному силой юноше кажется, что его рука попала в тиски. Издав мерзкий смешок, старик стал подтягивать его к себе, действуя нарочито медленно. Зазвенев, упала монета, но принц в этот миг, отчаянно боровшийся за свою жизнь, не обратил на это внимание. Выхватив спрятанный за поясом кинжал, он с отчаянным криком вонзает его в грудь старика. В ответ ‒ смех, больше напоминающий смех гиены. Из груди старика не пролилось ни капли крови, он только еще ближе подтянул к себе юношу, и тут принц увидел вблизи глаза старика. Колени его подогнулись, и он на миг даже перестал сопротивляться – в глазах нищего старика плескались озера тьмы.

‒ Рэйкшья! – Едва вымолвили побелевшие губы.

‒ Он самый. – Личина старика стекла, словно воск, обнажая нестарое еще лицо вполне зрелого мужчины, совершенно не похожего на жителей империи. Тонкие бескровные губы раздвинулись в хищном оскале, обнажая изрядные клыки.

‒ Тебе просто не повезло, мой юный господин. – Не лишенным приятных ноток голосом произнес незнакомец. Юноша немного пришел в себя и еще раз всадил кинжал в грудь рэйкшьи. Хохотнув, тот одной рукой вытащил лезвие:

‒ А ты не трус. Это хорошо, смелость делает кровь вкуснее. – С этими словами рэйкшья, сломив последнее сопротивление юноши, запрокинул ему голову и вонзил в шею клыки. Мир вокруг полыхнул красным, а затем принц провалился в спасительную темноту и, наверное, умер.

Он так и не понял, сколько времени он провел тогда без сознания. Когда он пришел в себя, повсюду царила ночь, а он, связанный и одетый в траурные одежды, лежал на высоком помосте посреди пустыни. Обряд Прощания с предками требовал оставить тело умершего из царского рода на одну ночь в оазисе Ис-эль-Фазис, чтобы их душа была признана ранее умершими. Само погребение проводилось на следующий день.