Игра в дракошки-мышки

Часть первая. "Преступление и наказание". Глава 1. "Преступление"

Часть 1

Преступление и наказание

Когда делаешь шаг с обрыва,

жизнь моментально принимает

очень четкое направление.

Терри Пратчетт

Глава 1

Преступление

Малыш тихонько сопел во сне. Он лежал на животе в кроватке, похожей на гнездышко, – круглой, с высокими плетеными краями. Лапки поджаты, а хвостик вытянут и забавно подрагивает.

Я стояла рядом, не шевелясь и почти не дыша. Никогда раньше не видела новорожденных. Какой же он хорошенький и милый! Аккуратная мордочка, крохотный гребешок, бугорки на месте крылышек. Светлая чешуя слегка отливает сиреневым.

Браслет жег запястье, напоминая, зачем я здесь. Зябко повела плечами. Потерла ладони, пытаясь их согреть.

Надо торопиться, мать оставила малыша ненадолго.

Надо ли?

Сглотнула, борясь с подступившей тошнотой. Отступила назад, и тут же острая боль ударила в висок. На глазах выступили слезы. Шаг вперед – и боль отпустила, оставляя во рту горечь.

Надо.

– Маленький, иди ко мне.

Словно в тумане, я потянулась к дракончику и взяла его на руки, осторожно придерживая головку. Теперь активировать телепорт и бежать. Рука потянулась к браслету. Пальцы коснулись ледяной поверхности кристалла.

Нет!  Не сейчас.

Голову словно стянуло раскаленным обручем.

Не сейчас!

Я разозлилась, настаивая на своем. Непослушание тут же было наказано приступом боли. Безумной, мучительной, слепящей.

Не сейчас!

Я пошатнулась и вцепилась одной рукой в край кроватки.

Не отдам!

И жар неожиданно сменился приятной прохладой. Боль исчезла.

Отдышавшись, прислушалась, не идет ли мать. Погладила малыша по спинке, лаская мягкие, бархатные чешуйки. Нежно прикоснулась губами к основанию гребешка.

Малыш сладко чмокнул губами, завозился, а потом доверчиво уткнулся носом в плечо. От него пахло молоком. Как он похож на сына! Конечно, не внешне. Ян – обычный человеческий ребенок.

Я уже поняла, что не смогу обменять одну жизнь на другую.

Прости, сынок. Мне тебя не спасти.

– Положи. Его. На место.

Наконец-то! Я медленно развернулась на голос. По меркам драконов Мира считалась миниатюрной: я запомнила ее изящной милой девочкой, примерно одного роста со мной. Чешуя цвета топленого молока, гребешок кокетливой завитушкой, почти прозрачные крылья. Сейчас же она возвышалась надо мной, грозно сверкая глазами. Побелевший от гнева гребень топорщился, ноздри раздувались, вбирая воздух, расправленные крылья подрагивали от напряжения. Когти в боевой готовности – выпущены из мягких подушечек пальцев на всю длину. Длинный хвост нервно постукивал по полу.

– Туда. Быстро.

Не отрывая от меня взгляда, Мира ткнула лапой в сторону кроватки. Меня зазнобило от ее тона, яростного и безжалостного.

Я осторожно положила так и не проснувшегося дракончика в кроватку и не удержалась, погладила пальцем его хвостик. Будь счастлив, малыш.

Снова повернулась к Мире и сделала два нетвердых шага в ее сторону. Драконица схватила меня за шиворот и поволокла из детской.

– Мира, я не…

– Убью! – пообещала драконица, выталкивая в соседнюю комнату мое обмякшее тело.

Первый же удар подтвердил, что она намерена исполнить угрозу. Передней лапой наотмашь по лицу. Я чудом успела отклониться, но когти все же пропороли щеку. И тут же удар хвостом по ногам, с захватом, и резкий рывок. Я не удержалась и упала, закричав от боли. Мира орудовала хвостом, как кнутом, нанося резкие удары, разрывая одежду, рассекая кожу. Я давилась криком, не делая попыток встать или уползти, только машинально прикрывала руками голову.

– Мира! Прекрати немедленно!

– Остановите ее!

– Мира, Лесс проснулся!

– Мира, она всего лишь человек! Подумай, что будет с ребенком, если ты забьешь ее до смерти!

Сквозь боль я едва различала испуганные голоса. Папа? Мама? Олле? Нет, не останавливайте ее! Я хочу умереть! Я… хочу…

Голоса, резкие и раздраженные. И слов не разобрать. Я с трудом приходила в себя, собираясь воедино, как будто во время обморока рассыпалась на тысячу осколков. Прислушалась, цепляясь за обрывки фраз, как за якорь.

–  …место в тюрьме… Я настаиваю…

– Замолчи, Ренни!

– …предупреждала, ваша любовь к человечке…

Жива. Лойи всемогущий, почему мне не дали умереть?

Навряд ли мне мерещится противный голос тетушки Ренни, сестры мамы Али. Только она всегда называла меня «человечка».

В ушах шумит, и звуки кажутся приглушенными. Открывать глаза было страшно, шевелиться тоже. Я прислушалась к ощущениям – боли нет. Зато тут же скрутило от воспоминаний: беспомощный Ян, которого уже никто не спасет.

– Ренни, ее поступок не останется безнаказанным, – пробасил папа Кир, – если тебя это успокоит. Но девочку нужно вылечить, прежде чем…

– Зачем? – взвизгнула тетушка. – Зачем ее лечить, если ее казнят? Немедленно сообщить о преступлении! И пусть ее забирают!

– Да за что ее казнить? – возмутился Олле. – За глупость?

– Она нарушила закон, сынок, – устало ответил папа Кир. – Ты же знаешь, людям запрещено приближаться к нашим новорожденным. И мы вправе казнить любого, кто нарушит запрет. Причина не важна.