Игра в полнолуние

Глава 1 (начало)

Девушка в золотистом концертном платье стояла за кулисой, опираясь на белую трость. Распахнутая синева ее глаз была странно-неподвижной, сосредоточенное лицо — бледным от волнения. Темные волосы, обтекая лоб, спускались на полуобнаженные плечи. Над чуть вздернутой верхней губой белел тонкий шрамик.

Пожилой конферансье, которого она держала под руку, сочувственно сжал ее пальцы. Суетливо и быстро, как суслик, выглядывающий из норы, он зыркнул из-за кулисы в сумрак зрительного зала. Углядев в единственном занятом кресле представительного мужчину лет пятидесяти, шепнул спутнице:

— Пришел, буржуин! Ты запомни: в партере сидит, почти посередке. Будешь кланяться — знай, куда, — деловито инструктировал он. И вдруг опасливо добавил: — Ох, Лерочка, что-то душа болит... Убей меня, не верю я этим меценатам! 

— Дядь Вась, не пугай ты меня, пожалуйста! — зашептала девушка, еще сильнее вцепляясь в рукав его смокинга, надетого в «неконцертный» день ради выступления племянницы. — Как хоть он выглядит? Не злой?

— Да черт его знает... Торба с деньгами. Как говорили у нас во Львове, фасад солидный – а шо за ним, не видно, — ответил дядя Вася. И добавил с сомнением: — Может, не связываться, а? Может, сами справимся?

Она коротко вдохнула, тонкие пальцы, нырнув в декольте, извлекли комок кружевного платочка. Валерия прижала его ко рту, замерла, словно пытаясь унять бурю, бушующую внутри. И решительно сказала:

— Нет уж, веди. Только объявляй помедленнее.

Бережно поддерживая под руку, он повел ее к роялю. Пианистка ступала нетвердо, щупала путь белой тростью, кончик которой метался по полу, как испуганный птенец. Подойдя к инструменту, Валерия оперлась на него, отпустив руку дяди. Незаметно погладила глянцевый бок рояля. Он был как ручной кит — большой, таивший в себе невероятную мощь. И, как всегда, это прикосновение придало ей сил.

Она услышала, как конферансье сделал шажок вперед. Старательно откашлявшись, объявил, перемежая слова торжественными паузами:

— Людвиг! Ван! Бетховен! Соната. Номер четырнадцать. Лун-на-я. Исполняет Валерия Краузе.

Шагнув назад, он мягко, чтобы не испугать прикосновением, взял племянницу за плечо и усадил за рояль. Пианистка провела пальцами по вискам, заправляя пряди волос за уши. Выпрямилась; на шее блеснул серебряный крестик. Узкая ступня в концертной туфельке нащупала педаль.

...Единственный зритель — меценат Савва Аркадьевич Шерман, нежно любивший шансон и оттого всегда зевавший в филармонии — терпел ее приготовления, сидя в сумраке зала, как в кабаке: широко расставив ноги, по-свойски расстегнув пиджак и пуговицу брюк. Его костюм из натуральной шерсти был того благородно-синего цвета, который, несомненно, имеет название — но известное далеко не каждому. Аквамариновая рубашка, обтянув надутое послеобеденное пузо, складкой легла под грудью. В манжетах разинули пасти запонки в форме бульдожьих голов. Да и сам меценат походил на бульдога: он был широколиц, с толстыми обвисшими щеками и темной бородой-эспаньолкой, обтекавшей губы. Рот его расслабленно изгибался книзу, под прикрытыми веками томилась скука. Но интерес охотника ожил в сонных глазах, как только пианистка скользнула ладонями по черно-белой душе рояля.

Кончики ее пальцев дрогнули, поклонились клавишам, призывая далекий гром первого аккорда — и темный зал отозвался, ахнул, полной грудью вдыхая музыку. Вызвав триаду звуков, Валерия повторила ее, повела выше. Чем дальше текла река мелодии, тем требовательнее становились руки. Отражаясь от стен и потолка, загустевая в пустоте зала, голос рояля заполнял собой всё. И вот уже плещет и дробится в хрустальном звоне набравшая полную силу музыка.

Рояль говорил, сильно и мощно, и история чьей-то жизни, льющаяся из него, неожиданно тронула Шермана. Его правая рука шевельнулась сама по себе, пальцы побежали по невидимым клавишам, вторя движениям пианистки. Это был знак, тайная и самая верная примета продюсера, указывающая на перспективного музыканта. Меценат вздернул бровь, и, поправив лацканы пиджака, сел прямо.

А Валерия уже играла presto agitato*. Мелодия билась, швыряя в ночь грохот финальных аккордов. Руки пианистки в последний раз взлетели над клавишами — и упали на колени обессилевшими птицами, пересекшими бурный океан.

______________

*presto agitato - заключительная часть "Лунной сонаты"